– Вот это да… – благоговея, прошептал Бортоломей. – Это стоит того, чтобы запечатлеть в стихах.

Он поднял голову, закрыл глаза и стал декламировать:

«Твой глас подобен рыку грома.

Судьбу детей своих определяешь ты…»

Его тут же прервал насмешливым голосом Авангур:

– О, дайте выпить нам немного рома, чтобы уйти от праздной суеты… Хватит, Бортоломей, заниматься глупостями, Творцу не нужны твои восхваления, просто стань проводником его воли на планете, и твоя гора тоже возрастет.

– Я-я-я… – заметался взглядом Бортоломей, и все поняли, что внутри него горит огонь несмирения. Он сам хочет быть творцом. Получать всю славу себе. Все это отразилось на его мученически искаженном лице, и сил, чтобы принять слова Авангура, он не находил в себе. Бортоломей пучил глаза, надувал щеки…

– Я буду проводником воли отца, – первым произнес Торн, и тут же снова раздался гром и гору сотрясло. Все прильнули к парапету – гора Торна значительно выросла. – У меня появилась дополнительная благодать, – прошептал он.

Еще дважды гора сотрясалась, и все хранители получили прибавку к силе и благодати.

– Вы уверовали, братья, потому что увидели славу Творца, – произнес Авангур, – но более блаженны будут те, кто, не видя и не зная Творца, примет его как своего бога. К нему можно прийти через нас, вот для этого мы и созданы, братья, – произнес Авангур, как великое откровение для самого себя… Все замерли, впитывая его слова.

Степь. Ставка великого хана

В ставке великого хана степи, где когда-то звучал смех и раздавались звонкие голоса, теперь царила зловещая тишина. Небо затянули тяжелые, мрачные тучи, и ветер, словно вестник беды, с силой гнал их, рождая порывы, поднимал пыль. Вокруг все потемнело, и холодный, пронизывающий воздух, смешанный с пылью и сухими, жухлыми травинками, проникал в шатры и, казалось, заползал холодной змеей в самую душу, вызывая тревогу и беспокойство.

Отправив на гору сестер, Ганга переоделась в походную одежду и направилась к шатру хана. По дороге ее перехватил старый орк в простой одежде и с прямым взглядом, это был один из пророков Худжгарха.

– Ты звала меня, жена моего повелителя? – спросил он.

– Звала, посол. Хан убит, и теперь в степи можно жениться. Пойдем ко мне в шатер и переговорим.

– Я не могу входить в шатер молодоженов, – ответил орк.

– Там нет ни мужа, ни жены, ты это сам должен знать. Он перестал быть шатром, куда нельзя входить.

– Тогда другое дело, – ответил посол.

– Как твое имя, посол? – спросила Ганга.

– Я Аргрж, пророк Худжгарха.

– Пошли, Аргрж, пророк Худжгарха, – решительно произнесла Ганга. На ее лице была печать печали и задумчивости.

Они прошли в шатер, сели на кошмы, и Ганга спросила прямо:

– Ты обращался к своему повелителю?

– Да, женщина, обращался…

– И как… ты получил ответ?

– Сначала не получал отзыв, словно все, что было до этого, смыло волной. А потом мне ответила гора.

– Кто тебе ответил? – не справившись с удивлением, переспросила Ганга.

– Гора, – спокойно ответил посол. – Она сказала, что Худжгарх жив, но далеко. Он исполнил волю отца и должен был уйти, чтобы переродиться. Но его место заняла Хранительница, и она имеет власть проводить от его имени волю отца в степи.

Ганга потерла щеки, в ее взгляде появилась растерянность. Она не знала, о чем подумать, и спросила:

– Ты знаешь, кто эта Хранительница?

– Одна из жен Худжгарха.

– Ах, вот оно что, – Ганга выдохнула с огромным облегчением. – Одна из жен – это хорошо. А что значит перерождение?

– Не знаю, женщина, мне неведомо. Что еще ты хотела?

– Я хотела, чтобы ты передал Грызу: со смертью хана начнется грызня в степи. Нужно, чтобы Свидетели Худжгарха сохранили порядок и предотвратили войну в степи. И нужно, чтобы преемником хана стал гаржик из племени хана и его рода. Рода Гремучих змей.

– А кто им может быть? – спросил посол.

– Пока я думаю, единственная кандидатура, которая устроит всех, это его правая рука и мой дядя.

Посол невозмутимо кивнул и ответил:

– Хорошо, женщина, я передам твои слова вождю Грызу. Это все?

– Да, все.

– Тогда я пойду. – Посол поднялся и вышел из шатра.

Ганга провожала взглядом удаляющегося посла, и ее мысли текли, как темная река в ночи. «Дядя, конечно, не идеал, – размышляла она, – но он – компромисс». Все знали, что он не жалует Свидетелей Худжгарха, считая их выскочками, но он всегда стоял за старые устои, не ущемляя другие племена, хотя власть была в его руках. Он не стремился к абсолютной власти, но был упрям и не принимал новшеств. Если Свидетели Худжгарха поддержат его, остальные вожди примут его как великого хана. Даже южане, извечные враги, могут смягчиться, ведь новый хан обещает прощение всем врагам. И тогда в степи наступит мир. Но в глубине ее души таилась горькая усмешка. «Надолго ли?» – прошептала она, и ее слова растворились в тишине, как дым на ветру.

Проводив посла Свидетелей Худжгарха, Ганга поднялась, скрутила волосы в тугую косу, следуя древнему обычаю замужних орчанок, и решительно направилась в шатер великого хана. Ее шаги эхом отдавались в пустоте, а мысли были мрачны, как грозовые тучи, что собирались на горизонте. Утро обещало быть дождливым, и природа, казалось, скорбела вместе с ней. Не в силах сдержать стон отчаяния, она остановилась, словно застыв на месте.

Глубокие вдохи и выдохи постепенно успокаивали ее, но сердце все еще сжималось от боли. «Муж всегда возвращался, – повторяла она себе как мантру. – Он не просто человек, он – бог, и он найдет путь назад». Эти слова, как заклинание, проникали в ее душу, даря надежду.

Собравшись с силами, Ганга продолжила свой путь, но каждый шаг давался ей с трудом. Она знала, что впереди их ждут тяжелые времена, но была готова встретить их с достоинством и мужеством. В раздумьях она незаметно дошла до шатра великого хана.

Над шатром развевался черный бунчук, символизирующий смерть правителя. Стража зажгла скорбные костры для жарки баранов в честь последнего пути хана. Эти костры будут гореть, пока не выберут нового хана. До тех пор степь погрузится в мир. Хана сожгут, а его пепел развеют по степи. Таков удел великих ханов – их не предают земле, их прах освящает земли предков.

Ее беспрепятственно впустили в шатер. В шатре царила прежняя атмосфера. Хан лежал с умиротворенным выражением лица, как будто завершил все свои земные дела и ушел за грань со спокойной душой. Вокруг него сидели четверо шаманов. Раньше их было больше, но из-за смуты многие не приняли учение Худжгарха и покинули ставку. Ее дед сидел у изголовья покойного и скорбел. Глубокая печаль легла на суровые лица орков, но слез не было. Орки не плачут, они скорбят тихо.

Ганга села, молча отдала дань уважения умершему и начала говорить сначала тихо, неуверенно. Но затем ее голос окреп, стал ровным.

– Старейшины, хан умер. Нужно искать кандидата в великие ханы, – сказала она.

– Женщина! – возмущенно поднял голову Урчаг. Его глаза метали молнии. – Как ты смеешь приходить сюда и говорить?!

– Я жена Принца степи, третьего гаржика после великого хана и великого шамана. Я сама шаманка, Урчаг. Ты забыл?

Урчаг зашипел как змея, но его прервал верховный шаман:

– Шаманка Ганга права. Хватит скорбеть об умершем. Нужно думать о живых. Кто выскажется о кандидате в великие ханы? Начни ты, Урчаг, как самый молодой из нас.

– Я не самый молодой шаман. Тут есть и помоложе, – буркнул Урчаг, бросив на Гангу ненавидящий взгляд. Остальные старейшины сидели, понурив головы, и не видели их перестрелку глазами…

– Ты мой ученик, Урчаг, Ганга – Небесная невеста, шаманка. Она по положению выше тебя. Говори, Урчаг. Мы выслушаем твои слова. Может, в них будет мудрость, и мы ее услышим.

Урчаг снова завозился и ответил:

– Надо собрать вождей, и пусть они назовут имя нового великого хана.