– Просто новый клиент, миллионерша. Она хочет купить мне новый самолет.

Тот, что поменьше, смерил меня своим быстрым птичьим взглядом и наморщил нос.

– Ты один из этих, да?

Я повернулся к нему, чтобы получить удовольствие, демонстрируя свою почти безграничную неприязнь.

Здоровяк примирительно вмешался:

– Мы не собираемся устраивать здесь скандала.

Положил свою клешню на мое плечо, он его чуть не раздавил.

– Если хочешь честно, то я просто тебе не верю.

Я обдумал это и кивнул.

– Не думаю, что верю и сам.

Мы двинулись из зала.

– Куда направляемся?

– Куда-нибудь, где потише. Кое-кто хочет тебя увидеть.

Мы подошли к конторке в вестибюле. Он облокотился на стойку и спросил дежурную:

– Не могли бы мы получить комнату на пару часов? Просто побеседовать спокойно?

У нее не было особого желания, чтобы отель кишел полицейскими и типами вроде меня, но в конце концов, сверившись с регистрационным списком, она передала ему ключ.

Я воскликнул:

– На пару часов? Я должен пойти прихватить еще выпивки.

Здоровяк кивнул:

– Хочешь выпить – годится. – Он повернулся к дежурной. – И пришлите нам бутылку шнапса.

Она возмутилась:

– Мы не можем доставлять алкогольные напитки в номера. Закон...

Его мягкая улыбка очень напоминала огромный разлом в скале.

– Это только для нашего приятеля. Он перенес сильный шок. Вы же нас знаете, – он распростер руки, как корни огромного дерева. – Мы-то не можем пить на работе, верно?

Он кивнул мне и повел по коридору, затем опять обернулся к девушке:

– И три стакана.

Мы прошли в комнату на первом этаже, маленькую, чистую, чисто выбеленную, с простой новой мебелью и тяжелыми шторами, чтобы можно было отгородиться от полуночного солнца.

В комнате были два кресла и маленький стол. Я уселся на одно. Здоровяк втиснулся во второе, и его зад вылез за подлокотники. Тот, что поменьше облокотился на дверь и выглядел чопорно и официально.

– Ну хорошо, – спросил я, – так кто же хочет меня видеть?

Здоровяк ответил:

– Скоро будет.

Он снял фуражку и пробежал рукой по своим редким рыжим волосам.

– Паршивое дело. Много суеты.

– Чего вдруг? Разве это не просто авиационная катастрофа?

Кто-то постучал.

Маленький коп отпрыгнул в сторону, рванул дверь и открывая ее – и все это одним движением.

Официантка протопала по комнате и с грохотом поставила на стол бутылку шнапса и три стакана. Потом оглядела нас:

– Кто платить будет?

Воцарилась тишина, затем я пробурчал:

– Нужно было догадаться.

Я заплатил, она ушла.

Здоровяк улыбнулся и разлил на троих.

– Kippis.

Все трое залпом опорожнили стаканы. Он заметил:

– Положим, выкорчуем мы напрочь все нарушения сухого закона в округе. Что после этого случится?

– Не знаю. Может быть, полиции придется покупать выпивку самой?

– Ну уж такого никогда не будет. А случится вот что: каждый будет пить втихомолку зелье домашнего приготовления. И наконец правительство установит на это налог. Kippis.

Мы залпом выпили.

– Ты сказал, что это просто авиационная катастрофа. Может быть. Но почему-то тебя желает видеть "SuoPo".

Напарник резко повернулся и опалил здоровяка взглядом.

Я спросил:

– Никонен?

Маленький требовательно осведомился:

– Знаешь Никонена?

– Слегка. И уж конечно хуже, чем он меня.

Я встал и подошел к окну. Река текла величественно и плавно, и в бледном полуденном солнечном свете казалось, поверхность ее была смазана жиром. Маленькие беленькие дома с красными крышами на противоположном берегу выглядели детскими игрушками.

Но справа на берегу вниз по течению видна была небольшая толпа и против нее на середине реки – лодка.

Я прокомментировал:

– К нам! К нам! Великолепный новый аттракцион для туристов! Всего только двадцать финских марок, чтобы лицезреть могилу в пучине реки!

Маленький коп взорвался, выплеснул плотный сгусток выражений, правда по-фински, и выскользнул из комнаты.

Здоровяк мрачно улыбнулся и облокотился на стол, чтобы плеснуть себе шнапса.

– Нервный парень, – сказал он. – Но имея дело с тобой, кроме меня необходим кто-то вроде него. Вот я бы даже никогда не заподозрил, что ты, например, русский шпион.

Я вернулся на свое кресло и произнес:

– Kippis, товарищ.

Никонен появился раньше, чем второй полицейский вернулся. Он просто остановился в дверях и уставился на меня.

– Хелло, мистер Кери, – приветствовал он по-английски. – Как-то так получается, что вы тут как тут, когда что-то случается. В конце концов мы просто обязаны предположить, что это взаимосвязано.

Он одарил меня улыбкой дантиста, такой, которая позволяет надеяться, что больно не будет, но уж если будет, то очень.

– Это ваш шнапс?

– Да, точно.

– Так как не моя задача обеспечивать выполнение сухого закона... я, пожалуй, выпью один.

Полицейский тяжеловато выбрался из кресла, подхватил стакан своего коллеги и ополоснул его в рукомойнике.

Никонен уселся в кресло и поставил на пол кейс тем свертком вверх.

На нем был легкий кремовый плащ поверх темно-серого костюма.

Он выпил без традиционного "Kippis", закурил одну из своих сигарет, напоминающих паяльную горелку. Затем выложил на стол блокнот и шариковую ручку.

– Ну вот, мистер Кери, теперь расскажите мне, пожалуйста, что случилось. У нас есть некоторые показания людей, которые видели катастрофу, а также еще больше весьма волнующих свидетельств от людей, которые ее не видели. Но ни один из них не авиатор. Почему вы ждали мистера Адлера?

– Мне передали из диспетчерской по телефону, что Оскар попросил по радио, чтобы я его встретил.

Никонен уже должен был знать об этом, он должен был проверить последний сеанс связи Оскара с аэропортом. Сейчас он просто пытался заставить меня говорить правду.

Я рассказал ему, как ждал Оскара на мосту. О приближении самолета Адлера, внезапном перевороте вверх шасси и бесконечно долгих секундах, за которые он пытался в таком положении перелететь мост, тех дополнительных экстрасекундах жизни, которые может себе предоставить только пилот высочайшего класса. Затем я рассказал о том, что с Оскаром был Мика.

– В конце недели я собирался рассчитать Мику, – сообщил я. – Должно быть, он вел переговоры с Оскаром насчет работы. Мне он ничего не говорил – прикинулся больным. Пожалуй, это все, что мне известно.

Но отнюдь не все, что мне хотелось узнать. Я все еще не понимал, почему Оскару понадобилось брать с собой Мику. Насколько я знаю, авиаразведкой он не занимался, и кроме того, если нуждался в помощнике, то нанял бы его в начале лета, а не в конце сезона. Если подобные соображения и пришли Никонену в голову, он, тем не менее, не стал меня ими обременять.

Зато он вдруг спросил:

– Есть у вас какие-то соображения по техническим причинам катастрофы?

– Вам это разъяснят эксперты гражданской авиации.

– Мистер Кери, специалисты осмотрят все кусочки, после того, как их достанут из реки. Все тщательно измерят, изучат документацию, нарисуют множество схем и месяцев возможно через шесть почешут в затылках, поскребут подбородки и скажут: "– Имейте в виду, абсолютной уверенности нет, но мы считаем...". И, вероятно, они будут правы. Но я хочу, чтобы вы почесали в затылке сейчас.

Здоровяк сидел на краешке кровати и явно не вникал в то, что слышал, но бессознательно оценивал, как все происходит, то есть вел себя, как прекрасно вышколенный полицейский.

Я начал пояснять:

– Я бы сказал, что один из закрылков не вышел до конца, когда с другим это случилось. Со стороны... правого борта... привод не сработал. Наполовину закрылки были уже выпущены, я это видел, и как раз пришло время выпускать их до отказа. Вот тут он и перевернулся. Невыход одного мог привести к такому результату. Я слышал, что-то подобное случилось в Вискаунте возле Манчестера несколько лет назад. Самолет при посадке перевернулся и все погибли.