Эраст Петрович затряс головой — всё-таки бред.

— А если бы отравленной рапирой ц-царапнули вас? Пожав плечами, ассистент ответил:

— Я же сказал, я верю в Рок. Для меня это не пустые слова.

— Зато я вам не верю! — Фандорин поднес кончик рапиры к самым глазам. Кажется, он в самом деле влажно поблескивал.

— Осторожней, не уколитесь! А если мне не верите — дайте сюда.

С готовностью Эраст Петрович протянул оружие, а левую руку опустил в карман, где лежал револьвер. Странный тип этот ассистент. Непонятно, чего от него ожидать. Притворяется полоумным? Сейчас снова накинется? Это была бы самая простая развязка. Фандорин специально повернулся спиной, благо за движениями Девяткина можно было следить по тени на полу.

Силуэт бывшего поручика качнулся, с молниеносной быстротой сложился пополам, вытянутая рука заканчивалась тонкой чертой рапиры. Эраст Петрович был готов к нападению, отпрыгнул влево и обернулся. Однако тень ввела его в заблуждение. Оказалось, Девяткин сделал выпад в ином направлении.

С криком: «Держу дукат, мертва!» он ткнул рапирой мирно сидевшую на полке крысу, но не пронзил ее, а лишь слегка уколол и отшвырнул к стене. Пискнув, зверек стреканул прочь, сшибая картонные бокалы и вазы из папье-маше.

— Дукат вы п-проиграли. Дальше что? — зло спросил Эраст Петрович. Ему было неловко за свой отчаянный прыжок. Хорошо хоть не успел револьвер выхватить.

Но Девяткин, казалось, и не заметил, что Фандорин шарахнулся от него в сторону. Очень осторожно ассистент вытер кончик клинка платком и стал отодвигать стеллаж.

— Полюбуйтесь.

Крыса лежала брюхом кверху, дергаясь всеми четырьмя лапками.

— На маленькое животное яд подействовал почти мгновенно. Говорю вам, я хотел покарать убийцу. Но Рок оправдал вас. Вы очистились в моих глазах.

Только сейчас Эраст Петрович поверил, что чудом избежал нелепой, жестокой смерти. Если б не всегдашняя везучесть, побудившая его не задумываясь выбрать отравленное оружие, он сейчас валялся бы на полу, как эта крыса, судорожно разевая рот. Идиотская была бы смерть…

— М-мерси. Только вы в моих глазах пока не очистились. Смарагдов пил вино с кем-то из своих. Потом отравитель отнес второй кубок в реквизитную. Свободный доступ в реквизитную имеете только вы. Имелся у вас и мотив: Смарагдову досталась роль, на которую вы рассчитывали.

— Если бы мы убивали друг дружку из-за ролей, театры давно превратились бы в кладбища. У вас чересчур романтическое представление об актерах. — Девяткин даже улыбнулся. — А что касается реквизитной, ключ действительно у меня. Но ваш пример показывает, что попасть сюда можно и без его помощи. И еще. Вы знаете, когда именно Ипполит встретился со своим убийцей?

— Знаю. Ночной сторож видел его в начале десятого. А смерть, по заключению экспертизы, наступила не позднее полуночи. Я справлялся в полиции.

— То есть преступление свершилось между началом десятого и двенадцатью? Тогда у меня алиби.

— Какое?

Поколебавшись, Девяткин сказал:

— Никогда бы не стал говорить, но я чувствую себя виноватым, что чуть не убил вас. Повторяю, я был уверен, что вы отравитель, а вы, оказывается, разыскиваете отравителя… Рок оправдал вас.

— Перестаньте вы про Рок! — взорвался Эраст Петрович. Он уже чувствовал, что промахнулся с версией, и оттого злился. — А то у меня ощущение, будто я разговариваю с лунатиком!

— Напрасно вы так. — Девяткин вскинул руку и поднял глаза к потолку, или, если употребить более торжественное выражение, возвел очи горе. — Человек, который верит в Высшую Силу, знает: ничего случайного не бывает. Особенно, когда речь идет о жизни и смерти. А тот, кто не верит в Высшую Силу, ничем не отличается от животного.

— Вы что-то сказали про алиби, — перебил его Фандорин.

Вздохнув, ассистент сказал уже без декламации, а обычным голосом:

— Это, разумеется, строго между нами. Дайте слово. Речь идет о репутации дамы.

— Никакого слова я вам не д-дам. Вы были в тот вечер с женщиной? С кем?

— …Ладно. Полагаюсь на вашу порядочность. Если вы когда-нибудь расскажете про это ей (вы понимаете, о ком я), это будет низко. — Девяткин опустил голову, вздохнул, — В тот вечер я ушел из театра с Зоей Николаевной. Мы не расставались до самого утра…

— С Дуровой? — после секундной паузы переспросил Эраст Петрович, не сразу поняв, о ком речь. При нем никто не именовал маленькую травести по отчеству. Однако если он и удивился признанию, то лишь в первый миг.

— Да. — Ассистент неромантично почесал ушибленный лоб. — Как говорил Теренций, я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Вы мужчина, вы меня поймете. В конце концов есть и физиологические потребности. Только не спрашивайте меня, люблю ли я Зою Николаевну.

— Не буду, — пообещал Фандорин. — Но с госпожой Дуровой обязательно поговорю. А мы с вами эту беседу еще продолжим…

Прямо из театра, невзирая на довольно поздний час, он поехал на автомобиле в гостиницу, чтобы Девяткин не успел его опередить и сговориться с Дуровой. Предосторожность была излишняя. Эраст Петрович уже не сомневался, что алиби подтвердится, но в серьезном деле нужно проверять все детали.

Не без труда разыскав в «Мадриде» номер маленькой актрисы, Фандорин извинился за нежданный визит и еще более за бесцеремонность вопроса. Разговаривать с этой барышней следовало без обиняков и экивоков. Так он и поступил.

— Это касается обстоятельств смерти господина Смарагдова, — сказал он. — Поэтому соображения п-прили-чия давайте временно оставим. Скажите мне, где и с кем вы были вечером и ночью 13 сентября?

Веснушчатая рожица Дуровой расплылась в дурашливой улыбке.

— Ого! По-вашему, я похожа на женщину, которая может быть с кем-то ночью? Это даже лестно.

— Не тратьте времени на увертки. Я спешу. Просто ответьте: вы были с господином Девяткиным? Да или нет? Меня не интересует ваша нравственность, сударыня. Я хочу знать п-правду.

Улыбка не исчезла, но утратила всякую, даже напускную веселость. Зеленоватые глаза смотрели на незваного гостя безо всякого выражения. О чем думает их обладательница, догадаться было невозможно. Хорошо, что госпожа Дурова изображает детей на театральной сцене, а не в кинематографе, — сказал себе Эраст Петрович. — На крупном плане с таким взглядом ребенка не представишь.

— Вы давеча сказали, что Смарагдов не покончил с собой, — медленно произнесла Дурова. — Стало быть, у вас есть подозрения… И подозреваете вы Жоржа, я угадала?

Данный тип личности Фандорину был знаком. Окружающие не склонны принимать их всерьез — так уж выглядят и держатся эти люди. И чаще всего окружающие на их счет ошибаются. Человек маленького роста, вне зависимости от пола, обыкновенно силен характером и очень неглуп.

— Не знаю, кто вы на самом деле. И не желаю знать, — продолжила Зоя. — Однако Жоржа из своих расчетов можете исключить. Он провел ночь вот на этой постели. — Она, не оглядываясь, ткнула пальцем на узкую железную кровать и оскалилась еще неприятней. — Сначала мы предавались греховной страсти. Потом он спал, а я лежала рядом и на него смотрела. Кровать узкая, но, как вы можете заметить, я занимаю немного места. Подробности вас интересуют?

— Нет. — Не выдержав ее сверкающего взгляда, он опустил глаза. — Прошу п-простить. Но это было необходимо…

Потом, в домашней лаборатории, он исследовал взятую из реквизитной рапиру. Господин Девяткин оказался человеком обстоятельным. В самом деле, на все руки мастер. Острие было смазано смесью яда naja oxiana с животным жиром, очевидно, добавленным, чтобы токсин не высох. Инъекция этой гадости несомненно повлекла бы за собой очень скорую и мучительную смерть.

Утром, еще до репетиции, Фандорин завершил необходимую проверку визитом в уголовную полицию, где его отлично знали. Задал вопрос, получил ответ. Смарагдов отравился совсем другим ядом — классическим цианидом.