— Но я не хочу тебя, викинг, — ответила Фиона. — Не хочу, пока ты не поймешь, что я не лгу. Хотя, может быть, тебе так было бы проще. А теперь повернись, я хочу посмотреть на твою рану.

Торн молча повернулся, подставляя Фионе свою спину. Он даже не вздрогнул, пока Фиона вынимала нитки, которыми зашила рану. Наложив свежую повязку, она сухо произнесла:

— Теперь можешь одеваться.

Торн повернулся к Фионе лицом и вновь потянулся к ней. Фиона увернулась от его объятий.

— Но ведь ты моя жена, — напомнил Торн. — Кто говорил мне, что наш брак нерасторжим перед твоим христианским богом?

— Как ты можешь хотеть меня, если веришь, что я ношу ребенка от другого мужчины?

Лицо Торна сделалось злым:

— Не знаю! Ничего не могу с собой поделать. Хотеть тебя для меня то же, что дышать. Я постоянно хочу тебя.

У Фионы перехватило дыхание. Этот викинг не переставал поражать ее. В одно и то же время он сгорает от любви и обвиняет ее во лжи. Конечно, терпение — великая вещь, но оно небезгранично. Если в ближайшее время характер этого упрямца не переменится к лучшему, ей придется бросить вызов судьбе и попытаться забыть о человеке по имени Торн Безжалостный.

— У меня много дел, — сказала Фиона, медленно отступая к двери. — Твои извинения я выслушаю в другой раз.

— За что это, гром и молния, я должен перед тобой извиняться? — удивился Торн.

Фиона обернулась и сказала, закрывая за собою дверь спальни:

— За упрямство и недоверие.

Торн одернул рубаху и сердито повалился на кровать. Он чувствовал себя уставшим. Он вел разговор, преодолевая вполне понятную слабость, и делал все это, чтобы Фиона не заметила этого. Ему было странно чувствовать себя слабым — ведь он вел жизнь воина и никогда не знал усталости.

Он улыбнулся, подумав о том, что если бы ему все же удалось затащить Фиону в постель, то уж он нашел бы силы любить ее.

«Гром и молния! — подумал Торн. — А ведь она прекрасна! Эти тени под глазами, исхудавшие щеки — они вовсе не портят ее красоты. Глаза… Эти фиалковые глаза будут светить мне сквозь вечность…»

Торн попытался представить себе, как будет выглядеть Фиона, когда живот ее станет большим и круглым. Тогда щеки, должно быть, тоже округляться, а лицо начнет светиться тем особым светом, что дарован только женщинам, ожидающим рождения ребенка.

«Интересно, на кого он будет похож? — неожиданно подумал Торн. — А вдруг — на Роло?»

Если бы Фиона честно созналась в том, что была любовницей Роло, он простил бы ее. А ребенка, окажись он похожим на Роло или Бретту, можно было бы просто отдать им.

Торн рассмеялся. Какой же он дурак! Разве Фиона отдаст своего ребенка — на кого бы он ни был похож!

Торн представил себе Фиону с обнаженной грудью, к которой она прикладывает ребенка, и почувствовал тянущую сладкую боль в паху. Затем картинка сменилась. Теперь Торн видел уже Роло, который ласкал грудь Фионы, мял и выкручивал соски, а Фиона кричала, задыхаясь от страсти.

Ярость охватила Торна — ярость, с которой он не мог совладать. И при этом он по-прежнему хотел Фиону! Колдовство? Несомненно!

Фиона. Ведьма. Чародейка. Подстилка Роло.

Все равно. Фиона принадлежит ему, а он — ей. Старый колдун Бренн не ошибался в своих предсказаниях.

Фиона хочет, чтобы он, Торн, любил ее.

Найдет ли он в себе силы любить женщину, которая носит под сердцем ребенка, зачатого с другим мужчиной?

Торн и в самом деле не знал этого.

Торн шел на поправку семимильными шагами. В последние дни они с Фионой виделись редко — разве что когда она заходила сменить повязку. А однажды утром в его спальне неожиданно появилась Бретта.

— Ты уже проснулся, Торн?

— Да.

— Нам никак не удается поговорить с тобой с глазу на глаз. Эта ведьма все время вьется рядом и подслушивает каждое слово.

— Не понимаю, о чем нам с тобой говорить, — ответил Торн. — Я, конечно, благодарен тебе и Роло за то, что вы дали нам приют, но я не могу забыть, что однажды ты пыталась убить меня — и почти добилась успеха.

Бретта опустилась на колени возле кровати.

— Я сделала это из ревности. Я хотела, чтобы ты стал моим мужем, Торн, ты, а не Торольф. А ты привез в дом эту ведьму. Я для тебя перестала существовать.

— Клянусь, я никогда не хотела твоей смерти.

— Зачем же ты дала мне яд? — усмехнулся Торн.

— Я ничего не понимаю в ядах. Я ошиблась. Я не думала, что такая маленькая доза может оказаться смертельной для такого большого мужчины, как ты. Ты сильно оскорбил меня, решив выдать замуж за Торольфа. Я обезумела, я хотела наказать тебя. Ну вот и придумала это. Да, я хотела, чтобы ты помучился, хотя бы от болезни. Но убить — такого у меня и в мыслях не было. Ты простишь меня когда-нибудь? Торн устало вздохнул:

— Забудь об этом, Бретта. Я жив. Ты оказала мне гостеприимство, и за это я прощаю тебя. Но верить тебе я уже не смогу никогда.

— Клянусь, я никогда больше не сделаю тебе ничего плохого! — пылко воскликнула Бретта. — Пусть все будет, как было до Фионы, Торн. Я по-прежнему мечтаю стать твоей женой.

— У меня уже есть жена.

В ответ Бретта коротко рассмеялась:

— Ты не из тех мужчин, что подбирают остатки с чужого стола. Торн. Ты не сможешь жить с ней, зная, что Фиона носит под сердцем ребенка от Роло.

— Но ребенок может быть и моим.

— Может, — согласилась Бретта. — Но вряд ли. Вспомни, ведь Фиона не беременела до тех пор, пока не стала спать с моим братом. Ты никогда не задумывался над тем, почему Роло так легко расстался с ней?

— Да, он даже отказался сразиться со мной, — согласился Торн.

— Роло отказался драться? — удивилась Бретта и насмешливо продолжила: — Вот видишь. А ведь он никогда не уклонялся от хорошей драки. Пойми, Фиона ему надоела, как и все прочие до нее. Слуги рассказывали мне, что он имел ее, когда хотел — и ночью, и среди дня. Говорят, что он груб. в постели. Но Фиона, кажется, ни разу не пожаловалась на его жестокость. Почему? Да потому, что ей это нравилось. Она с удовольствием спала с ним. Не веришь мне, спроси слуг. А потом Роло начал опасаться, что Фиона начнет испытывать на нем свои чары. Ну и туг как раз появился ты, и Роло с радостью отделался от этой ведьмы.

— А что Фиона начала делать с ним? — поинтересовался Торн. — Чего он так испугался?

Бретта пожала плечами.

— Ну, испугался, это, пожалуй, слишком. Впрочем, об этом он не говорил. Слушай, Торн, отдай Фиону работорговцу, пока не стало еще хуже. Твой отец погиб, твой дом разрушен, и все это из-за нее. Проклятая колдунья сеет вокруг себя несчастья и смерть.

В словах Бретты было немало здравого смысла. Во всяком случае, все, что она говорила, сейчас казалось Торну правильным и разумным. И все же…

— Я не могу продать женщину, которая носит моего ребенка, — сказал Торн.

— Как же, твоего… — вкрадчиво протянула Бретта. — Прогони Фиону. И все станет легко и просто.

Бретта наклонилась и нежно провела кончиком языка по губам Торна.

Торн не пошевелился, и тогда Бретта, поняв это по-своему, прильнула к нему теснее.

Он не хотел Бретту, но в его теле накопилась невыплеснутая страсть к Фионе. Когда язык Бретты снова коснулся губ Торна, они раскрылись, впуская его внутрь. Руки Торна как бы сами по себе, не слушая хозяина, обняли тело Бретты и стали гладить. «Ах, если бы это была Фиона!» — невольно подумал Торн.

Бретта была высокая, светловолосая красавица, мечта любого викинга. Такие девушки, становясь женами, легко рожают детей, а в случае опасности встают рядом со своими мужьями с оружием в руках.

И все же в глазах Торна она не могла сравниться с темноволосой, большеглазой Фионой.

Бретта сунула руку под мех, укрывавший Торна. Торн не хотел Бретту, но он был мужчиной, и тело его не всегда подчинялось разуму. К тому же у него так давно не было женщины.

Бретта удовлетворенно замычала, почувствовав, как нарастает желание Торна.

— Тебе не нужно ничего делать, — шепнула она на ухо Торну. — Я все сделаю сама.