– А не пора ли мне домой?

– Да ты сядь, сядь сначала, – отозвался он, не глядя на меня.

Я сел. И только тут увидел его глаза. Они легонько усмехались.

– Я знал, что ты это скажешь сегодня. Просто чувствовал. Каждый, кто у нас лежит, подходит к этому рубежу. Одни раньше, другие позже. Я всегда заранее чувствую, когда человек попросится домой.

Я посмотрел на него – такого доброго и насмешливого, такого заботливого и преданного своему делу, – и тут же послал к чертям все свои эмоции – или все тайны своей сбитой с толку души.

– Ладно, доктор, не буду спорить. Только скажи честно, кто ты – бог или сатана?

– Ни то, ни другое, – спокойно ответил он. – Я – человек, который хочет довести свое дело до конца.

– И что, по-твоему, нам еще осталось?

Он машинально полез в правый карман. Наверное, ему нужна была сигарета, но он, конечно, не мог курить здесь, в больнице.

– Твое здоровье полностью восстановлено, – сказал Топалов. – Все, кроме памяти. Тут я не вижу никакого улучшения. И никакого просвета.

– Но что еще можно сделать? – нетерпеливо спросил я.

– Кое-что можно попробовать. Например, так называемый электрошок. В последнее время он дает неплохие результаты.

Он не объяснил мне, что такое электрошок, но я отлично понял сам. Очевидно, и это знание было запрятано где-то в моей неосознанной памяти. На миг у меня вспыхнула какая-то надежда, но тут же угасла.

– Нет, доктор, я не согласен.

– Почему? – удивился он.

– Просто не доверяю такого рода экспериментам. Он немного подумал.

– Я уверяю тебя, что это совершенно безопасно.

– Нет, доктор, это нелогично. Раз есть результат, значит, налицо активное воздействие на мозг… Но разве можно заранее взвесить, удастся ли это воздействие и какими будут его последствия, положительными или отрицательными? А если результата нет, то нет и воздействия.

– Могу от души поздравить тебя! – обрадованно сказал мой врач. – Так и запишу в свой дневник, что амнезия не отражается на способности логически мыслить. И все-таки это твое логическое мышление небезупречно. Электрошок в самом деле не действует на нормальный человеческий мозг. Это доказано опытным путем и повседневной практикой. Люди каждый день подвергаются ударам тока, иногда исключительно сильным. Но изменения в мозгу до сих пор не констатированы.

– Не констатированы наукой. Но это еще не значит, что их нет. Разве наука не открывает каждый день новые связи между явлениями, которых еще вчера не знала?

Он рассмеялся.

– Хорошо, хорошо, и тут возражать не стану. Но существует факт, с которым не поспоришь: электрошок иногда дает очень хорошие результаты. Это доказано медицинской практикой. По-видимому, шок каким-то образом восстанавливает утраченные связи. Если связи целы, его применение бессмысленно. А у тебя в самом деле повреждены связи.

– Да, понимаю. Но все-таки логика есть логика. И налицо три теоретические возможности. Или связь восстановится. Или связь не восстановится. Или порвется окончательно. Третью возможность на данном этапе нельзя ни принять, ни отбросить. Но она существует.

– А как же результаты?

– А что результаты? Вот послушай. Дней десять назад жена принесла мне в палату маленький транзистор. Он работал два дня и вдруг замолчал. Я его потряс, стукнул слева, стукнул справа, и он опять заговорил, правда, с перебоями. И работал три дня, а потом снова замолчал. И как я его теперь ни трясу, все равно молчит. И уже никогда больше не заговорит. Вот тебе и шок.

Кажется, Топалов немного рассердился.

– Хорошо, больше я не стану тебя убеждать. Но ты должен иметь в виду, что без шока тебе не обойтись.

– Тогда я предпочитаю естественный шок.

– Естественных шоков не существует. Любой шок – насилие над организмом. Но оставим это… В субботу утром вы можете вернуться домой… Я подготовлю все документы, необходимые для выписки.

Видимо, я его задел, – он перешел на «вы».

– Почему именно в субботу? – я с любопытством посмотрел на него.

– Потому что я буду на работе до пятницы. Мне не хочется провожать вас из больницы. Я не выполнил до конца своего долга. Спорить с вами я не могу, не имею права. Да и аргументов у меня нет. Так что в пятницу, во второй половине дня, вы придете в последний раз ко мне на прием. Я очень ясно услышал в его голосе огорчение. Конечно, я поступил как дурак. Но у меня не было другого выхода, да я и не знал еще, что такое компромисс.

– Слушай, я крайне сожалею, что огорчил тебя… Попробуй посмотреть на этот наш разговор как на эксперимент…

Но он не реагировал на мои слова, – наверное, был поглощен какими-то своими мыслями.

– Скажите, почему вы сегодня задали мне этот странный вопрос – бог я или сатана?

– А почему вы спросили об этом только сейчас? А не сразу?

– Потому что только сейчас я и сам спросил себя об этом, – и он чуть смущенно улыбнулся.

– Доктор, честное слово, я и сам не знаю, почему так сказал. Просто само сорвалось с языка. Мне все кажется, что сатана был частью бога. И господь совершил роковую ошибку, отринув его от себя. Сатане не осталось ничего другого, как делать свое дело… Иначе существование бога теряет всякий смысл.

Я встал и ушел. А в пятницу действительно пошел к Топалову, чтобы получить последнюю консультацию. Я застал его в хорошем расположении духа, он был явно готов спорить или шутить. Зато у меня было плохое настроение, я смутно чувствовал, что делаю ошибку, если не по отношению к науке, то по отношению к врачу. Поняв, что разговора не получится, он сунул мне в руки три листа бумаги, исписанных четким и разборчивым почерком, какого у врачей обыкновенно не бывает, – доктор Топалов явно постарался в мою честь.

– Прочтите это, – сказал он. – Я хочу знать, все ли вам понятно.

Я прочел. Все было понятно. Режим дня. Режим питания. Что надо делать. Чего не надо делать. Какие чувства и переживания могут быть полезны мне, а какие – вредны. За какие практические занятия я могу браться – не только для того, чтобы убить время, но и чтобы в моей жизни был какай-то смысл. О моей профессии и об управлении, которым я руководил, не было ни слова. Очевидно, все это он полностью исключал для меня.

– Да. Бесконечно вам благодарен, – искренне сказал я.

– И вот еще что. Каждый четверг по утрам вы должны приезжать ко мне на консультацию и осмотр. Не забывайте, что ответственность за вас все еще лежит на мне. А не на вас самом.

– Обещаю, доктор.

Он откинулся на спинку стула. На лице его было написано явное облегчение.

– И все-таки я не уверен, что бог сделал ошибку, – неожиданно заявил Топалов. – Если бы они не конкурировали друг с другом, то всякое развитие в природе остановилось бы.

Он улыбнулся, не сводя с меня взгляда, чуть насмешливого, как всегда. Да, это действительно идея. Надо будет подумать. Времени у меня хватит.

Итак, пришел день моего вступления в жизнь. Но я совсем не думал об этой жизни. У меня не было ни надежд на нее, ни боязни перед ней. Не было даже каких-либо особых интересов, кроме одного. Мне хотелось знать, кто и что я, в сущности, такое. Но хотелось не так уж сильно. Я очень хорошо знал, какой я человек: тихий, спокойный, уравновешенный, разумеется, в собственных глазах. Пожалуй, немного стеснительный. Не испытываю особого желания общаться с людьми. Да, не появилось желания закурить, даже мысли такой не приходило в голову. Зато другая мысль беспокоила меня все настойчивее и неотвязнее: среди моих вещей чего-то не хватает, какого-то обычного и необходимого предмета. Что бы это могло быть? Носовой платок? Нет, носовой платок можно носить с собой, а можно и не носить или потерять. Что же еще, что еще? И вдруг меня осенило.

– А ключей не было?

– Нет, товарищ Игнатов. Я тоже удивилась…

Я пожал плечами и вышел. Не может быть, чтобы у меня не было ключей. Разве что я их потерял. Да, это не исключено. Не потому ли я в ту ночь не вернулся домой, как утверждала Лидия. Эта мысль очень мне понравилась, благодаря ей многое становилось на свое место. Иногда загадочные на первый взгляд обстоятельства объясняются совсем просто.