Она увидела глаза мужа и дрожащим голосом сказала: "Я не понимаю, господа…, Я жду ребенка, у меня схватки…"

— Поднимитесь, — повторил британец. Эстер с трудом слезла с кровати, и попыталась подойти к Меиру. — No me llames por su nombre, — спокойно предупредил муж на ладино. Эстер кивнула и натолкнулась на скрещенные штыки.

— Говорить только на английском, — велел один из солдат. "Иначе мы прекратим свидание". Его товарищ, что обыскивал комнату, кивнул. Британец приказал Меиру: "Заходите. У вас есть пять минут, дверь не закрывать".

— Что такое? — одними губами спросила Эстер.

Она услышала, совсем рядом со своим ухом, тихий шепот: "Ты прости меня, я не мог иначе. Родни поставил условие — если я сдамся, они не будут высаживать десант. Ты не волнуйся, — Меир обнял ее, — я сбегу, разумеется. С тобой ничего не сделают, интернируют, и все. Я вас найду, с маленьким, и уедем отсюда".

— А если Родни обманет? — ужаснулась Эстер. "Если это ловушка для тебя?"

— Не обманет, — успокоил ее муж. "Как маленький?"

— У меня схватки, — слабым голосом отозвалась Эстер. "Частые. Я тогда к миссис де Грааф пойду, она обещала мне помочь. Других-то акушерок, кроме меня, тут нет. А если мальчик? — спохватилась она. "Ты ведь должен быть на обрезании".

Меир внезапно потерся носом о ее щеку. "Хаимом назови, как хотели. А девочку — Дворой, ладно? Я вернусь, обещаю. Просто, — он помолчал, — сразу не получится, наверное. Пойдешь в синагогу, они все устроят".

Он, на мгновение, выпустил ее из объятий. Открыв крышку сундука, сняв изящный, светло-серый сюртук, Меир надел затрепанную холщовую куртку. "Хорошо, что я ее постирала, как он с рыбалки вернулся, — отчего-то подумала женщина.

Эстер увидела, как муж бережно положил во внутренний карман куртки какой-то конверт. Она оглянулась на дверь: "У меня пистолет есть. За чулком. На всякий случай положила, как ты ушел. Дать тебе?"

Меир махнул рукой: "Меня все равно еще на корабле обыскивать будут. Не рискуй, милая".

Он взял ее лицо в ладони и повторил: "Вернусь. Ты просто жди меня". Эстер потянулась к его губам и почувствовала мимолетный, быстрый, нежный поцелуй.

— Наш первый, — поняла она, а потом в спальню вошли солдаты. Меир, весело сказал: "Я готов, господа".

Меир оглянулся, уже миновав ворота сада, — она стояла на каменных ступенях крыльца — маленькая, с укрытой чепцом головой, придерживая обеими руками живот. Она не махала, не кричала что-то ему вслед, — просто стояла, не отрывая взгляда от каштановой головы мужа. "Когда вернусь, — пообещал себе Меир, садясь в британскую шлюпку, — скажу, что я ее люблю. Прямо в передней, первым делом. Хватит откладывать".

Он посмотрел на уходящий вверх, утыканный пушками борт британского флагмана и глубоко вздохнул: "Могу ведь и не вернуться. Что бы там ни было — от меня они ничего не узнают, даже имени моего".

С корабля сбросили трап. Меир, карабкаясь вверх, между двумя солдатами, хмыкнул: "Можно было бы прямо сейчас в воду прыгнуть. Но меня пристрелят, на месте, тут семь фрегатов вокруг стоят. И потом, не зря же я письмо капитана Мартина Кроу с собой взял — мало ли, вдруг его сын тут".

Он ступил на палубу. Подняв голову, мужчина уперся глазами в холодный, ненавидящий взгляд адмирала, — британец был много выше его.

— Господин Оливер, должно быть? — поинтересовался Родни.

Меир только кивнул.

— А как вас зовут на самом деле? — Меир ощутил запах вина, что исходил от адмирала, и отвернулся.

— В трюм его, — приказал Родни, прижимая к глазу подзорную трубу. "Губернатор де Грааф поднял белый флаг, спускайте мою шлюпку. Сейчас я приму капитуляцию голландцев, а потом — займусь вами, господин Оливер, — по складам, издевательски, протянул адмирал.

Меир вздернул подбородок и почувствовал толчок штыком в спину. Он в последний раз взглянул на бесконечное, просторное небо, и отчего-то улыбнулся.

За окнами губернаторской резиденции полыхал багровый, тревожный закат.

— Ветер завтра будет, — подумала Эстер, опираясь на изящный туалетный столик госпожи де Грааф, тяжело, с присвистом дыша. "Больно-то как, но ничего, вроде справляюсь".

Голландка зашла в спальню, неся в одной руке ведро горячей воды, другой — придерживая стопку чистых, холщовых полотенец.

— Караул поставили у дверей, — угрюмо сказала она. "Всех мужчин интернировали, согнали в бараки портовые, на склады".

— Там же…, товары были…, - простонала Эстер.

Госпожа де Грааф махнула рукой: "Они их еще с полудня, как мы капитулировали — начали в свои трюмы перегружать". Она мягко посадила женщину на кровать. Эстер заметила следы слез у нее на лице. "А ваш муж, госпожа де Грааф? — внезапно спросила женщина. "Он где?"

— Тоже там, — голландка яростно терла руки мылом. "Его с мальчиками увели. Якоб так плакал, — ее голос, на мгновение задрожал, но женщина справилась с собой, — ему всего десять, зачем его было забирать…, С детьми воюют, — она встряхнула укрытой чепцом головой. Встав на колени, женщина добавила: "Еле девочек уложила. Магде три годика, цепляется за меня и рыдает: "Хочу к папе! Где папа!"

Она взглянула на лицо Эстер и пробормотала: "Простите, госпожа Оливер…"

Женщина только помолчала: "Ну, что там? Я чувствую — потуги уже скоро".

— Все хорошо, — улыбнулась жена губернатора и вздрогнула — снизу, с улицы донеслись чьи-то пьяные голоса и звуки выстрелов.

— Мама, — раздался девичий голос, — Магда проснулась, плачет. Голландка вздохнула и велела старшей дочери, что стояла в одной ночной рубашке: "Поноси ее по коридору, Аннеке, видишь же — госпожа Оливер родит вот-вот. Покачай, спой колыбельную".

— Горит что-то, — измученно сказала Эстер, превозмогая боль. "Чувствуете, госпожа де Грааф?"

Голландка выглянула в окно: "Они на берегу костры разжигают, ничего страшного. Там на складах вино было, — она горько усмехнулась, — наверняка всю ночь гулять будут".

В коридоре, за распахнутой дверью, послышались тяжелые шаги. Детский голос неуверенно сказал: "Нас уже обыскивали, господа, тут нет мужчин, нет оружия…, - Аннеке прервалась и отчаянно крикнула: "Не надо!"

Ребенок зарыдал. Эстер, сжав зубы, велела: "Госпожа де Грааф, дайте мне мешочек, что я принесла".

Эстер достала заряженный пистолет. Глаза голландки расширились: "Не надо, госпожа Оливер…, Вы же слышали — адмирал Родни велел расстреливать на месте всех, у кого найдут ружья или пистолеты…".

— Мама! Мамочка! — рыдала Аннеке. Эстер, отстранив жену губернатора, с трудом встав на ноги, вышла в коридор.

Маленькая Магда тихо плакала, укрывшись в углу. Эстер бросила один взгляд на солдат, что сгрудились вокруг Аннеке. Та стояла, согнувшись, прикрывая руками еще плоскую, детскую грудь, что виднелась из-под разорванной рубашки. Под глазом девочки набухал синяк.

— Всем немедленно отойти, — гневно приказала Эстер и выстрелила в потолок. Госпожа де Грааф взвизгнула. Аннеке, подхватив сестру, ринулась в детскую.

— Заприте их, — Эстер, раздув ноздри, выпрямила спину: "Стыдитесь, господа! Адмирал Родни обещал защиту всем женщинам и детям, а вы вместо этого — нападаете на девочку тринадцати лет! Вон отсюда!

— Что такое? — раздался строгий голос с порога. Высокий, красивый мужчина с перевязанной рукой, в старом, прожженном морском мундире, велел: "Всем спуститься вниз!"

— У нее пистолет, капитан, — хмуро сказал один из солдат. "Адмирал Родни приказал…"

— Я слышал, — оборвал его мужчина. У него были каштановые, выгоревшие на концах до темного золота волосы, и лазоревые глаза. Он подождал, пока солдаты, толкаясь, не высыпали на лестницу. Мужчина поклонился: "Я приношу вам свои извинения, мадам. Отдайте мне оружие, и я клянусь честью британского офицера — вас больше никто не обеспокоит, — он увидел живот Эстер. Покраснев, смешавшись, капитан пробормотал: "Простите, пожалуйста, я не думал…, Я сейчас уйду, разумеется".