Россия нападет на нас, если мы ослабеем, и тогда мы получим войну на два фронта, которую мы предотвращаем этой превентивной акцией. Только тогда у нас будет свободный тыл…
Мы должны также напасть на Россию, чтобы высвободить людей. Непобежденная Россия связывает 150 дивизий, которые нам срочно нужны для военной экономики. Ее нужно усилить, чтобы реализовать программы производства оружия, подводных лодок и самолетов, тогда США не смогут нам ничего сделать. У нас есть материалы, сырье и машины для трехсменной работы, но не хватает людей. Если Россия будет разбита, мы сможем высвободить целые призывные возраста и строить, вооружаться, готовиться. Только тогда можно будет начать воздушную войну с Англией на другом уровне. Вторжение все равно малореально. Итак, речь о том, чтобы гарантировать победу иным образом….
Тенденция всего похода лежит на ладони: большевизм должен пасть, и у Англии будет выбито из рук последнее оружие на континенте. Большевистский яд будет изгнан из Европы. Против этого даже Черчилль и Рузвельт могут мало что возразить. В России не будет восстановлен царизм, но на смену еврейскому большевизму придет настоящий социализм… Сотрудничество с Россией было пятном на нашем мундире. Оно будет теперь смыто. То, против чего мы всю жизнь боролись, теперь будет уничтожено» [179] .
Неделей раньше, 8 июня, Геббельс записывает: «Получил программу территориального деления Р[оссии]. Требуется очень большой аппарат. Об азиатской части Р. речь не идет. Заботиться придется только о европейской. Сказал же Сталин недавно Мацуоке, что он азиат. Что ж, пожалуйста!» [180] .
А вот кусочек записи от 14 июня 1941 года: «Русские, похоже, ничего не подозревают. Во всяком случае, они развертываются так, как мы только может желать: очень скученно, легкая добыча» [181] .
В этих записях есть несколько интереснейших моментов.
Во-первых, видно, насколько нацисткая верхушка ошибалась насчет масштаба советских военных приготовлений. Геббельс и Гитлер рассчитывали на 180–200 советских дивизий (или меньше), в реальности их только в двух первых стратегических эшелонах было более 250.
Во-вторых, концентрация советских войск на границе не рассматривается как указание на скорое нападение. Его не ждали, но зато радовались, что скученные советские войска станут легкой добычей. Как это, впрочем, и случилось.
В-третьих, в стратегической угрозе, исходящей от Сталина и Красной армии, нацистская верхушка не сомневается. Сталин нападет, как только получит к тому благоприятную возможность. Поэтому убирать войска от восточной границы ни в коем случае нельзя.
В-четвертых, мотив нападения обозначен совершенно точно – превентивная акция, ставящая своей целью снять угрозу с Востока, чтобы успешно закончить войну с Англией. Причем эта акция не рассматривается как война на два фронта, наоборот, она должна таковую предотвратить. И правда, в тот момент вермахт не вел военных действий на суше. Но любая активизация на западном фронте с использованием сил, передислоцированных с востока, автоматически означала нападение Сталина на ослабленный участок и открытие второго фронта при крайне неблагоприятных обстоятельствах. То есть главная цель нападения Германии на СССР – благополучное завершение войны с Англией. А завоевание «жизненного пространства» на востоке и ликвидация большевизма – цель второстепенная и не определяющая стратегию. В записях Геббельса нет ни слова о захвате земель на Востоке как главной цели германо-советской войны. И нет ничего о борьбе с «низшими расами», как о движущей силе восточного похода. Идеология вообще не играла никакой роли при принятии решения воевать с СССР. Аппетиты Германии простираются только на европейскую часть СССР и только в силу необходимости. Раз Сталин «азиат», вот пусть и отсиживается в Азии.
В тот момент Гитлеру не требовалось никакого «жизненного пространства», его у Германии в 1941 году и так было с избытком. Гораздо больше, чем физических возможностей освоить, усмирить и контролировать захваченную половину Европы.
Таким образом, конкретная причина поражений Красной армии летом 1941 года – ошибка в расчетах.
Если бы окончание развертывания Красной армии для нападения было запланировано не на середину июля, а на месяц раньше, такое же страшное поражение могло бы ожидать вермахт. Видимо, как полагают некоторые исследователи, например, австрийский историк Хайнц Магенхаймер, советское руководство не ожидало, что Гитлер нападет внезапно и так скоро. Предполагалось, что сначала последуют дипломатические демарши, ультиматумы, политические требования и т. п.
Геббельс подробно описывает в дневнике в мае-июне 1941 года маскировочные усилия, которые прилагались Германией, и в особенности его ведомством, чтобы создать у СССР впечатление, будто Германия готова на переговоры. Отсюда, вероятно, и игнорирование Сталиным предупреждений о начале войны. До окончания подготовки к нападению оставались считанные недели, он рассчитывал дотянуть. А уже тогда немецкие приготовления переставали играть какую бы то ни было роль. Точно так же, как мгновенно обесценились 22 июня 1941 года все многолетние усилия СССР по подготовке собственного нападения на Европу.
Собственно говоря, обе стороны, готовившиеся к нападению друг на друга весной 1941 года, сделали одну и ту же ошибку. Обе недооценивали опасность нападения противника в краткосрочной перспективе и обе рассчитывали на полный успех собственных военных приготовлений. Обе готовились совершить один и тот же маневр с одинаковыми целями. Никто из них не готовился к обороне. В силу стечения случайных обстоятельств, а вовсе не военно-тактической прозорливости Гитлеру удалось опередить Сталина. Но могло получиться и наоборот. И тогда сегодня обсуждались бы ошибки Гитлера, приведшие к поражению вермахта в июле 1941 года.
* * *
Итак, обе стороны готовились к нападению, обе видели угрожающие военные приготовления противника и обе не ожидали того, что противник нападет в самое ближайшее время. Имеет смысл поставить вопрос о «превентивности» нападения Германии на СССР несколько иначе. А именно: собирались ли партнеры по пакту «Молотов – Риббентроп», заключая его в августе 1939 года, этот пакт добровольно, без нажима внешних обстоятельств в обозримое время, нарушить? Или были намерены соблюдать?
Насчет Сталина сомнений нет. Он не просто собирался нарушить пакт, для него соглашение с Гитлером было шагом к достижению цели, полностью противоречащей существу пакта: Сталин ни с кем не собирался делить Европу. Тому есть множество доказательств. И наоборот, не существует признаков того, что стратегические планы Сталина (и СССР) могли бы быть иными. Все военное планирование СССР с конца 20-х годов. (и раньше тоже) было направлено на то, чтобы в один прекрасный день суметь победить армии всех европейских стран, вместе взятых [182] . При полном отсутствии реальной, не спровоцированной собственными действиями угрозы со стороны европейских соседей.
Тут возникает естественный и важный для обсуждаемой темы вопрос: когда СССР начал готовить нападение на Германию? Целенаправленная подготовка к нападению на Европу (и на Германию, естественно) началась в Советском Союзе задолго до принятия Гитлером решения о разработке в 1940 году операции «Барбаросса». И задолго до прихода Гитлера к власти.
Американец Джон Скотт провел пять лет на промышленных стройках Урала. В книге, выпущенной в Стокгольме в 1944 году он писал: «В 1940 году Уинстон Черчилль объявил английскому народу, что ему нечего ожидать, кроме крови, пота и слез. Страна находится в войне. […] Однако Советский Союз уже с 1931 года находился в состоянии войны, и его народ исходил потом, кровью и слезами. Людей ранило и убивало, женщины и дети замерзали, миллионы умерли от голода, тысячи попали под военные суды и были расстреляны в боевом походе за коллективизацию и индустриализацию. Готов поспорить, что в России борьба за производство чугуна и стали привела к большем потерям, чем битва на Марне в Первую мировую войну. В течение всех тридцатых годов русский народ вел войну – промышленную войну» [183] .
