– Они есть там, сэр, и я собственноручно подстрелил несколько штук. А теперь я хочу попытаться добыть европейского бурого медведя.

Я тщательно подобрал слова, тон и осторожно спросил:

– Что вы делаете в свободное время. У вас свой бизнес?

Он мягко улыбнулся.

– Нет, я только охочусь. Я растрачиваю свою жизнь на охоту, а еще путешествую с целью охоты. Это все, что я люблю делать.

Я ухитрился просто кивнуть, удержав глаза на измерителе давления масла. Всякие бывают виды безработицы. Потом повернул голову направо, посмотрел на него и спросил:

– Вы в самом деле охотитесь? Вы не идете по следу Волкова?

Он выглядел искренне озадаченным.

– Не думаю, что я вас понял, сэр.

Я кивнул.

– Извините, не знал. Волков – это наша легенда о кладе, спрятанном здесь, в Лапландии. Обычно один-два человека разыскивают его здесь каждое лето.

– В самом деле, сэр? – он выглядел заинтересованным, но только так, из вежливости. – Не знал, что тут спрятан клад.

– Ну, по-моему, его тут нет. И даже если он и был, то, думаю, давно исчез; более того, лично я считаю, никаким кладом тут никогда не пахло. Однако есть сорт помешанных, которым нравится в него верить.

– Вы когда-нибудь расскажете мне эту историю?

– Кошмар! Историй столько, сколько и людей, его ищущих; у всех своя точка зрения. Поначалу считалось, что Волков был выходцем из приполярной России, богатым инженером или кем-то в этом роде, из Мурманска, на северном побережье. Когда началась революция, зимой 1917-1918 года он задумал сбежать и взял курс на Финляндию. Та только что получила независимость. Он тоже захотел независимости для себя, жены и состояния. Жена сюда добралась, а он и драгоценности – нет. Так что где-то здесь, – я очертил рукой угол около 270 градусов, – лежит его выбеленный временем скелет, скрывающий в грудах костей мешочек золотых и бывших в употреблении царских запонок.

– Так в них и состоит клад, сэр?

– Только Бог знает, из чего он состоит; из тех, кто приезжает на поиски, никто толком ничего не знает. Рассчитывают узнать, когда найдут.

– А миссис Волков, что случилось с ней?

– Волкова, – машинально поправил я. – В русском языке фамилии имеют и женские окончания. Да, это хороший вопрос. Никто никогда не встречал ее. Считается, она покинула Финляндию; и вместе с тем каждый новый слух был вызван тем, что она где-нибудь обнаруживалась. Вспомните, все это было сорок лет назад. Она давно могла умереть.

Я бросил сигарету на пол и раздавил носком ботинка. На днях я пришел к мысли установить на своем "Бобре" пепельницу, иначе в один прекрасный день пол может провалиться, а он мне был пока что очень нужен.

– Что до меня, то я не понимаю, почему, если клад всегда был здесь, она в двадцатых годах просто не вернулась и не забрала его. Или почему, когда старина Волков погибал, она просто не сунула хотя бы часть драгоценных камней или золота себе в карман.

Он сочувственно покачал головой.

– Вас нанимали, чтобы попытаться найти его, сэр?

– Время от времени. Я не люблю такую работу: в конце концов, когда не находят клада, это отбивает желание платить.

Хомер улыбнулся. Вскоре я повернул на восток и начал снижаться, чтобы оказаться ниже зоны действия радаров, прежде чем войти в запретную зону.

Озеро, на которое я держал курс, находилось в запретной зоне и теперь до него оставалось около двадцати миль. Оно было ярдов 400 длиной с запада на восток, и большей частью около 50 шириной. Проблемы для посадки создавал островок на расстоянии двух третей длины озера от восточного берега. Островок образовывал пролив в форме бутылочного горла шириной всего 20 ярдов и приводил к тому, что посадка на озеро казалась сомнительной затеей.

Для начинающих пилотов, возможно, так все и было. Но я успел стать старым тертым волком, и уже вдоволь накрутился в этих краях, сажая гидроплан в самых сомнительных местах. А то, что место выглядело непривлекательным, было одним из его преимуществ: на этом острове под грудой хвороста у меня была куча канистр с бензином, так что я мог заправляться горючим, не возвращаясь для этого в Ивало или Рованиеми. Зная длительность моих полетов, Вейко и Оскар Адлер могли заподозрить, что у меня где-то был промежуточный склад, но я надеялся, что по виду озера они не догадаются, где он.

Я сделал круг над хижиной в лесу, чтобы показать Хомеру, в какую сторону от озера она находится, затем пошел на посадку. На восточном краю озера был небольшой песчаный пляж, я выпустил под водой колеса и загнал "Бобра" на него, чтобы мы могли выгрузиться, не замочив ног.

Первое, что сделал Хомер, – открыл один из своих ружейных футляров и вытащил тонкую одноствольную складную винтовку с предохранительными кольцами вокруг мушки. Достав коробочку патронов, пять из них вставил в магазин, потом забросил винтовку на плечо. И только тут заметил, как я пристально слежу за ним.

Он улыбнулся.

– Вы говорили, что в здешних местах есть медведи, сэр. Я не могу вам не доверять.

Вполне справедливо. Почему медведям нужно было ждать до завтра, чтобы свести с ним счеты, если он уже был под рукой?

Я принялся сбрасывать его багаж.

– Какими ружьями вы пользуетесь? – спросил я.

– Все фирмы Парди, в Лондоне. Не помню, чтобы стрелял из каких-то других. Для медведя у меня "Магнум 300", – он тронул винтовку на своем плече. – Затем винтовка 7, 62 на случай, если найду лосей. И еще пара ружей.

– Каких?

– Вы, вероятно, назвали бы их дробовиками, сэр.

– Мне кажется, что "Магнум 300" немного легковесен для стрельбы по медведю, – сказал я просто так, чтобы поддержать беседу.

Я знал охотников, любящих поспорить о весе и калибре пуль. Моим же единственным средством при появлении медведя был немедленный взлет.

Он мрачно покачал головой.

– Есть точка зрения, вполне совпадающая с вашей, сэр. И если вы намеревались бы застрелить из такого ружья зверюгу с толстой шкурой, то я бы с вами согласился. Но у медведя шкура мягкая, и вы, конечно, не забыли, что существуют специальные патроны "магнум". Конечно, если вы при этом будете находиться достаточно близко.

– Близко?

Он посмотрел на окружающие тонкие серо-зеленые деревья и тяжелые валуны, сливавшиеся с подлеском и опавшими ветками, которые не расчищались с незапамятных времен.

– В такого рода местности, – сказал он, – 20 ярдов было бы достаточно.

– Боже, – вздохнул я.

Я не мог себе даже представить Фредерика Уэлса Хомера с его ангельски-детским личиком, даже с "Магнумом 300" от Парди, оказавшегося в 20 ярдах от медведя. Но потом, как следует подумав, я заключил, что, может быть, его невозмутимость – именно то, что нужно в поединке с медведем.

Он сказал почти примирительно:

– Возможно, вы догадываетесь, сэр, что смысл охоты, как рискованной игры, заключается в том, чтобы оказаться близко.

– Конечно, – тут же ответил я, словно действительно догадывался, и продолжал сбрасывать багаж.

Но тут я вспомнил об одном намерении, которое обдумывал не меньше пары лет.

– Возможно, вы мне сможете помочь советом, – сказал я. – Я подумывал приобрести какое-нибудь ружьишко, только на случай иногда случающейся вынужденной посадки. Знаете, чтобы подстрелить какую-нибудь дичь на ужин. Но еще приятнее иногда использовать его, когда какой-нибудь медведь попытается завалить на ужин меня. Могу я это сделать с помощью одного ружья?

Он сразу же ответил:

– Двенадцатый калибр.

– Дробовик? А что он сделает медведю?

Хомер улыбнулся.

– Вы удивитесь, сэр. Если находиться в нужном месте и подобраться близко, двенадцатый калибр без сомнения завалит медведя.

– Раз мне дают такой совет, я не хотел бы подбираться близко.

Он снова улыбнулся.

– Но вы же можете взять для двенадцатого калибра литую пулю. Та свалит медведя на расстоянии ярдов 60, а то и больше. С пулей в одном стволе и дробью на дичь в другом вы получаете настолько гибкие возможности, насколько это может дать одно ружье. Может быть, вы позволите мне написать фирме Парди от вашего имени, сэр? И когда вы следующий раз будете в Лондоне, ...