представляя, как разъяренный супруг разряжает в него из парабеллума полную обойму. С грохотом падали стулья, тревожно раскачивалась люстра, по полу катилась пустая бутылка «Шардоне». Высокие бокалы с остатками вина качались и тонко дребезжали на ночном столике.

– Что происходит? – в спальню ворвался муж.

Немая трагическая сцена. Серега стоял, успев вдеть в штанину только одну ногу. Блудница лежала тихо, как мышь, испуганно притаившись и накрывшись с головой пуховым одеялом, оставив лишь щелочки для глаз. С величайшим смятением следила за происходящими событиями.

Муж, – пожилой лысеющий человек, небрежно одетый в костюм-двойку и фиолетовый галстук, мгновенно оценил ситуацию. Он понял все. Шатнулся, будто от удара, но сразу сориентировался. Бесстрашно шагнул к раздетому сатиру. Малыш обреченно сжался и зажмурился, безвольно опустив руки. Он был крупнее и на полметра выше этого несчастного человека и мог без труда справиться с ним. Но стоял, покорно ожидая возмездия, ибо страшный груз вины и конфуз феерического провала не давали права взглянуть в глаза обманутого мужа. Но тот неожиданно протянул руку:

– Владимир!

– Сергей! – Малыш машинально ответил рукопожатием.

– Я очень прошу вас, не ходите к нам больше, – человек грустно смотрел в лицо.

– Да. Да, конечно… – Серега опрометью кинулся из спальни.

С тех пор, как только видел флиртующую замужнюю женщину, перед ним вставали полные боли, тяжкого страдания и невыносимой муки глаза опозоренного супруга. И Малыш дал себе слово не иметь отношений с чужими женами.

Что двигало желаниями этого человека? Виктор не раз задумывался об этом, неоднократно наблюдая удивительные воплощения своего талантливого друга. Малышу был просто необходим верный компаньон, потому как волшебные феи обычно попадались парами и во избежание недоразумений, а также для отвлекающего маневра, приятель оказывался весьма кстати.

Важна была выразительная завязка, прелюдия, дебют, когда полноценно раскрывались характеры, находились точки прикосновения, возникали взаимные симпатии. Допускался легкий обман, невинные недомолвки, искрометный гротеск. Веселые шутки, забавные, смешные истории, двусмысленные анекдоты сыпались, будто из рога изобилия, все более очаровывая и удивляя прелестниц. Те и не замечали, как попадали в лукавые путы. Им также хотелось нравиться и обольщать. Постепенно втягивались в процесс, сами расставляя немудреные ловушки, сплетая прозрачную пелену обаяния. Используя женские хитрости, волнительно сверкали глазами, смеялись непринужденно и искренно. Томно прикрывали веки, опуская взор, поправляли без надобности прическу, мило жеманились, придавая лицу выражение то каменной неприступности, то романтичного удовольствия, по-кошачьи выгибали спину, закидывали ногу на ногу…

Тосты, спичи, прибаутки, – Серега вел застолье. Когда все доходили до нужной кондиции, Малыш предлагал танцы. Обычно девушки с восторгом соглашались, и первые пускались в пляс, стараясь показать себя во всем великолепии.

Витя танцевать не умел и скромно сидел где-нибудь в углу, глотая горький дым болгарских сигарет. А друг отрывался, выделывая немыслимые па и грациозно владея собственным телом. Превращался в галантного испанского кабальеро, блестяще изображал отважного пикадора, притворялся сицилийским карбонарием, становился аристократом на графском балу; нацепив черные очки, преображался в осторожного шпиона…

Преотлично танцевал ламбаду, лезгинку и менуэт. Вальсы и танго давались без труда. Но апогеем был медленный танец. Дама доверчиво прижималась к могучему плечу и пара мягко плыла, повинуясь чарующему узору музыкального рисунка. Кавалер что-то нежно загадочно шептал, прильнув к раскрасневшемуся лицу танцовщицы. Сильные руки обвивали хрупкий стан, крепко и бережно прижимая к груди податливое тело.

Девушка двигалась, будто в трансе, послушная воле коварного инкуба, безучастно закрыв глаза и полностью отдавая себя во власть всепобеждающего Эроса…

Жена Малыша, несомненно, догадывалась о его похождениях и временами устраивала грандиозные скандалы. Но была женщиной не ревнивой. К тому же совсем недавно у них родился ребенок, и она полностью погрузилась в заботы о наследнике. Серега гордился сыном и часто возил семью к себе на малую родину, к родственникам. Супруга жаловалась на него, но свекровь утешала ее тем, что у них мол, в роду все такие. И действительно, и отец, и дед, и прадед Малыша были известные в деревне ходоки и соблазнили немало сельских чаровниц.

– Это у них наследственное. Ничего с этим поделать нельзя. Природа! Так что ты смирись голубушка, – свекровь устало прикрывала глаза. – Уж как я со своим ни билась, бесполезно! Все они Ильины такие – кобели.

Сергей уговорил Виктора идти трудиться на мясокомбинат в колбасный цех, на обвалку. И теперь они работали вместе.

С самого утра, обрядившись в крахмальные колпаки и белые халаты, нацепив на себя сетчатые фартуки, надев на руку кольчужную перчатку и наточив до бритвенной остроты ножи, – вставали за конвейер, готовые к бою. Охлажденную говядину выкатывали из просторных холодильников, и Генка Копейкин с небывалой яростью разделывал огромные туши, небрежно швыряя на ленту задки, коробки, лопатки, шейки…

Стоящие по обеим сторонам конвейера обвальщики, мужчины и женщины, хватали каждый свою часть туши и обрабатывали быстрыми расчетливыми движениями. Очищенные кости бросали в деревянную тележку, а мясо сталкивали в дыру разделочного стола. Успев поправить мусатом нож, хватали подъезжавшую лопатку или задок и все повторялось вновь.

Через несколько часов тяжелой работы устраивали перекур. Рядом работал такой же конвейер со свининой и еще два стояли обесточенные, подключавшиеся, когда шел большой поток мяса. Или использовались для практического обучения студентов училища мясоконсервного комбината.

Платили неплохо, но самое главное, было организовано снабжение мясными продуктами по самым низким ценам, практически по себестоимости. На фоне нехватки продовольствия в стране и пустых прилавков магазинов это было очень и очень кстати.

Конечно, народ на комбинате подворовывал. Не без этого. И людей можно было понять, – у всех дети, родственники, добрые знакомые, друзья. При поимке несунов наказание было только одно: увольнение. Люди рисковали, придумывали хитрые схемы и проявляли немалую смекалку.

Нарезали длинные ленты свежего мяса, заворачивали в целлофановую пленку и вставляли в самодельные пояса, специально сделанные для таких случаев. В нужных местах были подшиты полоски искусственного меха, чтоб не застудить организм. Оборачивали талию, застегивая специальные крючки или пуговицы. Второй заряженный пояс аккуратно пропускался между ног, крепился спереди и сзади к ремню. Затем одевалась одежда, а сверху шуба или пальто.

Женщины гуськом шли друг за другом. Первая незаметно давала охраннице крупную купюру в двадцать пять или пятьдесят рублей и тихо шептала: «три» или «пять». Вахтерша пропускала троих или пятерых, а следующего обязательно останавливала и обыскивала.

Так совершенно случайно, по странному недоразумению был взят с поличным старейший работник мясокомбината, обвальщик с сорокалетним стажем, передовик производства и ударник коммунистического труда – Васька Буторин, тихий малопьющий семьянин, участник художественной самодеятельности, прекрасный отзывчивый человек. Он шел замыкающим, неся на себе батон вареной колбасы. Батон болтался между ног,