— Успокойся, Дора. По неосмотрительности ты говоришь не то, что следует. Мне, и только мне, решать, как быть и что делать.

Она наклонила голову и искоса посмотрела на Хоука. В се взгляде было фальшивое смирение.

— Да, разумеется, как это глупо с моей стороны! Но о чем она только думала? Может, она не вполне в здравом уме? Следовало бы спросить ее о причине такого поведения.

Хоук быстро пошел по набережной, и Доре приходилось бежать, чтобы приноровиться к его широким шагам.

— Спрашивать и судить о причине тоже надлежит мне. Для тебя и всех прочих достаточно знать, что она есть та, кто есть. Я согласился взять леди Кристу в жены, даже не взглянув на нее, потому что она приносит с собой обещание мира и достаточно большое приданое. Это приданое будет истрачено на то, чтобы ускорить работы по строительству более прочных оборонительных сооружений в Хоукфорте против датчан. Ничто не может быть важнее этого. Ничто! Ты поняла?

На мгновение что-то затаенное и темное промелькнуло в ее глазах, но исчезло так быстро, что Хоук не был уверен, видел ли это на самом деле.

— Конечно, поняла. Ты всегда совершенно ясно определяешь, что важно, а что нет. Только забота о тебе вынуждает меня предупредить тебя, что с ней будет нелегко. Люди не примут ее с готовностью, особенно после той глупости, какую она проделала. Тебе лучше приготовиться к этому.

Хоуку хотелось выбросить из головы предостережение Доры, но он не мог. Его люди будут по меньшей мере удивлены и озадачены. Как бы ни были они преданы ему, все равно станут осуждать Кристу за обман. Он сдвинул брови. Она заслуживает наказания, это так, однако она его будущая жена, и люди должны оказывать ей уважение.

Оставив Дору, Хоук направился в крепость. Во дворе, как обычно, кипела работа, и все выглядело спокойно, однако Хоука это не обмануло. Со всех сторон он ловил быстрые, опасливые взгляды и понял, что люди все знают. Нет сомнения, что они сгорают от любопытства, но считают благоразумным держать языки на привязи.

Он принял было решение отыскать свою заблудшую нареченную, но, поразмыслив, отложил это сомнительное удовольствие — хотя бы ненадолго. Утром он так и не искупался как хотел, а потом во время плавания по морю его то и дело обдавало солеными брызгами, отчего туника сделалась жесткой и колючей. Радуясь убежищу, Хоук направился в сауну, отослав слугу за чистой одеждой.

Только верхняя половина постройки с каменной крышей возвышалась над землей, и в ней было бы холодно, если не поддерживать огонь в железном ящике, на крышку которого навалена была куча гладких, отполированных морскими волнами камней. Прежде чем раздеться, Хоук подбросил дров и вылил на камни ковш воды. Он облился водой с головы до ног и прилег на лавку, отдавшись во власть горячего пара. И тут же к нему пришли воспоминания. В этой самой сауне его зять, так удачно названный Вулфом, высказал мысль, что Хоуку следует вступить в брак, который укрепил бы союз между норвежцами и саксами. Вулф явился в Хоукфорт как захватчик, в сопровождении сильной армии викингов. Он хотел потребовать возвращения ему невесты, родной сестры Хоука леди Кимбры. Хоук все еще испытывал чувство вины за то, что увез ее из крепости Вулфа в Скирингешиле, куда Кимбра была привезена как пленница, но стала любимой женой. Не понимая этого, Хоук выкрал ее у мужа. При этой мысли на лбу у него появились морщины. Его положение совсем иное. У него были все основания верить, что он должен вернуть сестру домой. А по какой причине Криста обманывала его?

Нет сомнения, что сейчас у нее готово объяснение, целая куча объяснений, но он хотел узнать истинную причину. Хоук все еще обдумывал, как быть, когда в животе заурчало, напоминая о том, что с самого утра он ничего не ел. День шел на убыль, и он не может сидеть в сауне вечно. Хоук, ожесточившись, захватил с собой принесенную ему чистую одежду и короткой тропкой спустился к глубокому пруду. Он бросился в освежающие воды и вынырнул воодушевленным и готовым встретить все, что угодно… или то, на что надеялся.

Войдя в зал, Хоук осторожно огляделся. Слуги были заняты приготовлением ужина. На хозяина они посмотрели, как и он на них, — с опаской и вернулись к своим обязанностям с удвоенным усердием. Дора немедленно куда-то удалилась, за что он был ей премного благодарен. Хоук помедлил, питая слабую надежду, что вот-вот появится Эдвард и сообщит о деле, которое настоятельно требует участия хозяина. Но никаких признаков появления управляющего не было заметно, и Хоук стал подниматься по лестнице в свою башню. Он делал это медленнее обычного, помня о глазах слуг и не столь уж полный желания узнать, что его ждет впереди.

Лорд нашел дверь своей комнаты приоткрытой и открыл се шире с той же осторожностью, с какой отыскивал, бывало, вход в датскую цитадель. Дверь отворилась беззвучно. Комната была такой же, какой он ее оставил, только чисто прибрана — ни бадьи, ни следов потопа.

Деревянный стол, тот самый, за которым он обыкновенно сидел за бесконечными расчетами по имению, корреспонденцией из Винчестера и потоком прошений, приходивших из множества мест; стол, за которым ему от случая к случаю удавалось проводить несколько часов над любимыми книгами… На нем лежала раскрытая книга. Ее читали… Насквозь промокшая, перепачканная краской нареченная исчезла, а на се месте сидело создание, сотканное из солнечного света и морской пены, непохожее на человеческое существо и тем не менее живое, судя по тому, как оно порозовело, завидев его.

Криста отодвинула от себя книгу — осторожно, как заметил Хоук. Поднялась со стула, видимо предпочитая встретить лорда стоя. Попыталась улыбнуться, но се губы дрогнули.

— Милорд…

Голос был тот же, мягкий и чуть хрипловатый. Приглядевшись повнимательнее, Хоук убедился, что и сама она та же. Зеленые глаза того же оттенка, который он раньше не встречал ни у кого. И те же веснушки на переносице. По этим приметам, подумал Хоук, он узнал бы ее безошибочно где угодно.

Она не была, по сути дела, настоящей красавицей, если сравнивать ее с его сестрой Кимброй, которую называли самой прекрасной женщиной в христианском мире. Но то, чего ей недоставало с точки зрения классического совершенства, восполнялось самобытностью. Хоук спохватился, что не сводит с нее глаз, и попытался посмотреть в другую сторону, но безуспешно. Впрочем, она ведь почти что его жена, и его любопытство простительно.

Его голос показался Кристе сердитым, да и смотрел он на нес тоже хмуро. Хоук словно принес с собой то, что находилось за пределами комнаты, наполнив ее силой ветра, моря и земли. Она не испытывала страха, но отступила на шаг машинально, не подумав. Бессмысленно отступать, если уйти некуда. Криста указала на книгу, которая лежала теперь на столе закрытой.

— Я была очень аккуратной.

Хоук проследил за направлением ее взгляда и еще больше сдвинул брови.

— Вы умеете читать?

Вопрос вовсе не казался глупым, так как очень многие удовлетворялись тем, что просто рассматривали красивые картинки, украшающие пергаментные страницы.

Криста кивнула и посмотрела ему в глаза, опасаясь увидеть в них неодобрение, но, к ее великому облегчению, ничего подобного в них не было. Он просто удивился.

— Редкостное достоинство.

Позже он станет гордиться тем, что его жена умеет читать и в состоянии разделить его любовь к книгам. Но ему еще предстоит дивиться и другим ее умениям.

— Что вы об этом думаете? — спросил он, показывая на книгу.

— Это прекрасно, но сильно возбуждает. Кто такой этот Боэций?

— Римлянин, который жил несколько столетий назад. Он любил музыку и математику, но, как говорит книга, главное утешение находил в философии. — Хоук задержал взгляд на книге. — Он написал ее в тюрьме, ожидая казни за то, чего не совершал. Если такое занятие утешало его, тем лучше[6].

Настал черед Кристы хмурить брови.

— Эта книга не такая уж старая. Пергамент еще свежий. Более того, здесь есть примечания, написанные в наше время. Как это могло быть?