Только не стоит забывать, что эти «герои» были одеты в штатскую одежду, которая была не пожертвована сердобольными бабушками, а насильно отнята у наших женщин и стариков, обрекая их на смерть от холода. Мародеры, одним словом.

Шаг за шагом голова испанской колонны приближалась к нашей засаде. Мы все напряглись, стараясь не выдать себя. А за спинами испанцев в серое зимнее небо поднимались дымные столбы от горящих деревень. До конквистадоров XX века осталось триста метров, двести, сто… Уже слышен скрип снега под множеством ног, передние ряды испанцев слились в одну сплошную серую массу на фоне проходящей через заснеженное поле дороги, белые пятна лиц, закинутые башлыками, поднимающийся вверх пар от дыхания. Приказ открыть огонь по головному батальону я дал, когда было уже можно разглядеть поблескивающие стеклышки на носу у офицера, восседающего на худой, как «конь блед» лошади.

Огневой удар механизированной роты осназа страшен, особенно если он ведется в упор. Три 30-мм автоматические пушки БМП, один 12,7-мм пулемет «Утес» один 30-мм АГС-30, три 7,62-мм пулемета «Печенег» и столько же трофейных 7,92-мм МГ – и все это, не считая трех десятков автоматов Калашникова, полусотни симоновских самозарядок и двух десятков ППД, ударило в упор по головному батальону.

Благородные идальго, по-моему, даже удивиться не успели. Наши тоже. Впервые они вели огонь не по развернутым для атаки цепям, а брали в огневой мешок походную колонну, идущую плотным строем.

Две-три минуты сплошного ураганного огня, и батальон, покрошенный в фарш, лег на месте. С дороги на обочину почти никто не успел отбежать. Не буду вам рассказывать, что способен сделать при прямом попадании с человеком 30-мм осколочный снаряд из автоматической пушки или такая же граната из АГС-30. Результат же больше напоминал не верещагинское поле сражения с грудами мертвецов, а мясную лавку.

Секунду спустя после первого нашего выстрела, по соблюдающим при движении положенные интервалы второму и третьему батальонам испанского головного полка, ударили наши бойцы с фланговой позиции под Сырцом. Дистанция у них была от километра и более, поэтому Сырец работал только из тяжелого вооружения. Зато им можно было применять главный калибр БМП 100-мм орудие 2А70, чем они и воспользовались, с первой же минуты боя превратив всю испанскую артиллерию в груду исковерканного железа. Досталось и пехоте, по которой прошлись крест-накрест очередями из автоматических пушек, крупнокалиберных пулеметов и станковых гранатометов.

Правда, стопроцентных потерь нанести противнику не удалось – расстояние было побольше, да и отсутствие в «концерте» стрелкового вооружения сказалось. Понеся потери примерно на треть от первоначальной численности личного состава и до ста процентов техники, испанцы храбро залегли в придорожных канавах. Пушки и пулеметы свой огонь прекратили, и одни лишь агээсы упрямо пытались нащупать навесным огнем испанцев, чтобы отсыпать прячущимся донам дополнительную порцию русских пряников.

И вот после примерно десяти минут обстрела, когда одна особо удачная очередь, – бах, бах, бах, бах, бах, бах – все же легла прямо по испанской пехоте, у какого-то храброго идальго из Ла-Манчи все-таки что-то, похоже, перемкнуло в заднице, и он решил повоевать со зловредными ветряными мельницами.

Уцелевших от первого обстрела испанцев он поднял в лобовую атаку на Сырец. Степень идиотизма такого решения зашкаливала. Атакующим нужно было пройти тысячу – тысячу двести метров по слегка пересеченной открытой местности, покрытой примерно метровым снежным покровом, под перекрестным огнем хорошо вооруженного противника, сидящего в окопах полного профиля.

Ну, сперва было даже интересно посмотреть, как, повинуясь команде, испанские солдаты встали и пошли в направлении Сырца, выставив перед собой ножевидные штыки немецких винтовок. Рассредоточенные цепи – это не плотные походные колонны, и пулеметы с автоматическими пушками не могли снимать такую же богатую жатву, как и в первые минуты боя. Конечно, ребятам в Сырце было неудобно вести огонь по развернутым к ним фронтом испанским цепям. Зато наша позиция оказалась у противника точно на фланге, и мы сумели вволю пострелять из автоматических пушек и АГС, вправляя мозги пришельцам с Пиренеев.

Тут уж прямых попаданий почти не было, так что количество раненых у испанцев резко превысило количество убитых. А раненый, как известно, не только сам выбывает из боя, но требует для своей транспортировки в тыл еще двух здоровых солдат. Короче, лишь когда испанцы прошли полпути до Сырца, они поняли всю глубину своих заблуждений. Дело в том, что с дистанции в полкилометра ребята, сидящие у Сырца, прицельным огнем подключили к делу все свои СВТ и АКС.

От такого афронта, а они, наверное, думали, что в Сырцах вообще нет пехоты, испанские вояки тут же залегли. В снег. Что называется, с головой. А в их обмундировании на «рыбьем меху» да еще без какого-нибудь завалящего коврика долго не полежишь – верная смерть от холода. Кто на ноги поднялся, того – цвик-цвик, цвик-чпок – тут же подстреливают.

Бойцы наши, кроме тех, что пришли из XXI века, были в основном из морской пехоты Черноморского флота. Тактически грамотные, обстрелянные, мотивированные, имеющие солидный боевой опыт по обороне Одессы и Севастополя. В смысле выдержки в бою и отсутствия пощады к врагу будут они куда жестче наших современников. Конечно, не боевые терминаторы, но все же. Мы дали им броню, огневую мощь и тактические схемы XXI века. Получившийся сплав, скорее всего, загрузит военную науку напряженным трудом примерно так лет на пятьдесят.

Но это все лирические отступления. Немного полежав на холодке пусть под редким, но дьявольски точным огнем, испанские герои начали потихоньку пятиться. В бинокль было хорошо видно, что отступающие почти не выносят раненых, предпочитают спасаться сами. Судьба тех, кто потерял подвижность и не может идти или хотя бы ползти, была незавидна. В ближайшие два-три часа они должны истечь кровью или замерзнуть насмерть. И мне их ничуть не жалко, сюда их никто не звал.

Отползали уцелевшие не обратно к дороге, а почти параллельно ей, к опушке леса, где они, скорее всего, планировали закрепиться и попросить помощи. Ну а мы прекратили огонь. Из примерно тысячи двухсот человек пехоты при четырех легких орудиях, вышедших на наши позиции утром, к полудню боеспособными оставалось не более трех сотен испанцев.

Примерно в три часа дня к противнику подошел еще один пехотный полк. Наученный горьким опытом своих предшественников, его командир попробовал устроить с нами артиллерийские пострелушки.

Результат был понятен сразу Дистанция в две тысячи метров для немецкой пехотной пушки, имеющей ствол длиной в одиннадцать калибров, была почти на пределе прицельной дальности. Нет, максимальная дальность пехотного орудия составляла три с половиной километра, но тут уж, как говорится, на кого бог пошлет. Дозвуковой снаряд, на максимальном заряде вылетающий из ствола со скоростью двести двадцать метров в секунду, сносится ветром так, что мама не горюй.

Короче, несколько пристрелочных выстрелов с опушки леса вынудили нас всерьез заняться этими пушечками и ответить им из 100-мм орудий БМП. В результате одно уцелевшее орудие испанцы откатили вглубь леса и примерно через час попробовали примерно одним батальоном атаковать Сырец по обходной дороге.

Результат был известен заранее. Примерно полчаса активной перестрелки, и испанцы снова откатились на ту же самую опушку, откуда пришли. Наступила мрачная тишина, прерываемая лишь одиночными выстрелами полевой пушечки противника, которая на максимальной дальности пыталась нащупать наши позиции.

Первый день обороны подступов к Луге прошел довольно удачно. Но я помнил, что в составе «Голубой дивизии» был и артполк полного штата характерного для вермахта состава – сорок восемь 105-мм легких полевых гаубиц и тридцать шесть 150-мм тяжелых полевых гаубиц. Когда дон Августин Муньос Грандес подтянет их в окрестности деревни Ташино, нам реально станет не до смеха. Поэтому каждую свободную минуту бойцы занимались тем, что совершенствовали оборону. Чем глубже и извилистее окоп, тем длиннее жизнь – можете мне поверить.