— Теперь да. А краснолюд что?
— Не заговаривайте с ним вообще. Переговоры я беру на себя. А вас он должен считать теми, которые не болтают, а работают мечами. Сделайте грозные мины.
Делать грозные мины не понадобилось. Одни из присматривавшихся к ним горняков быстро отводили глаза, другие замирали, раскрыв рты. Оказавшиеся у них на пути спешили уступить дорогу. Геральт догадывался почему. На лице Кагыра и его собственном все еще были видны синяки, кровоподтеки, царапины и припухлости — красочные следы драки и порки, которую учинила им Мильва. Так что выглядели они людьми, обожающими давать по зубам друг другу, а уж чтобы дать по морде третьему, их долго упрашивать не было нужды.
Краснолюд, знакомец Ангулемы, стоял у домика с табличкой «Столярная мастерская» и выводил что–то на щите, сколоченном из двух оструганных досок. Увидев приближающихся, он отложил кисть, отставил банку с краской, глянул исподлобья. На его физиономии, которую украшала заляпанная краской борода, возникло удивление.
— Ангулема?
— Как дела, Дроздек?
— Это ты? — Краснолюд раззявил скрывающийся под бородой рот. — Это, что ль, верно ты?
— Нет. Не я. Воскресший пророк Лебеда! Ну, спроси еще о чем–нибудь, Голян. Что–нибудь другое. Поумней. Для разнообразия.
— Не шути, Светлая. Я уж тебя увидеть не ожидал больше. Был тут пяток дней тому Мулица, говорил, сцапали тебя и на кол насадили в Ридбруне. Клялся, что не врет.
— Все ж какая–никакая, а выгода, — пожала плечами девушка. — Ежели теперь станет Мулица у тебя под свою честность деньги просить и клясться, что вернет, так ты будешь знать, чего его клятвы стоят.
— Я это и без того давно знал, — ответил краснолюд, быстро моргая и шевеля носом совсем как кролик. — Я б ему и шелонга ломаного не одолжил, хоть он усрись и землю жри. Но тому, что ты жива и цела, рад, рад. Эй, а может, по такому случаю и ты мне долг отдашь?
— Не исключено. Вполне даже может быть.
— А кто ж это с тобою, Светлая?
— Добрые други.
— Ну, морды… А куда ж боги ведут?
— Как обычно, куда глаза глядят. — Ангулема проигнорировала испепеляющие взгляды ведьмака, втянула носом щепотку порошка, остальное втерла в десну. — Нюхнешь, Голян?
— Пожалуй. — Краснолюд подставил руку, втянул носом подаренную щепоть наркотика.
— Если по правде, — продолжала девушка, — то думаю в Бельхавен податься. Не знаешь, Соловей с ганзой не там ли, к случаю, залег?
Голян Дроздек наклонил голову.
— Тебе, Светлая, надобно Соловья избегать. Разозленный он, говорят, на тебя, как та еще росомаха, когда ее в зимнюю пору разбудить.
— Жуть! А если до него весть дошла, что меня на острый кол парой лошадок натянули, у него сердце не помягчало? Не пожалел? Слезинки не обронил, бороденки не обсопливил?
— Никак нет. Говорят, сказал, получила, мол, Ангулема то, что ей давным–давно полагалось: палку в жопу.
— Ох, грубиян. Вульгарь, хамское рыло. Господин префект Фулько сказал бы культурненько: общественные низы. Я же скажу, дно выгребной ямы!
— Тебе, Светлая, лучше такие речи ему за глаза говорить. И возле Бельхавена не отирайся, стороной его обходи. А ежели в город намылилась, тогда лучше б переодеться…
— Ты, Голян, не учи ученого.
— Да разве ж я посмею!
— Слушай, краснолюдина, — Ангулема поставила сапог на приступочек столярки, — вопрос тебе поставлю. С ответом не спеши. Для начала подумай как следует.
— Спрашивай.
— Полуэльф некий тебе на глаза, случаем, не попадался? Чужой, нездешний?
Голян Дроздек втянул воздух, могуче чихнул, отер нос запястьем.
— Полуэльф, говоришь? Что за полуэльф?
— Не прикидывайся идиотом, Дроздек. Тот, который Соловья для одной работы нанял. На мокрое дело. На ведьмака одного…
— Ведьмака? — расхохотался Голян Дроздек, поднимая с земли доску. — Вот те раз! Тоже, понимаешь ли, интересно! Это мы как раз ведьмака ищем, объявления малюем и развешиваем по округе. Глянь: «Нужен ведьмак, плата добрая, к тому пропитание и жилье, подробности в правлении рудника «Маленькая Бабетта“»… Кстати, как правильно писать: «подробности» или «поддробности»?
— Напиши «детали». А на кой вам хрен на рудник ведьмак?
— Во, вопросик! На кой, если не на чудищ?
— На каких?
— На стучаков и барбегазов. Жуть как обнаглели в нижних горизонтах.
Ангулема кинула взгляд на Геральта, который кивком подтвердил, что знает, о чем речь. А многозначительным покашливанием дал понять, что пора бы поскорее вернуться к теме.
— Итак, — с ходу поняла девушка, — что тебе известно об этом полуэльфе?
— Неизвестно мне ни о каком полуэльфе. Ничего.
— Я ж сказала, чтобы ты как следует подумал.
— А я и подумал. — Голян Дроздек неожиданно состроил хитрую мину. — И надумал, что лучше уж ничего об этом деле не знать.
— То есть?
— То есть неспокойно тут. Район неспокойный, и время неспокойное. Банды, нильфы, партизаны из «Вольных Стоков»… И разные чуждые элементы, полуэльфы всякие… И у каждого аж в заднице свербит, чтобы какую–никакую неприятность учинить.
— То есть?
— А то есть, что ты мне деньги должна, Светлая. А заместо того, чтобы отдать, новых долгов хочешь наделать. Серьезных долгов, потому как за то, о чем ты спрашиваешь, можно по кумполу отхватить, да не голой рукой, а топориком. Какой мне с того профит? Какая мне корысть с того, если я чего–нить буду о полуэльфе знать? Иль получу чего? Потому как один только риск, а добытку никакого…
Геральт не выдержал. Утомил его разговор, раздражали жаргон и манеры краснолюда. Молниеносным движением он схватил бородача за его расцвеченную краской бороду, дернул и толкнул. Голян Дроздек споткнулся о ведро с краской и упал. Ведьмак подскочил, уперся коленом ему в грудь и приставил нож к глазу.
— Добытком, — проворчал он, — можешь считать то, что живым уйдешь. Говори.
Глаза Голяна, казалось, вот–вот выскочат из орбит и пойдут гулять по округе.
— Говори, — повторил Геральт. — Говори, что знаешь. Иначе так тебе кадык резану, что скорее захлебнешься, чем кровью изойдешь…
— «Риальто»… — пробормотал краснолюд. — На руднике «Риальто»…
Рудник «Риальто» мало чем отличался от рудника «Маленькая Бабетта», как, впрочем, и от других шахт и карьеров, которые Ангулема, Геральт и Кагыр миновали по дороге и которые носили звучные названия «Осенний манифест», «Старый рудник», «Новый рудник», «Рудник Юлька», «Целестинка», «Общее дело» и «Счастливая дыра». На всех кипела работа, на всех вывозимую из забоев грязную землю вываливали в корыта и промывали на поддонах. На всех сверхдостаточно было красной грязи.
«Риальто» был рудником большим, расположенным почти на вершине горы. Сама вершина была срезана и образовывала карьер, то есть открытую разработку. Промывочная находилась на выработанной в склоне горы террасе. Здесь, у отвесной стены, в которой зияли отверстия шурфов и штолен, стояли корыта, поддоны, лотки и прочие причиндалы горного промысла. Здесь же примостился горняцкий поселок, состоящий из деревянных домишек, будок, шалашей и крытых корой хат.
— Здесь у меня знакомых нет, — сказала девушка, подвязывая поводья к ограде. — Попытаюсь поговорить с управляющим. Геральт, если можешь, не хватай его с ходу за глотку и не размахивай железякой. Сначала поговорим…
— Не учи ученого, Ангулема.
Поговорить они не успели. Не успели даже подойти к домику, в котором, как предполагали, размещался управитель. На площадке, на которой руду загружали на телеги, они наткнулись на пятерку конников.
— А, черт! — сказала Ангулема. — А, черт и дьявол! Гляньте, кого тот кот принес!
— В чем дело?
— Это люди Соловья. Приехали собирать дань. Меня уже увидели и узнали… Мать твою так–растак… Ну и влипли же мы…
— Сумеешь отбрехаться?
— Не думаю.
— Что так?
— Я ж обворовала Соловья, сбегая из ганзы. Этого они мне не простят. Но попытаюсь. Вы помалкивайте. Держите ушки на макушке и будьте готовы. Ко всему.