Далее, перевалив через Урал, путешественники оставляют за собой Верхотурье, Туранск, Тюмень и Тобольск, где останавливаются на несколько дней для отдыха и пополнения партии рабочими, доводя её до 39 человек. На сорок первый день по выезде из Петербурга Делиль достигает, наконец, 9 апреля Берёзова. Крайне утомлённый трудностями пути, академик, наслушавшийся к тому же, что дальше предстоят ещё большие затруднения, что вскоре уже нельзя будет и вовсе достать лошадей и придётся передвигаться на оленях, не встречая при этом по дороге никакого жилья, потерял всякую охоту и терпение продолжать путешествие дальше.

Прибыв в Берёзов, он тотчас же приступил к сооружению обсерватории, так как уже близилось время для наблюдения прохождения Меркурия, для чего собственно, как мы видели выше, учёный и отправился в Сибирь. Но наблюдений, к которым Делиль готовился с такой тщательностью, не суждено было ему осуществить: небо почти во все шестинедельное пребывание его в Березове было безнадёжно облачно. Делилю оставалось только определить широту и долготу места и склонение магнитной стрелки.

Не дождавшись к назначенному сроку Миллера и Фишера, Делиль оставил Берёзов и отправился вверх по Оби и Иртышу в Тобольск. Плавание это протекало крайне трудно и медленно. За отсутствием ветра, баржу, на которой разместились путешественники, тянули по берегу 35 казаков, местами же баржа шла на вёслах. Через 32 дня речного путешествия, 23 июня Делиль прибыл в Тобольск. По пути, в важнейших в географическом отношении пунктах, были произведены астрономические определения. В Тобольске экспедиция пробыла целый месяц, в течение которого Делиль разыскивал в местных архивах географические карты, составлял их списки и снял с некоторых из них копии. Из Тобольска он отправился в Соликамск тем же путём, каким и прибыл оттуда. Но дальше пошли уже иные впечатления.

Из Соликамска Делиль направился по новому пути в Новоусолье на Каме и вскоре достиг обширнейших владений Строганова. Время пребывания у Строгановых (Делиль пробыл здесь целый месяц) было использовано им для ряда наблюдений и прежде всего для астрономического определения места. Отсюда отряд Делиля отправился далее по Каме в сооружённой Строгановым огромной барке, где каждый член экспедиции имел покойную, светлую меблированную каюту. Плавание Камой и Волгой в то время было делом далеко не безопасным, разбойники, промышлявшие грабежами встречных судов, давали знать о себе уже в 200 верстах от поместий Строганова. Для большей безопасности Делиль поднял на своей барке военный флаг и вооружил весь состав своей партии.

Представляет большой интерес для характеристики условий путешествий и разбойных нравов того времени следующее место из письма Делиля к жене, написанное им перед отправлением в поход: «Мы приказали сделать в Новоусольи большой белый флаг с голубым андреевским крестом для того, чтобы распустить его над нашим судном, как состоящим на службе её величества; нам казалось это нелишним, чтобы устрашить разбойников, которых, как нам говорят, мы можем встретить на Волге, и которые не упускают случая грабить купеческие суда, плавающие по этой реке. Они подплывают на небольших лодках, чтобы застать врасплох, и кричат издалека: „Сарынь на кичку“. По этому знаку все находящиеся на судне должны лечь и не шевелиться. В противном случае разбойники убивают людей дубинами и огнестрельным оружием. Русские купцы, не имея обыкновенно никаких средств к защите, прежде повиновались этому требованию разбойников. Но император Пётр I повелел, под опасением кнута, защищаться против разбойников. Мы напомним, в случае надобности, это повеление нашим гребцам… Михайло, Кенигсфельд и Григорьев будут каждый по очереди, с одним солдатом, на страже по ночам, для большей безопасности на случай внезапного нападения, и тогда разбойникам придётся плохо, если они вздумают напасть на нас, потому что мы имеем достаточно пороха и пуль. Михайло, Кенигсфельд, Матис и Шарль, не считая трех солдат, имеют каждый по 30 или 40 приготовленных зарядов. Они уверены, что если бы даже разбойники были в числе 100 человек (хотя обыкновенно они бывают по 15 или 20 человек вместе), то и тогда они не дадут им взлезть на наше судно, которое имеет весьма высокий борт; сначала русские гребцы наши могут защищать судно от их приступа своими крючками, или длинными палками с острыми наконечниками; в это время солдаты наши могут защищаться штыками, которые находятся на их ружьях; и, наконец, кроме этого, они будут подвержены беспрестанному огню наших огнестрельных оружий. Что же касается собственно до меня, то, раздумав хорошенько, я считаю благоразумнейшим отказаться от любопытства видеть это сражение слишком близко и оставаться запертым в своей каюте до тех пор, пока не заставит меня отворить её какой-нибудь разбойник, которому захотелось бы, чтобы ему размозжил череп академик».

Это письмо «храброго» академика вряд ли успокоило его жену, сам же он и его товарищи несомненно во все время путешествия по Каме и Волге находились в очень напряжённом состоянии. Однако все окончилось благополучно, и 30 августа они прибыли в Казань. По дороге Делиль иногда высаживался и производил наблюдения. Опасность нападения в пути, видимо, в то время была столь велика, что Делиль по возвращении в Москву представил даже проект устройства канала для обхода опасного места по Каме во избежание встречи с разбойниками.

Во время плавания по Каме Делиль производил наблюдения в Сарапуле, в Усть-Икском селе и в Свиногоре. Кроме этого, он предпринял по дороге экскурсию для обследования местности, где предполагалось по проекту Строганова прорыть канал для обхода опасного места по Каме. В Казани путешественник, помимо наблюдений общего характера, также занялся в губернском архиве разыскиванием различных карт. Отсюда Делиль в октябре направился в Нижний-Новгород, где занимался астрономическими наблюдениями и разысканием карт. 29 декабря 1740 года, после десятимесячного отсутствия Делиль со всеми своими спутниками прибыл в Петербург.

Брат Иосифа Делиля, как его именовали, Лакройер, принял участие в экспедиции с самого начала; исколесив Сибирь по разным направлениям, побывав во всех её центрах и не принеся сколько-нибудь существенной пользы науке, во вторую половину экспедиции он в конце августа 1739 года отправился вниз по Лене и через месяц прибыл в Сиктах. Отсюда в декабре он выехал к устью Оленека и производил там, в течение около трех месяцев, астрономические и геодезические наблюдения, результаты которых, повидимому, были также сомнительны. С Оленека Лакройер возвратился в Сиктах, на реку Вилюй и затем обратно в Якутск, куда и прибыл в ноябре того же года. В Охотск, вместе с Берингом, чтобы принять участие в путешествии в Америку, он отправился летом 1740 года. Возвратившись из тяжёлого путешествия в Охотск, он здесь же и скончался.

Уже под конец экспедиции в 1740 году Академия Наук командировала в Сибирь для участия в Великой Северной экспедиции ещё двух учёных немцев, о которых мы упоминали выше, — профессора истории и этнографии Иоганна Эбергардта Фишера и Георга Вильгельма Стеллера; первому было 30 лет, а второму — 33 года.

И по способностям и по трудолюбию Фишер много уступал своему знаменитому соратнику Миллеру. Фишер больше собирал материал, чем строил на основании его заключения и делал выводы. Одухотворить этот материал было делом уже Миллера. «Историко-этнографи-ческим трудам, совершённым в эту экспедицию Миллером и Фишером при помощи других сотрудников, — говорит Карл Бер, — обязаны мы всем, что нам известно о прежних отношениях сибирских народов, о прежних путешествиях русских на восток от Новой Земли, о завоевании и колонизации Сибири. Если бы тогда не было собрано выписок из всех сибирских архивов, эти сведения, вероятно, погибли бы для нас навсегда».

Стеллер же посмертную громкую известность приобрёл благодаря своему путешествию с Берингом в Америку и последующему пребыванию на острове Беринга. Ниже мы подробно ознакомимся с ним как натуралистом.