Проснулась уже ночью. В доме стояла тишина, за окнами громко шумел лес, словно только сейчас до него дошло сознание поражения. Она выключила телевизор и спустилась в кухню. Какое-то время ждала там, не появятся ли к ужину старый Хорст или Марын. Дремота в кресле не принесла ей облегчения, поэтому в конце концов она приготовила бутерброды с мясом и на большом блюде оставила их на кухонном столе. Потом снова пошла наверх, разделась и легла в постель. Ей казалось, что она тут же заснет, убаюканная шумом лесных деревьев. Но вместо сна появилось беспокойство.
Чего она боялась? Что прогнало от нее сон?
Вероника сомкнула веки, и тогда – вместе с шумом великого леса – в ее воображении появилась картинка (сначала в тумане, а потом все более отчетливая), что на рассвете Хорст садится в автобус и едет в город с карманами, полными денег. Она размышляла, трудно ли будет ему найти женщину, которая – так же, как Марын, – жаждет любви. Нет, это не могло быть трудным. Очень много женщин (об этом писали в книгах, показывали по телевизору) мечтали о любви большой и настоящей. Что значило, что любовь должна была быть большой? Хорст Собота возьмет с собой много денег, их хватит на действительно большую любовь. Будет ли она настоящей? Наверное, никто не знает, как выглядит настоящая любовь, а значит, каждая любовь может казаться настоящей. Только Марын родом из другого мира и наверняка успел познать разные сорта любви. Его будет нелегко обмануть.
Как понять мужчину? Кулеша тоже говорил ей, что ищет любви большой и настоящей, а кончилось все тем, что пришел к ней и причинил боль. Каждую ночь он ложился на нее и часами двигался, потому что, как он это объяснял, любил свою жену. Подруги рассказывали, что некоторые женщины знают разные штучки, которыми другие брезгуют, и этими штучками пробуждают в мужчинах любовь. Девушка из Гауд была слишком молода и, наверное, не настолько опытна, поэтому Марын и не захотел ее во второй раз. С той новой, однако, может быть иначе…
Она помассировала ладонями свои груди, провела пальцами по животу и бедрам. Столько мужчин оглядывались на нее на улице, столько говорили ей, что она красива, в стольких мужских глазах она видела отвратительную похоть. Кулеша заверял, что ему достаточно посмотреть на ее зад или обнаженные бедра, и в нем сразу просыпается жажда любви. Только ей хотелось другой любви. Какой именно? Разве Марын тоже не искал любви большой и настоящей, хотя говорил, что ее не существует, потому что надо любить живое существо, а не картину или скульптуру из мрамора. Лешнякова говорила, что Веронике нужен мужчина большой и тяжелый. Это не правда. Ей было безразлично, был ли Кулеша большой и тяжелый, просто в один прекрасный момент она почувствовала отвращение к его телу, заросшему волосами даже на спине. Марын был гладкий, как змея. Интересно, позволил бы он погладить себя по безволосой коже и походило бы это на поглаживание ребенка? Так или иначе, завтра или послезавтра Хорст привезет из города какую-нибудь женщину, которая будет крутиться по всему дому, лежать в постели с Марыном, прикасаться к его телу. И это была мысль, которая будила в ней наибольшее беспокойство.
А если бы она. Вероника, отдалась Марыну? Так просто сошла бы вниз и легла в его постель. Ей ведь даже не потребовалось бы говорить ему: «Вот я, удовлетвори свою жажду любви, запрети Хорсту привозить чужую женщину». Марын поймет без лишних слов, он не захочет другую, если получит Веронику. Что она потеряет, а что обретет? На миг почувствует боль, как тогда, когда в нее входил Кулеша, а потом будет лежать, чувствуя, как Марын двигается в ней. Может, он не будет делать это так долго? Она переживет это, ведь пережила же она столько страшных ночей с Кулешей. Зато потом она будет спокойно лежать возле Юзвы, прикасаясь к его безволосой коже и, может, заснет, вдыхая кислый запах мужского пота. «Пот Юзвы пахнет, как дубовая кора», – подумала она, и неизвестно почему ей в голову тут же пришла еще одна мысль, что он тоже стал частью леса.
И она уже была готова к тому, чтобы сойти вниз и лечь рядом с Юзвой. Но ее удерживали отвращение и страх перед болью. Этот страх и отвращение были, однако, похожи на чувство, которое появилось, когда она рассматривала фотографии разбитых лиц браконьеров. Ее сердце начало биться быстрее, и внизу живота отозвалось пульсирующее возбуждение. Она на ощупь нашла ночной столик, взяла флакончик с духами, которые ей купил Марын, сбрызнула ими пальцы и этими душистыми пальцами натерла кожу шеи и груди. Наверное, Юзва любил этот запах, раз купил для нее в городе именно эти, а не другие духи. Она хотела стать для него женщиной, похожей на тех, которые окружали его в таинственном мире, откуда прибыла сюда его бывшая жена Эрика. Ее тоже окружал тонкий аромат духов, совершенно не похожих на духи официантки из Гауд. Может, потому Марын больше не хотел этой девушки, что она пахла иначе, чем Эрика? Марын ждал любви великой и настоящей. Вероника тоже жаждала именно такой любви.
Кто знает, не случится ли между ними чудо рождения этой любви, именно здесь, в доме Хорста, этой ночью? Можно ли упустить такой шанс?
Она встала с постели, набросила на голое тело халат, распустила волосы и босиком бесшумно спустилась вниз. Так же тихо открыла дверь в комнату Марына и на миг задержалась возле двери. В комнате было темно. Несмотря на вездесущий шум леса, услышала ровное дыхание спящего на кровати мужчины. Она хотела, чтобы его разбудило тепло ее нагого тела. Только он был как дикий, всегда чуткий зверь или как великий лес, который в самом деле никогда не спал. Внезапно он словно перестал дышать, а потом, когда почувствовал запах ее духов и уже знал, кто к нему пришел, раздался вопрос:
– Чего ты хочешь от меня, Вероника?
В голове у нее был ответ: «Дай мне любовь большую и настоящую». Но она стиснула губы и в темноте подошла к кровати. Сбросила с себя халат. Голой скользнула под одеяло. Он тоже был голый, она почувствовала своим плечом и бедром тепло его обнаженной кожи. Они неподвижно лежали, может быть, оробевшие от присутствия друг друга. Как долго это было? Минуту? Час? Она вдруг осознала, что его тело сделалось холодным. Аж дрожь ее пронзила. Она лежала на спине так, как и он, и не знала, что должна делать дальше. Ждать, пока – так, как это делал Кулеша, – он бросится на нее и придавит своим телом. Она пожалела о том, что пришла сюда, потому что в ней уже корчилось что-то от страха при мысли об ожидающей боли. Но он все лежал возле нее, прикасаясь своим холодным бедром. Может быть, чего-то другого нужно было ожидать от мужчины, к которому женщина пришла сама чем от мужчины, который пришел к женщине, как Кулеша? И она повернулась на правый бок и левой рукой погладила его по лицу.
И снова он не пошевелился и не отозвался. Тогда ее рука осторожно передвинулась с его закрытых век на слегка раскрытые губы. Кончики пальцев находили удивительное наслаждение от прикосновения к его губам, у нее появилось впечатление, что низ ее живота наполняется какой-то чудесной тяжестью. Эта тяжесть словно бы нарастала. Ее поразило собственное возбуждение, она ощутила влагу на губах мужчины. Ее пальцы снова побежали вверх, к коротким жестким волосам на его голове. Она погладила их, потом передвинула руку на лоб и снова на закрытые веки. По шершавым от щетины щекам пальцы сползли на его шею, чтобы наконец успокоиться на безволосой груди. Под рукой оказался сосок мужской груди, желание отозвалось еще более пронзительно, тяжесть внизу живота стала еще большей. Вдруг она представила себе, что Марын лежит так неподвижно и с закрытыми глазами потому, что он наполовину мертв, измучен болью, может, ранен. Тогда ее пальцы стали горячечно искать на его теле царапину или кровоточащую рану, блуждали по животу. Она была переполнена желанием. Но неожиданно ее пальцы наткнулись на горячий, твердый, мощно торчащий член. Она с трудом сдержала громкий крик и в ужасе вскочила с кровати. Обнаженная, путаясь ногами в брошенном на пол халате, выбежала из комнаты и судорожно схватилась за перила лестницы. Наверху бросилась на диван и тихо заплакала, потому что любила этого мужчину, и хотела, чтобы и он ее полюбил. Это оказалось невозможным, потому что словно невидимой стеной ее отгораживал от него страх перед болью и отвращение. Кто же виноват в том, что она никогда не узнает любви большой и настоящей? Не лес ли опозорил ее когда-то и отобрал у нее женскую душу? Она сейчас ненавидела лес так же сильно, как Хорст Собота, и, когда рыдания ее прекратились, она закрыла ладонями уши, чтобы не слышать шума раскачавшихся на ветру деревьев.
