Так, делегаты партийных съездов и конференций от кавказских организаций регистрировались под следующими псевдонимами.

От Бакинской организации – Сакартвелов (Сакартвели по-грузински Грузия)

От Кутаисской организации – Картвелов (Картли – центральная Грузия)

От Гурийской организации – Шайтанов (Шайтан – черт)

От Эриванской организации – Суренин (от имени Сурен)

От Тифлисской организации – Бериев (от имени Бери)

От турецкого Закавказья – Карский (от г. Карс)

От Нахичеванского округа – Беков (А.Зурабов, бек – дворянский титул)

В этом отчетливо проявилась недисциплинированность и «дикость» кавказских членов партии, а также степень недисциплинированности каждого, и их неверные представления о том, что отход от предписаний партии в таком маленьком вопросе не нанесет ущерба ни партии, ни им самим.

Так, те, кто производил свои псевдонимы от кавказских имен, полагали что они вовсе не нарушают партийных указаний, не понимая, что весь смысл этих рекомендаций состоял не в том, чтобы псевдонимы были только «именные», а в том, чтобы, дав всем русские имена скрыть от противника вообще всякое представление о национальном составе партии, не дать полиции зацепиться ни за какую «индивидуальную черту», а не просто унифицировать, «русифицировать» все партийные псевдонимы.

Это говорит о том, что даже тогда партийный аппарат на периферии страны был намного ниже по своему уровню, чем руководящие органы партии и последние были не в силах контролировать состав организаций даже в условиях их относительной малочисленности. Что же сказать о последующих временах? Уже одно это обстоятельство буквально заставляло, требовало проведения периодических чисток, ибо засоряя партию балластом, или просто дураками, теряли постепенно и лицо партии, ее авторитет. А с 1935 г. чистки в партии уже практически не проводились и были заменены как раз их самым недопустимым эрзацем: репрессиями карательных органов, которые зачастую уничтожали «культурные ростки», а оставляли явные «сорняки», ибо решали карательно-уголовную задачу, а не политическую. Именно в извращении самой сущности чисток, а не в факте их проведения в свое время и лежит основной политический и исторический порок политики второй половины 30-х годов. Но именно этот момент до сих пор замалчивается при критике партии, в то время как разъяснение его должно было бы стать ключевым в начале перестройки в 1986-89 гг.

Это сознательное извращение сути исторических ошибок партийного руководства и позволило горбачевцам и «демократам» оболгать всю политику партии, и увести массы от созидательных задач на путь разрушения и партии, и социалистического государства.

Но вернемся к псевдонимам в эпоху пребывания партии в подполье. Еще более недисциплинированными по отношению к рекомендациям партии, и тем самым к ее политике, к ее авторитету, оказалась та часть ее членов, которая пришла в революционное движение, пройдя несколько оппозиционных организаций и фракций – из Бунда, из среды «экономистов», из меньшевиков и др.

Отчасти не зная о сложившихся уже традициях в РСДРП(б), а отчасти не считая их для себя обязательными, особенно в той части, где они касались не принципиальных политических вопросов, а партийного быта, партийных привычек, партийного поведения, – эти люди, особенно после 1905 г. и наступившего периода разброда в 1907-1910 гг. привносили в партию свои понятия, свои привычки, и в частности, свое понятие о партийных псевдонимах, с которыми они, как правило, уже приходили в партию, и которые выбирали еще до своего активного участия в ее работе, или же после пребывания в ссылке или в тюрьмах, куда они попадали первоначально сразу же после первых шагов в той или иной организации, как правило, по беспечности и неопытности.

Самой распространенной основой для выбора псевдонима у этого типа людей были географические объекты, т.е. города или села, где они родились, были в тюрьме или на поселении, или же где им приходилось вести свою основную партийную работу. Выбор подобных псевдонимов не требовал никакого труда и размышления, происходил в 90% случаев совершенно автоматически и единственным препятствием такого выбора могла служить неблагозвучность того или иного географического пункта. Технически же псевдоним этого рода представлял собой прилагательное, образованное от названия населенного пункта с окончанием «-ский». Так, если город назывался Немиров, то фамилия-псевдоним получалась – Немировский, а если это была Белая Церковь, то и тут затруднений не возникало и получался красивый псевдоним Белоцерковский.

По такому принципу образовывали свои не только псевдонимы, но и полноправные фамилии, в царской России все евреи, выезжавшие по разрешению на работу или место жительства из Польши, Украины и Белоруссии в великорусские губернии России или в Сибирь. Пересекая «черту оседлости», т.е. границу, за которую евреи не имели права в царской России выезжать без разрешения, они, обычно, меняли свои национальные, специфические имена и фамилии и брали «географическую фамилию» с «польским оттенком». Но от настоящих польских фамилий такие фамилии отличались тем, что были основаны исключительно на использовании географической номенклатуры, в то время как настоящие польские фамилии были связаны прежде всего с польскими словами, обозначавшими профессию, качество или свойство характера и реже – родовое («звериное») наименование владения или поместья, названия которых никак не напоминали распространенные географические объекты.

Беря партийный псевдоним по этому типу, многие использовали географические названия не своего места рождения за чертой оседлости, а наименования русских населенных пунктов, где им приходилось бывать.

Так возникли псевдонимы:

Варшавский – (М.Г.Бронский)

Ярославский – (М.И.Губельман)

Киевский – (Г.Л.(Ю.Л.) Пятаков)

Радомысльский –

Московский – (О.-Г.А.Апфельбаум)

Троцкий – (Л.Д Бронштейн) от г. Троки в Литве, ныне Тракай

Сокольников – (Г.Я.Бриллиант) от московских Сокольников.

После 1905 г. по такому же принципу стали выбирать псевдонимы и русские революционеры:

Томский – М.П.Ефремов

Волгин (затем – Камский) – Н.А.Обухов

Свирский (позднее – Невский) – А.В.Галкин

Невский – Ф.И.Кривобоков

Симбирский – К.Н.Самойлова

Что же касается бундовцев, то они, наоборот, позднее стали брать псевдонимы, не скрывавшие их национальной принадлежности:

М.И.Гольдман – Либер

Ф.И.Гурвич – Дан

И.Айзенштадт – Юдин

После нескольких лет шатаний в годы отлива революционного движения (1908-1910 гг.) старые фракционеры, переходя на сторону большевиков, старались избирать для себя новые псевдонимы, более подходящие для члена большевистской партии, и как то отвечавшие той славе твердых, несгибаемых, твердокаменных, которую приобрели большевики в революцию 1905-1907 гг. и в годы реакции.

Так, видный меньшевик-партиец, Л.Б.Розенфельд, долго выбиравший себе большевистский псевдоним, наконец, нашел простой выход, переведя расхожую фамилию своей замужней сестры – Штейн – на русский язык и став с этих пор для всего мира – Каменевым.

Вообще, после 1905-07 г. в большевистской среде выбор псевдонима стал совершенно свободным от каких-либо партийных предписаний и многие видные большевики пошли по линии приобретения «крепких», «жестких», «военных» псевдонимов.

Так, А.В.Луначарский стал известен под именем Воинова; В.М.Скрябин стал Молотовым[5], Н.К.Крупская указывала себя на партсъездах, как Саблина.

В этом же ряду «крепких» псевдонимов должен рассматриваться и псевдоним Сталин. Но его уже тогда от всех остальных псевдонимов отличало то, что он был и «крепким» и в то же время единственным, созвучным в партии с псевдонимом Ленин, а также то, что он никому до Сталина не пришел в голову, хотя в партии было несколько человек, имевших как бы близкие к этому понятию фамилии – Сталь, Стальков, оказавшиеся, однако, совершенно незаметными, на фоне прочих.