— И что теперь? Мне ждать, пока тебя прибьют непонятно за что?

— Хотели бы прибить — уже прибили б. Марин, не заставляй меня жалеть, что позвонила тебе, ладно?

***

В гостиницу Власов вернулся глубокой ночью. Краем глаза заметил машину Олега на стоянке и даже в глубине души обрадовался — вот сейчас, в эту минуту, когда руки до сих пор чешутся кого-нибудь удавить, от дружеского плеча и крепкого алкоголя Макс не отказался бы.

— Да, Олег Борисович еще здесь, — подтвердила девушка-администратор, с подозрением разглядывая растрепанного, насквозь пропахшего сигаретами друга хозяина. — Он в клубе. Позвонить ему?

— Нет, не надо. Я сам его найду. Спасибо.

Он намеревался пойти в клуб сразу, и если б не взгляд девушки — красноречивый, несколько брезгливый — пожалуй, так бы и пошел: взлохмаченный, в перепачканной ветровке на голое тело. Мельком взглянул в зеркало… Да уж, вид у него, конечно, не для клубов. Выглядит он сейчас не намного лучше той, что чудом жива осталась.

— Максим, Вам помощь нужна? — раздался в спину все тот же голос, но уже с нотками искреннего участия.

Интересно, что она сейчас думает? Подрался? Убил кого-то? Недалека от истины. Даже следы крови на ветровке есть. Макс покачал головой и направился к лифту.

Переодевшись, Макс спустился в клуб. Здесь в самом разгаре ночная программа для постояльцев, уставших от рутины. Кто-то в командировке, кто-то приехал отдохнуть и полюбоваться красотами незнакомого города; есть даже иностранцы, приехавшие на научную конференцию. Дома их ждут привычные супруги и непослушные дети, на работе их замучил самодур-начальник… Им хочется расслабиться, им нужно отдохнуть. И хозяин гостиницы им такую возможность предоставил.

Одуревшие, опьяневшие от шумной музыки, бьющего по глазам света прожекторов и безмерного алкоголя, гости с довольным улюлюканьем обступили сцену: там мускулистый, накаченный мачо, поигрывая обнаженными, блестящими от смазки мышцами, в ритм адской музыке снимает с партнерши лоскутки ткани, которые и одеждой-то язык не повернется назвать. Томные женские вздохи проносятся по залу, когда танцор, выпрямившись, встает к ним лицом, давая насладиться видом собственного обнаженного тела — оно безупречно, будто вылеплено специально для сегодняшней ночи. Он возвращается к партнерше, и музыка вдруг затихает вместе с ожидающей зрелищ толпой; парень опустился на колени и медленно, намеренно растягивая мгновенья, провел ладонью по бедру девушки. Взгляд в зал, еще мгновенье… Последний лоскут ткани на девушке сползает по ногам под одобрительные выкрики публики. Взрывается музыка… Девушка старательно изображает непорочного ангела, попавшего в сети обольстителя, но в глазах ее яд, и искорок безумия в них даже больше, чем у партнера. Им нравится эта игра, эти двое кайфуют… Змеиный клубок их лоснящихся тел гипнотизирует взгляды пьяной толпы и не дает оторваться, выпуская из душ все темное, порочное, днем скрытое под маской благочестия.

Порок, лицемерие, похоть. Респектабельная гостиница днем, обитель разврата — ночью. Под покровом темноты срываются маски с лиц добропорядочных при свете дня постояльцев… Их семьи, друзья и коллеги никогда не узнают, как алчно блестят их глаза при виде бесстыдства, разворачивающегося на сцене. Кажется, еще немного, и танцовщица отдастся ласкам партнера прямо здесь, на глазах десятков зрителей. Это всего лишь танец, игра. Продуманный, срежиссированный спектакль, цель которого одна: взбудоражить, опьянить публику. Здесь ад. И не люди — черти пляшут в порочных телах обнаженных танцоров.

Кто-то из посетителей, взбудоражившись зрелищем и напитками, начал и сам раздеваться под одобрительный визг стоящих рядом, и нелепые, неуклюжие движения в попытках скопировать пару на сцене его не останавливают… Еще немного, и одурманенная толпа, как по заразной цепочке, поддастся безумию, а утром они даже не вспомнят, что здесь творилось. Не вспомнят, как, поддавшись безумию, отдавались даже чужим, совсем незнакомым рукам; не вспомнят, как сквозь темноту под мимолетными вспышками ярко-красного света пробирались по лестницам, ища местечко поукромнее, находили просторные кожаные диваны, и уже там, не смущаясь никого, предавались охватившей их страсти порою со случайными, такими же пьяными, обезумевшими партнерами. Завтра, при свете дня, им, наверно, будет стыдно. Но эта ночь будет горячей. Куда горячее тех напитков, что милые официантки в наглухо застегнутых белоснежных рубашках и коротеньких юбочках подносят гостям.

Макс отрицательно качнул головой, когда и ему поднесли бокал с непонятной жидкостью, приглашая расслабиться и самому окунуться в порочный мир ночи.

— Мне нужен Сажинский, — чуть склонившись к официантке, заявил Макс, с трудом перекрикивая музыку.

Девушка кивнула с улыбкой и жестом указала в противоположный угол зала.

У Олега Сажинского на эту ночь своя программа. За дверьми из черного стекла Олежкин взгляд радовала молоденькая танцовщица в одних лишь трусиках — она танцует ничуть не хуже той, что сейчас на сцене, а, может, даже лучше. Она одна из его любимиц. Она знает, как сделать ему приятно, и потому не спешит, упивается темнотой взгляда своего шефа, и оттого все грациозней, все порочней ее движения, а неплохая премия за этот танец и вовсе заставляет позабыть про стыд и мораль. В приглушенном свете она танцует перед шефом, без малейшего стеснения обнажая красивое порочное тело, готовое в любую минуту исполнить любое пожелание растянувшегося на диване мужчины. Ему можно все. Гораздо больше, чем предписано правилами клуба для посетителей. На нем лишь белые джинсы, и она заводится все больше и больше, глядя, как мерно, терпеливо вздымается его грудная клетка, когда потемневший взгляд его скользит по изгибам ее обнаженного тела… Ему можно все, и ее заводит мысль о том, что будет дальше. Она подходит ближе, позволяя не только смотреть, но и касаться горячей, источающей порок кожи…

Но он не торопится. Он смотрит на нее, а думает о чем-то о своем. Он смотрит на нее и хочет расслабиться, хотя б на эту ночь, хотя бы до утра… Очень хочет. И девчонка старается ему в этом помочь. Извивается, вытягивается… Будто случайно сама задевает его, а потом и вовсе опускается рядом и тянется к обнаженной части его тела: целует шею, кадык… Не встречая сопротивления, спускается к груди, твердым кубикам пресса… Касается ширинки и, кажется, едва заметно выдыхает, когда теплая ухоженная рука шефа, наконец, ложится ей на спину.

— Хватит, иди сюда, — скомандовал Олег, перетаскивая обнаженную девушку к себе на колени.

К дверям из черного стекла Власову подойти не дали.

— Мне нужен Олег Сажинский.

— Он занят, — отрезал бритоголовый страж Олежкиного спокойствия, преграждая путь.

Макс лишь усмехнулся, окидывая взглядом дышащий похотью зал — да уж, «занят». Несложно догадаться, чем таким важным он «занят»! Ничего, оторвется от своего «занятия». Без малейшего укора совести намереваясь прервать Олежкин отдых, Макс попытался обойти охранника, но тут же был остановлен стальной, непоколебимой хваткой.

— Максим Владимирович, ну говорю же, занят. Что-то срочное у Вас?

— Срочное.

— Ладно, подождите минутку.

Охранник недовольно поморщился, но все же достал телефон. Видимо, здесь все предупреждены: Власов — друг хозяина. Ему нельзя перечить, и уж если понадобится что — в любую минуту нужно взять и сделать все, что он попросит. Короткий звонок, всего лишь названа фамилия нетерпеливца, желающего прервать приятный отдых шефа — и дан отбой. Охранник посторонился от дверей и кивнул Максу:

— Проходите. Олег Борисович Вас ждет.

***

— Так, ну все, не хнычь! — прикрикнула Марина, когда Лика зашипела от жгучего прикосновения проспиртованной ватки к разодранной коже.