Вот как Юлий, сын Алехо, пришел в страну под названием Олдорандо, где его потомки стали процветать в те лучшие дни, которые вскоре наступили.

Юлию сравнялось семь лет, и он уже был практически взрослый мужчина. Он сидел, согнувшись, под кожаным пологом вместе со своим отцом, устремив взор в пустынный простор земли, которая даже тогда называлась Кампанилат. Он стряхнул с себя легкую дремоту после того как отец ткнул его локтем в бок и хрипло произнес:

— Буря затихает.

Сильный ветер с запада дул уже три дня, неся с собой снег и льдинки с Перевала. Он заполнял весь мир воющим свистом, подобно громоподобному голосу, которого не мог понять человек, и превратил весь мир в серо-белый мрак. Выступ, под которым был устроен полог, плохо защищал от сильных порывов ветра. Отцу и сыну ничего не оставалось, как лежать, закутавшись в шкуры, дремать, изредка отправляя в рот куски копченой рыбы, и слушать, как над их головами неистовствует стихия.

По мере того как ветер стихал, усиливался снегопад. Снег падал густыми хлопьями, извиваясь, подобно парящему перу над безрадостной пустыней. Хотя Фреир стоял высоко в небе, — ведь охотники находились в пределах тропиков, — оно казалось застывшим. Над их головами переливалось всеми красками позолоченной шали сияние, концы которого, казалось, касались земли, тогда как его складки поднимались все выше и выше, исчезая в свинцовом зените небосвода. Сияние давало мало света, не говоря уже о тепле.

Отец и сын поднялись, повинуясь инстинкту, потянулись, топая ногами и энергично хлопая себя по крепким туловищам. Никто не проронил ни слова. Говорить было не о чем. Они знали, что йелки уже скоро появятся. Им уже недолго оставалось нести эту вахту.

Хотя местность была пересеченной, снег и лед придавали ей весьма невыразительный вид. Позади находилось возвышение, покрытое, как и все здесь, белым саваном. Только на севере проглядывала темно-серая мрачная полоса, где небо в кровоподтеках сливалось с морем. Взоры мужчин были все время устремлены на восток. Когда они немного согрелись, то вновь уселись на шкуры, погрузившись в томительное ожидание.

Алехо сел, положил свой локоть, облаченный в мех, на камень, и засунул большой палец глубоко в рот под левую щеку. Тем самым он поддерживал вес своего черепа, упираясь пальцем в скульную кость и защищая глаза согнутыми пальцами в перчатках.

Сын его отличался меньшим терпением. Ему не лежалось на шкурах, сметанных на скорую руку. Ни он, ни его отец не были рождены для этого вида охоты. Охота на медведя — другое дело. На медведя охотились еще их отцы, там, на Перевале. Однако сильный холод, которым дышали проходы на Перевале, выгнал их вместе с больной Онессой на эти равнины с их более мягким климатом. Вот почему Юлий был так неспокоен, так возбужден.

Его больная мать и сестра находились всего в нескольких милях от них. Его дяди, вооруженные копьями из слоновой кости, отправились на санях к замерзшему морю. Юлию очень хотелось знать, как они пережили эту многодневную бурю. Может быть, именно сейчас они пируют, собравшись вокруг бронзового котла, в котором варится рыба или куски тюленьего мяса. При мысли о мясе, таком шершавом на языке, во рту у него навернулась слюна. Сглотнув ее, он ощутил мясной привкус, а в животе, в голодном желудке, екнуло.

— Смотри! — локоть отца коснулся его руки.

Высокая, цвета железа, стена быстро поднималась к небу, отчего все покрылось тенью, превратившись в какое-то пятно без очертаний. Ниже под обрывом, где они расположились, лежала в тисках льда великая река Варктак, по крайней мере, они ее называли. Снег, покрывающий ее, был настолько глубок, что вряд ли кто-нибудь догадался бы, что это река. Стоя по колени в сугробе, они услышали слабый звон под ногами. Алехо остановился, уперся концом копья в лед, а другой конец приложил к уху. Он долго прислушивался к темному потоку воды где-то у себя под ногами. Противоположный берег реки неясно вырисовывался своими холмами, кое-где помеченными темными пятнами деревьев, полузасыпанных снегом. А дальше тянулась безлюдная равнина, вплоть до линии коричневого цвета, которую можно было бы различить под мрачной шалью далекого неба на востоке.

Юлий, не мигая, пристально вглядывался в эту линию. Конечно, отец был прав. Он знал все. Сердце Юлия наполнилось гордостью — ведь он был сын Алехо. Шли йелки.

Через несколько минут уже можно было различить первый ряд животных, движущихся плотным фронтом, поднимая снежную пыль своими точеными копытами. Они двигались, наклонив головы, а сзади них бесконечной вереницей шли подобные им. Юлию показалось, что животные заметили их и шли прямо на них. Он с беспокойством взглянул на Алехо, который предостерегающе поднял палку.

— Спокойно.

По телу Юлия пробежала дрожь. Приближалась пища, которой хватит, чтобы накормить каждого из тех племен, на которые снисходил свет Фреира и Беталикса и которым улыбалась Вутра.

Животные приближались со скоростью быстро идущего человека. Юлий пытался определить размеры этого огромного стада. Уже половина видимого пространства была заполнена движущимися животными, рыжевато-коричневые шкуры которых все появлялись и появлялись на восточном горизонте. Что таилось там? Какие тайны, какие ужасы? И все же, страшнее, чем Перевал, там ничего не могло быть. Чем этот Перевал, с его обжигающим холодом и с тем огромным красным зевом, который Юлий однажды увидел через разорванные мчащиеся облака. Из этого зева на дымящиеся склоны холмов изрыгалась лава.

Уже можно было увидеть, что живая масса животных состояла не только из йелков, хотя те составляли большую часть. Среди движущегося стада возвышались подобно валунам на равнине более крупные особи. Они походили на йелков своими удлиненными черепами, над которыми возвышались угрожающие точеные изогнутые рога, такими же косматыми гривами, лежащими поверх толстой свалявшейся шкуры, теми же горбами, расположенными ближе к заду. Но эти животные были в полтора раза крупнее йелков, окружавших их со всех сторон. Это были гигантские бийелки, грозные животные, способные нести на своей спине одновременно двух мужчин… Так, по крайней мере, утверждали дяди Юлия.

В стаде были и другие животные. Это гуннаду, шеи которых поднимались тут и там по краям стада. Масса йелков тупо шла вперед, а гуннаду возбужденно сновали вдоль ее флангов и их маленькие головки подпрыгивали на конце длинной шеи. Самой замечательной особенностью у них были гигантские уши, которые беспрепятственно поворачивались в разные стороны, чтобы уловить признаки неожиданной опасности. Это были первые двуногие животные, которых видел Юлий. Их длинное косматое тело держалось на двух мощных ногах. Гуннаду двигались вдвое быстрее, чем йелки и бийелки, они покрывали вдвое большее расстояние, чем эти гиганты, но все же каждое животное занимало в стаде именно то место, которое было обусловлено давно сложившимися взаимоотношениями.

Тяжелый гул нарастал с приближением стада. С того места, где лежали Юлий с отцом, можно было различить три вида животных только потому, что охотники знали, что они там должны быть. В слабом свете все животные сливались в темную колеблющуюся массу с неясными очертаниями. Черное облако двигалось быстрее стада и теперь уже полностью заволокло весь Беталикс так, что смелые охотники много дней не смогут увидеть его. Колеблющийся ковер животных катился по равнине, индивидуальные перемещения в стаде были различимы не более чем подводные течения в бурной реке.

Туман сгустился над стадом, еще плотнее окутав его. От животных исходил запах пота, тепло, над ними роились тучи насекомых, способных существовать только вблизи теплых живых тел.

У Юлия участилось дыхание. Он увидел, что первые ряды уже ступили на берега заснеженного Варка. Они были совсем рядом — и подходили еще ближе. Весь мир превратился в одно огромное, пышущее жаром животное. Он выжидательно взглянул на отца. Хотя Алехо заметил взгляд сына, он остался таким же — внимательно смотрящим вперед прищуренными от холода глазами под набрякшими от мороза веками. Зубы его хищно блестели.