Александр продолжал свой путь на Восток. Новые города раскрывали перед ним свои ворота. Армии царей и сатрапов рассыпались, как ворох сухих листьев под дуновением ветра. Александр все более отдалялся не только от Эллады, но и от эллинов и македонцев, которым он был обязан своими победами и даже жизнью. Он требовал от них поклонов и целования ног по обычаю персидских царей. И когда один из друзей, защитивший когда-то его грудью от вражеской стрелы, отказался выполнить это требование, унижающее свободного человека, он был убит, как говорили историки, в пылу гнева. Но вспыльчивостью не объяснить того, что он бросил племянника Аристотеля Каллисфена в клетку и возил его в ней до тех пор, пока не был пойман лев, которому строптивый философ и историк был предназначен в пищу. Тот ли это Александр, которого обучал Аристотель? Философ мог бы задуматься над этим и вспомнить слова другого мудреца, учившего: «Все течет, все изменяется». И добавить к этим словам свои: «Особенно изменяются люди, отягощенные властью».
Александр, уверовавший в свое божественное происхождение и непогрешимость, продолжал гнать армию на край света, хотя никто, кроме него, уже не понимал смысла дальнейшего продвижения на Восток. Войско повернуло назад. Багровое солнце Индии освещало сгорбленные спины солдат, отрепья одежды, стертые в кровь ноги. Это было началом заката империи, рожденной в войнах. В Древнем Вавилоне Александр умер тридцати трех лет от роду то ли от лихорадки, то ли от яда.
Но не успел еще остыть его прах, как началась вражда между полководцами. Вражда перешла в войны, жестокие и бессмысленные. Держава Александра кроилась и перекраивалась, как хитон, оказавшийся не по плечу наследникам. Она кромсалась, как пирог на погребальной тризне. Каждый хотел захватить кусок побольше и пожирнее.
Вслед за Александром ушел из жизни и Аристотель. Эллины, радостно вздохнувшие после смерти деспота, вспомнили, что он вышел из школы Аристотеля, словно бы учитель был виноват в том, что ученик возомнил себя богом и стал тираном.
Как различны деяния завоевателя и мудреца, так различны и судьбы их творений. Держава Александра рассыпалась, едва успев родиться, а держава Аристотеля рождалась после его смерти. Где его армия? Горсточка учеников Ликея, к которым афиняне относились с недоверием. Но это были ученики, не предавшие своего учителя. Своими трудами они продолжили его дело. И к тому времени, когда греческие государства попали под власть новых завоевателей — римлян, невидимая власть империи Аристотеля, его власть над умами не только эллинов, но и варваров была прочнее, чем когда бы то ни было.
В 88 г. до н. э. Афины восстали против ненавистных римлян. Окруженный римским войском город ожидала судьба других непокорных городов — разрушение, а его жителей — рабство. Но римский полководец Сулла, ворвавшись в город, остановил своих солдат. Он заявил потрясенным афинянам: «Я щажу живых ради мертвых». Афины были спасены не храбростью своих защитников, а гением своих мудрецов и постов. Главным трофеем Суллы были сочинения Аристотеля, сотни свитков, уже изъеденных, червями и покрытых плесенью. В Италии они нашли своих ценителей и почитателей.
И не только в Италии. В Египте, завоеванном Александром, Аристотеля знали не только в городах, населенных греками, но и в деревнях с чисто египетским населением. Есть что-то символическое в том, что в одной из таких деревень в конце XIX века нашли папирус с сочинением Аристотеля «Афинское государственное устройство», но до сих пор не могут отыскать даже места, где находился мавзолей Александра. Древняя земля Египта сохранила память о просветителе, а не о завоевателе.
Необыкновенно прочной была память об Аристотеле и в других странах Востока, завоеванных фалангами Александра. Образ самого Александра исказился почти до неузнаваемости, превратившись в какого-то сказочного демона Искандера двурогого. Аристотель же оставался в памяти людей Востока, ибо он вел там сражение нетленным оружием слова. Сочинения Аристотеля переписывались и изучались, и даже после арабского завоевания и распространения ислама авторитет Аристотеля был так же велик, как в годы после его смерти.
Время для понимания и восхищения Аристотелем на Западе пришло позднее, в эпоху Возрождения, когда передовые люди в борьбе с обветшалыми взглядами на мир искали себе союзников среди великих мыслителей античного мира. Первым из них был Аристотель. В представлении гуманистов он был не человеком отдаленного прошлого, отстоявшего от их времени почти на двадцать веков, а современником, самым живым и мудрым среди них.
Великий художник Рафаэль изобразил на стене одной из комнат Ватиканского дворца всю афинскую школу. На ступенях широкой лестницы, ведущей в зал, с проходом через анфиладу комнат к небесной голубизне в живописных позах изображена группа философов. Они ведут непринужденную беседу, спорят, собравшись небольшими группами, сосредоточенно размышляют. Но над лестницей и людьми, словно сказочное видение, встают две фигуры: одна — седобородого старца с мечтательным лицом и поднятой к небу рукой, другая — человека помоложе, чернобородого, с энергичным выражением лица — простирает руку вперед, указывая на землю. Платон и Аристотель, учитель и ученик, два величайших философа древности. Так они воспринимались Рафаэлем и его современниками: один — обращенный к небу, другой — к земле, но не приземленный, а такой же прекрасный и божественный.
Один великолепный знаток и самый лучший переводчик Аристотеля и сам превосходный стилист сказал о стиле Аристотеля: «Не поцеловала его муза». Действительно, речь Аристотеля по сравнению с речью великого и вдохновенного его учителя Платона может показаться затрудненной, негладкой.
«Не поцеловала муза»… Но ведь в числе муз, пожалуй, не было той, которая могла бы одарить Аристотеля своим поцелуем. В число девяти муз не вошла муза — покровительница строгой мысли, прекрасной своей доказательностью и обнаженной логикой. Этой музы не было потому, что до Аристотеля еще никто в полной мере не умел говорить так логично и последовательно, добиваясь не красоты выражения, а проникновения в причину явления. Это был язык науки. Первым на ее языке заговорил Аристотель, учитель человечества.
Доктор исторических наук А. И. Немировский
