— С тех пор как вы здесь, миледи, — сказала Кристе Элфит, — люди прислушиваются к вашим словам и не обращают внимания на пустую болтовню тех, кто никогда не замечал в нас ничего хорошего.

— Стоило бы помнить, что я еще не жена лорду Хоуку, — ответила Криста, довольная таким признанием, но из осторожности не желая поддерживать пренебрежительные суждения о Доре.

Элфит расхохоталась, словно слова будущей жены лорда ее здорово насмешили. Однако Криста не разделила ее веселости. Она все еще испытывала душевную боль при воспоминании о ночи, и ей казалось, что ее нареченный не склонен искать се общества. За три дня, прошедшие с того утра, когда она, пробудившись, нашла свою постель пустой, они с Хоуком обменялись всего несколькими фразами, которых требовала обычная вежливость.

По справедливости говоря, в эти дни все были заняты с утра до наступления сумерек. То, что Хоук был тоже слишком занят, чтобы общаться с ней, не утешало Кристу. Она ловила себя на том, что наблюдает за ним по много раз в течение дня, прислушивается к звуку его голоса и тщетно пытается придумать, как обратить на себя его внимание, когда они трапезничали за столом в зале. Но язык у нее был словно узлом завязан, а в голове полная пустота.

Рейвен обо всем догадывалась и посмеивалась, но не могла скрыть собственного беспокойства. Торголд то и дело что-то бурчал в кружку эля и угрюмо сдвигал брови каждый раз,

когда ему доводилось встречать Хоука. В день праздника хозяин Хоукфорта перехватил Торголда по дороге в конюшню, куда вел своего жеребца. Передав поводья конюху, Хоук поманил к себе Торголда.

— Что вас тревожит? — спросил он, когда человек-тролль подошел к нему своей шаркающей походкой.

Торголд уставился на лорда из-под лохматых бровей.

— Меня? Ничто не тревожит. Не обо мне вы должны беспокоиться.

Хоук огляделся по сторонам, убедился, что они одни, и кивнул:

— Ладно. Что тревожит ее?

Он не мог скрыть жалостливую нотку в голосе, которая удивила Торголда и вызвала невольную улыбку.

— Она в затруднении из-за вас.

— Называйте как хотите, если вам это нравится, но ответьте на мой вопрос. Она больна?

— Разумеется, нет! Девочка здорова, как молодой жеребенок на лугу. Что заставляет вас думать, будто она встревожена?

— Она со мной почти не разговаривает, мало того, не смотрит мне в глаза. Я даже не помню, когда видел ее улыбку, во всяком случае, это было еще до бури. Может, она сердится на то, что ей пришлось так много работать? В этом дело? Или в том, что ей снова досталась уйма дел во время подготовки к празднику урожая? Но ведь я не просил ее брать на себя трудную работу.

Торголд с минуту помолчал, покручивая кончики большой черной бороды. Когда он снова посмотрел на Хоука, глаза у него сверкали.

— Скажите мне, лорд, не склонны ли вы заблуждаться? Когда вы выходите в море под парусом, не случается ли вам терять направление? А когда ездите верхом, дорогу домой находит вместо вас эта ваша великанская лошадь?

— Конечно, нет. Что это вам вдруг пришло в голову?

— Подумайте об этом, лорд. Если и есть вещь, которой леди Криста никогда не чуралась, так это тяжелая работа. Господи, да когда она была еще совсем малышкой, то ходила на поля вместе со всеми нами и делала все, что было ей по силам. Ее отец был тогда еще жив и не хотел, чтобы дочь себя утомляла, но она на этом настояла и терпеть не могла бездельничать.

— Значит, это я. Чем-то я ее огорчил.

Хоук искоса глянул на старика. Все эти дни он подумывал, что, наверное, ошибся — Криста знала, что он был с ней в постели. Она вправе была сердиться, но Хоук надеялся, что своим слугам она ничего не рассказала.

— Уж не знаю чем, — сказал Торголд. — Сдастся мне, что вы не так уж плохи… для сакса.

Настроение лорда слегка улучшилось; он даже изобразил некое подобие улыбки.

— Благодарю за вотум доверия, но мне хотелось бы узнать, как се смягчить.

— Я говорил вам о ленточках для волос?

— Говорили, но я как-то не принял это всерьез…

— Вся беда в том, что вы слишком много думаете, — перебил Хоука Торголд. — Купите хороший пучок ленточек и тогда попробуйте потолковать с девушкой. Выберите такое местечко, откуда она не сможет от вас убежать.

Хоук принимал добрые советы, даже когда слышал их из уст столь неподходящих на вид советчиков, как этот парень, так похожий на тролля. Он спустился в город, посетил осчастливленного его визитом купца и обзавелся тем, что искал, Но у него не было времени отыскать Кристу, потому что праздник уже начинался.

Солнце клонилось к западу, но было еще совсем светло, когда все обитатели Хоукфорта и его окрестностей собрались на большом поле. Столы сколотили из досок и уложили их на козлы, накрыли полотнищами материи как скатертями и разместили на них плоды своих стараний. Костры, зажженные еще днем, поддерживали подростки под строгим надзором главной кухарки, которая следила и за тем, чтобы куски мяса и целые поросята вовремя поворачивались и подрумянивались равномерно со всех сторон. Дразнящие аппетит запахи радовали участников праздника. Из бочонков с медом и элем вынули затычки. Ребятишки путались у взрослых под ногами, но те только улыбались и подзадоривали озорников.

Выйдя на поле, Криста огляделась с некоторым беспокойством. Насколько она могла видеть, все было как должно, однако ей еще никогда не доводилось принимать участие в таком большом празднике. Она чувствовала себя скованной. Элфит помогла госпоже надеть лилово-розовое платье, которое казалось сотканным из последних бликов заходящего солнца, а потом с разрешения Кристы ушла принарядиться сама. Она была где-то здесь, в толпе, и, разумеется, с Эдвардом. Этим двоим, кажется, суждено стать счастливой четой. Криста радовалась за них и гадала, выпадет ли ей самой такое же счастье.

Ответ на этот вопрос был связан с высоким, сильным мужчиной, который стоял почти в центре поля и дружески болтал со всеми и каждым с таким видом, словно у него нет никаких забот. Чувство обиды нахлынуло на Кристу при виде такой беззаботности, но быстро исчезло под наплывом чувств, одновременно и нежных и пылких. Хоук был одет в простую черную тунику, вышитую золотом. Тонкую талию обвивала золотая цепь с закрепленными на ней ножнами, украшенными драгоценными камнями. Густые кудри каштановых волос обрамляли бронзовое от загара лицо. Хоук был выше всех на голову. Криста увидела, как он наклонился, чтобы посмотреть в глаза какой-то пожилой женщине: она явно его чем-то поддразнивала. Потом они рассмеялись, и женщина ушла с улыбкой.

При виде Кристы Хоук распрямил плечи и перестал улыбаться. Девушка приуныла, у нее тоскливо сжалось сердце. На секунду — но лишь на секунду — появилось желание затеряться в толпе, однако гордость не позволила ей сделать это, а потом было уже поздно. Хоук направлялся к ней с нарочитой поспешностью. Как бы ощутив ее намерение скрыться, он положил руку ей на локоть еще до того, как заговорил.

— Миледи, — произнес он серьезно, — позвольте поблагодарить вас за вес, что вы сделали. Я не припомню такого замечательного праздника.

К своему вящему неудовольствию, Криста покраснела и не смогла посмотреть лорду в глаза.

— Вы должны поблагодарить за это Эдварда и всех остальных. Я только помогала им.

— Это не то, что говорит Эдвард и вес остальные.

Прежде чем она могла возразить или воспротивиться, он продел ее руку под свою и увел дальше в толпу. Их тотчас окружили горожане и крестьяне.

Хоук провел Кристу к почетному столу и усадил ее, прежде чем занять свое место. Их появление послужило сигналом к началу праздника. Среди всего этого шума и веселья, парада разнообразных блюд, потоков эля и меда Криста старалась сохранить самообладание. Все хотели поговорить с Хоуком и делали это вполне непринужденно, окликая его с других столов. Он вел одновременно несколько разговоров — с легкостью и юмором, — и все барьеры между людьми перестали существовать.

Веселье стало еще более бурным, когда молодые мужчина и женщина из горожан скромно выступили вперед и преподнесли Хоуку и Кристе две соломенные куклы, сделанные из последних колосков урожая. Криста не была знакома с этим обычаем и не знала, как себя вести, но лорд встал, взял се за руку и подвел к старому дубу, возвышающемуся на краю поля. Вслед за Хоуком Криста тоже укрепила свою куклу на ветке дуба, и толпа приветствовала это радостными криками.