— Ну вот, — Фэрфакс улыбнулся, — не зря я тебе о ней говорил, юный Джо Холланд. Придумаем что-нибудь, не плачь. Пошли, — он посмотрел на восток, — светает уже. Сейчас от трупов избавимся, и будем сниматься с якоря, пора и дальше.

— Куда? — мрачно спросила Джо, одергивая куртку. "В Плимут, что ли?".

Капитан оперся на костыль: "Посмотрим. Сначала заглянем в одно местечко, заберем там то, что твое по праву, дорогая моя. Клад Энрикеса, — добавил он, и стал спускаться вниз по трапу.

Джо положила руки на штурвал и посмотрела на берег. За белым песком не было видно ничего, кроме широкой, медленной реки и густой, зеленой пены джунглей. "Господи, — шепнула Джо, все еще глядя вдаль, — пожалуйста, сохрани его. Прошу тебя, Господи".

Москиты надоедливо, злобно пищали. Иосиф, отмахнувшись, стерев пот со лба, услышал сзади мягкий голос: "Это новое кладбище, ему лет пятьдесят, а старое там, — Давид Наси показал куда-то за деревья, — пойдемте, я вас проведу".

Поселение было окутано влажной жарой, вдалеке блестела полоска реки, черепичные крыши домов были раскалены солнцем. Мужчина, идя по узкой дорожке, подумал: "И как они тут живут, я бы не выдержал. Круглый год пекло".

— Для сахарного тростника хорошо, — будто прочитав его мысли, обернулся Наси. "Однако люди, уезжают, конечно, в столицу. Сами понимаете, там порт…, - он пожал плечами и поправил кипу. "И вообще — это сейчас тут безопасно, мы и каменную синагогу построили, вы сами видели, а сто двадцать лет назад, — он вздохнул, — поселение, чуть ли не каждый год жгли. Индейцы, испанцы, португальцы. Мы тут между молотом и наковальней, дон Иосиф, — на юге инквизиция, на севере — тоже".

Они вышли на открытую дорогу, что вилась между посадками тростника. "Я смотрю, у вас рабы, — хмуро сказал Иосиф, глядя вдаль, туда, где между стеблями виднелись черные головы рабочих.

— А тут иначе нельзя, — отозвался Наси. "Индейцам мы не доверяем. Да и не пойдут они в поле работать, не умеют они этого. Негров мы покупаем задешево, сейчас очень упали цены на живой товар. А что вы спрашивали насчет документов, так, — мужчина приостановился, — с того времени, прошлого века, — ничего не осталось. Синагога деревянная была, как поселение горело — так и бумаги все вместе с ним".

Иосиф поскреб в темной бороде: "Не зря они синагогу назвали "Браха ве-шалом", "Благословение и мир", мира тут у них как раз не хватало".

— Вот, — Наси остановился и показал на зеленую поляну, усеянную серыми камнями. "Тут мало что осталось, но, если мы обломок надгробия находим — сюда приносим. Походите, дон Иосиф, поищите, а я пока на стол накрою. Была бы жива жена, — он помолчал, — но, сами понимаете, оспа…, Четыре года назад вспышка была".

— Прививались бы, — ничего бы не случилось, — хмуро сказал мужчина, засучив до локтей рукава белой, пропотевшей насквозь рубашки.

Наси всплеснул толстенькими ручками: "Вы верите в это шарлатанство?"

— Верю, — коротко ответил Иосиф. Не оборачиваясь, он зашагал к высоким деревьям. В ветвях кричали, перекликались обезьяны. Наси, рассматривая сильные, широкие плечи, подумал: "Вот же вымахал, ладонь размером с мою голову. И в Картахену его несет, я же ему сказал — опасно это, там испанцы. Сел бы себе на корабль, и вернулся в Старый Свет, а оттуда бы ехал в свой Чарльстон. Упрямец, — плантатор засеменил по пыльной дороге обратно к поселению.

Он нашел их почти сразу. Два старых, поросших мхом камня, маленьких, вросших в землю, лежали рядом друг с другом. Иосиф опустился на колени. Завидев знакомые буквы, достав из мешка за спиной футляр с инструментами, он осторожно начал счищать ножом мох.

Поблизости прыгала какая-то яркая, красивая птица. Мужчина, вдруг, закрыл глаза: "Господи, как далеко. Новый Свет. Как она сюда поехала — одна, с детьми, и не побоялась ведь. Сара — Мирьям".

Он аккуратно сдул остатки мха с камней. "Хана и Дебора Горовиц, 8 лет, 1653 год. Да будут души их связаны в узел жизни у Господа — прочитал он. "Двойняшки, — Иосиф поднялся. "Бедные, скорее всего от этой местной лихорадки умерли. Я читал про нее, "черная рвота" называется. Когда же мы научимся лечить эпидемии? От оспы — и то не хотят прививаться, а сколько еще болезней на свете, — он, подняв какой-то камешек, положил его на могилу девочек.

— Вот так, — вслух сказал Иосиф и подумал: "Кадиш надо прочитать. Я же по отцу читаю, каждый год, хоть и в Бога не верю. А, — он махнул рукой, — все равно".

Он стоял, шевеля губами. Потом, тяжело вздохнув, развернувшись, Иосиф вышел на дорогу.

Обед был накрыт на террасе, спускающейся к реке. Иосиф пригляделся и увидел, как ниже по течению негры грузят на низкие, плоскодонные лодки какие-то мешки.

— У нас тут все свое, — весело сказал Наси, подождав, пока чернокожий слуга разольет по бокалам лимонад.

— Вот, — он подвинул Иосифу серебряный бокал, — тут наш сахар, мы его сами делаем, поставили три мельницы и пресс. Потом мы его отправляем в порт. Если бы тут рос виноград, — Наси жадно выпил, и принялся за курицу, — я бы вас угостил вином, уверяю.

— Я нашел могилы двоих Горовицей, — тихо сказал Иосиф, все еще смотря на реку. "Девочки, двойняшки, умерли в 1653 году. Наверное, эта ваша лихорадка".

— Да, тут ее много, — Наси наморщил лоб. "В следующем году, если мне память не изменяет, поселение атаковали, испанцы. Людей увели с собой, все сожгли дотла….- он вздохнул. "Простите, что вам не удалось больше узнать".

— Я понимаю, — Иосиф отложил вилку: "Все, делать тут больше нечего, надо отправляться в Картахену. Наси обещал мне проводника дать, кого-то из местных. После Шабата и выйдем. Почти тысяча миль, но тут на лодке можно добраться".

— Послушайте, дон Давид, — он взглянул на плантатора, — а почему нельзя по морю плыть? Быстрее же.

Наси покачал головой и стал загибать пальцы: "Во-первых, корабли из Парамбарибо ходят только на Синт-Эстасиус, в нашу голландскую колонию, ну и в Амстердам. В Африку еще, конечно, но вы, же туда не поплывете, — он рассмеялся. "Во-вторых, пираты. В-третьих, дон Иосиф, не в обиду будь сказано, но бумаг у вас никаких нет. Испанцы пристально проверяют тех, кто сходит на берег в порту. Вы же не хотите сидеть в тюрьме?"

— Не хочу, — усмехнулся мужчина. Наси добавил: "В первой же испанской деревне придете в колониальную администрацию, язык у вас отличный, без акцента, скажете — перевернулась лодка, бумаги утонули. Они вам выпишут паспорт. Только придумайте, откуда вы".

— Хосе Мендес, с Кубы, — безмятежно отозвался Иосиф, принимаясь за фрукты. "Мы там долго стояли, так что… — дверь внезапно открылась. Маленький, кудрявый, смуглый мальчик, выбежав на террасу, весело сказал "Папа!"

Иосиф успел увидеть красивую, чернокожую женщину. Она, извинившись, забрала дитя. Наси, медленно покраснел: "Я их освободил, разумеется".

— Разумеется, — холодно отозвался Иосиф и поднялся: "Спасибо за обед. Давайте, я осмотрю больных, как обещал".

— Мы вам заплатим, конечно же, — засуетился плантатор. "И за рабов тоже".

— Рабов я лечу бесплатно, — отрезал Иосиф. Взяв свой мешок, он велел: "Пойдемте".

Нежный, ласковый рассвет едва пробивался через вершины деревьев. Они стояли на лужайке. Наси вгляделся в джунгли: "Вот и Аарон. У него какое-то индейское имя есть, но он себя так зовет, чтобы нам удобнее было".

Невысокий, изящный, темноволосый мужчина выскочил на берег из узкой лодки. Иосиф понял: "Я же его видел, вчера, в синагоге. Он в дверях стоял, а потом — ушел".

Индеец посмотрел на него красивыми, большими глазами. Протянув руку, он сказал, на голландском языке: "Здравствуйте. Или вам удобней испанский, дон Иосиф?"