Все молчали. Ульмены Антинагуэля были поражены этой речью и с беспокойством смотрели на своего предводителя. Антинагуэль натянуто улыбнулся.

— На каких условиях постановило великое народное собрание быть миру? — спросил он сухо.

— Условия таковы, — спокойно отвечал Рысь, — Антинагуэль немедленно выдаст своих бледнолицых пленников, распустит воинов, которые возвратятся в свои тольдерии. Аукасы заплатят бледнолицым дань: две тысячи овец, пятьсот вигоней, восемьсот быков, и топор войны будет зарыт под крестом Бога бледнолицых.

— О, о! — заметил токи с горькой усмешкой. — Это тяжкие условия. Должно быть, мои братья сильно перетрусили, что приняли их? А что, если я откажусь утвердить эти постыдные условия, что тогда?

— Мой отец утвердит их, — тихо, но твердо сказал Рысь.

— А если нет? — гневно вскричал токи.

— Пусть мой отец подумает. Невозможно, чтобы таково было его последнее слово.

Антинагуэль был взбешен этой скромной настойчивостью. Как он ни был хитер, но не увидел, что тут есть западня, и попался в нее.

— Я повторяю всем вам, — сказал он дрожащим от гнева голосом, — а также всем окружающим меня предводителям, что я отвергаю эти постыдные условия! Никогда я не соглашусь утвердить их! Это позор моей стране! Теперь вы слышали мой ответ и можете хоть сейчас ехать восвояси.

— Еще не сейчас, — отвечал Рысь, — я не кончил.

— Что еще?

— Совет, состоявший из мудрых мужей всех племен, предвидел отказ моего отца.

— Вот как? — насмешливо спросил Антинагуэль. — Что ж измыслили ваши мудрецы?

— Вот что: секира токи отнимается у моего отца. Аукасские воины освобождаются от клятвы, данной ему. Нет ему ни воды, ни огня во всей арауканской земле: он изменник своего отечества. Кто последует за ним, тот также изменник. Арауканский народ не хочет больше страдать из-за честолюбия человека, не способного руководить им. Я сказал!

Слушая этот страшный приговор, Антинагуэль стоял неподвижно, скрестив руки на груди, гордо подняв голову и презрительно улыбаясь.

— Это все? — холодно спросил он.

— Да, — отвечал Рысь. — Сейчас я пошлю гонца в стан объявить решение совета.

— Посылайте кого хотите, — отвечал Антинагуэль, пожимая плечами. — Вы можете отнять у меня секиру токи, можете объявить меня изменником, — я уверен в своей правоте. Но вот чего вы не можете сделать — и это самое главное, — вы не отнимете у меня моих пленников. И казню я их самой страшной казнью. Счастливой дороги!

И Антинагуэль пошел твердым шагом, будто бы ровно ничего не случилось. Он вернулся в стан, но там ждало его страшное известие. После объявления решения совета все воины оставили его, одни с радостью, другие с сожалением. Из восьмисот воинов у него осталось всего тридцать восемь. Это были или родственники, или мозотоны, предки которых еще служили его предкам. Рысь насмешливо поглядел на бывшего великого токи и поскакал, сопровождаемый воинами. Когда Антинагуэль увидел, что почти все изменили ему, в великой печали бросился он на землю, закрыл лицо своим пончо и — застонал!