Сознания она не потеряла. Чувствовала все. Ее били сильно, жестоко, как бьют мужчину. Ударами, которые должны не только принести боль и сломить, но выбить из нее все силы, всю волю к сопротивлению. Ее били, дергающуюся в стальных тисках рук.

Она рада была бы потерять сознание, но не могла. Она чувствовала все.

— Достаточно, — вдруг услышала она издалека, из–за завесы боли. — Ты спятил, Риенс. Хочешь ее убить? Она нужна мне живая.

— Я обещал ей, мэтр, — буркнула маячившая перед ней тень, постепенно принимавшая очертания тела и лица Риенса. — Я обещал ей отплатить… Этими вот руками…

— Меня не интересует, что ты ей обещал. Повторяю, она нужна мне живая и способная к членораздельной речи.

— Из кошки и ведьмы не так–то просто выбить жизнь, — засмеялся тот, кто держал ее за волосы.

— Не умничай, Ширру. Я сказал: прекратить избиение. Поднимите ее. Как ты себя чувствуешь, Йеннифэр?

Чародейка сплюнула красным, подняла распухшее лицо. В первый момент не узнала его. На нем было что–то вроде маски, закрывавшей всю левую часть головы. Но она знала, кто это.

— Иди к дьяволу, Вильгефорц, — с трудом выговорила она, осторожно прикасаясь языком к передним зубам и искалеченным губам.

— Как расцениваешь мое заклинание? Тебе понравилось, как я поднял тебя с моря вместе с лодчонкой? Понравился полет? Какими заклинаниями ты защитилась, что сумела выжить при падении?

— Иди к дьяволу.

— Сорвите с нее звезду. И в лабораторию ее. Не теряйте времени.

Ее тащили, тянули, иногда несли. Каменистая равнина, на ней разбитая «Алкиона». И еще многочисленные остовы, торчащими ребрами шпангоутов напоминающие скелеты морских чудовищ. «Крах был прав, — подумала она. — Корабли, которые без вести пропадали на Бездне Седны, не попали в естественные катастрофы. О боги… Паветта и Дани…»

Над равниной, далеко, врезались в затянутое тучами небо горные вершины.

Потом были стены, ворота, галереи, паркет, лестница. Все какое–то странное, неестественно большое… и слишком мало деталей, чтобы можно было понять, где находишься, куда попал, куда занесло тебя заклинание. Лицо распухало, дополнительно затрудняя наблюдения. Единственным поставщиком информации было обоняние — она моментально почувствовала запах формалина, эфира, спирта. И магии. Запахи лаборатории.

Ее грубо усадили на стальное кресло, на запястьях и щиколотках защелкнулись тесные захваты. Прежде чем стальные челюсти держателя сжали виски и зафиксировали голову, она успела осмотреть обширный, ярко освещенный зал. Увидела еще одно кресло, странную стальную конструкцию на каменном подиуме.

— Верно–верно, — услышала она голос стоявшего позади Вильгефорца. — Это креслице для твоей Цири. Давно уже ждет, все дождаться не может. Я тоже.

Она слышала его близко, почти чувствовала его дыхание. Он вводил ей иглы в кожу головы, пристегивал что–то к ушным раковинам. Потом встал перед ней и снял маску. Йеннифэр невольно вздохнула.

— Работа твоей Цири, — сказал он, открыв некогда классически прекрасное, а теперь жутко изувеченное лицо, усеянное золотыми клеммами и зажимами, поддерживавшими многофасеточный кристалл в левой глазной впадине.

— Я пытался ее схватить, когда она вбегала в телепорт Башни Чайки, — спокойно пояснил чародей. — Хотел спасти ей жизнь, будучи уверен, что телепорт убьет ее. Наивный! Она прошла гладко, с такой силой, что портал взорвался и все обломки полетели мне прямо в лицо. Я потерял глаз и левую щеку, а также много кожи на лице, шее и груди. Очень печально, очень неприятно, очень усложняет жизнь. И очень некрасиво, верно? Да, надо было видеть меня до того, как я начал магическую регенерацию.

Если б я верил в такие штуки, — продолжал он, засовывая ей в нос загнутую медную трубку, — то подумал бы, что это месть Лидии ван Бредевоорт. Из могилы. Я регенерируюсь, но постепенно. Это требует массу времени и идет с трудом. Особые сложности с регенерацией глазного яблока… Кристалл прекрасно выполняет свою роль, я вижу трехмерно, но, как ни говори, это чуждое тело, отсутствие естественного глазного яблока порой доводит меня до бешенства. Тогда, охваченный, как там ни говори, иррациональной злостью, я клянусь себе, что когда схвачу Цири, то первым делом прикажу Риенсу вырвать у нее один из ее огромных зеленых глазищ. Пальцами. «Этими вот пальцами», — как он любит говорить. Молчишь, Йеннифэр? А знаешь, что и у тебя мне тоже хочется вырвать глаз? А то и оба?

Он воткнул ей толстую иглу в вену на руке, он никогда не промахивался. Йеннифэр стиснула зубы.

— Наделала ты мне хлопот. Заставила оторваться от работы. Ты шла на большой риск, отправившись на лодке на Бездну Седны под мой насос… Эхо нашего краткого поединка было сильным и далеким, могло дойти до любопытных и нежелательных ушей. Но я не мог сдержаться. Возможность заполучить тебя, подключить к моему сканеру была чертовски искусительной. Думаю, ты не предполагаешь, — он воткнул очередную иглу, — что я клюнул на твою провокацию? Заглотил приманку? Нет, Йеннифэр, если ты так думаешь, то путаешь небо со звездами, отраженными ночью в поверхности пруда. Ты преследовала меня, я же преследовал тебя. Отправившись на Бездну Седны, ты просто облегчила мне задачу. Потому что я, видишь ли, сам нащупать Цири не могу даже с помощью вот этого не имеющего себе равных сканера. У девушки сильные врожденные защитные механизмы, сильна собственная антимагическая и глушащая аура, и в конце концов это ведь Старшая Кровь… Но все равно мои суперсканеры должны были бы ее обнаружить. Однако не обнаруживают.

Йеннифэр уже вся была обмотана сетью серебряных и медных проводков, окручена системой серебряных и фарфоровых трубочек. На приставленном к креслу столике покачивались стеклянные сосуды с бесцветными жидкостями.

— Тогда я подумал, — Вильгефорц всунул ей в нос другую трубку, на этот раз стеклянную, — что единственный способ отыскать Цири сканированием — это применить эмпатический зонд. Однако для этого мне нужен был человек, у которого имелся с девушкой достаточно сильный эмоциональный контакт и образовалась эмпатическая матрица, этакий, воспользуемся неологизмом, алгоритм взаимных чувств и симпатии. Я подумал о ведьмаке, но ведьмак исчез, кроме того, ведьмаки скверные медиумы. Я намеревался приказать выкрасть Трисс Меригольд, нашу Четырнадцатую с Холма. Подумывал, не увести ли Нэннеке из Элландера… Но когда оказалось, что ты, Йеннифэр из Венгерберга, прямо–таки сама лезешь мне в руки… Честное слово, ничего лучшего и придумать было невозможно… Если тебя подключить к аппаратуре, ты нащупаешь мне Цири. Правда, операция требует сотрудничества с твоей стороны… Но, как тебе известно, существуют методы принудить к сотрудничеству.

Конечно, — продолжал он, вытирая руки, — должен тебе кое–что пояснить. Например — откуда и как я узнал о Старшей Крови. О наследии Лары Доррен. Что, собственно говоря, такое этот ген. Как случилось, что он попал к Цири. Кто его ей передал. Каким образом я его у нее отберу и для чего использую. Как действует насос Седны, кого я им уже всосал, что и зачем сделал с ними. Правда ведь, масса вопросов? Просто жаль, что нет времени обо всем тебе рассказать, все объяснить. И даже просто удивить, потому что, я уверен, Йеннифэр, некоторые факты тебя удивили бы… Но, как сказано, на это нет времени. Эликсиры начинают действовать. Тебе уже пора начать сосредоточиваться.

Чародейка стиснула зубы, задыхаясь от глубокого, рвущегося изнутри стона.

— Я знаю, — кивнул Вильгефорц, придвигая ближе большой профессиональный мегаскоп, экран и огромный хрустальный шар на треноге, окутанный паутиной серебряных проволочек. — Знаю, это очень неприятно. И весьма болезненно. Поэтому чем скорее ты приступишь к сканированию, тем меньше времени на него уйдет. Ну, Йеннифэр! Здесь, на этом вот экране, я хочу видеть Цири. Где она, с кем, что делает, что ест, с кем и где спит?

Йеннифэр пронзительно, дико и отчаянно закричала.

— Больно? — догадался Вильгефорц, впиваясь в нее живым глазом и мертвым кристаллом. — Ну конечно же, больно. Сканируй, Йеннифэр, не упирайся. Не разыгрывай из себя героиню. Ты прекрасно знаешь, что этого выдержать нельзя. Последствия упрямства могут быть плачевными: кровоизлияние, параплексия, или же ты вообще превратишься в бессмысленное существо и будешь вести растительное существование. Если, конечно, выживешь!