О, когда же архиепископ закончит свои пожелания! Она все равно не слышит ни слова. Ей очень хотелось повернуться и посмотреть в лицо Альберту, прежде чем они вместе пройдут по проходу. Он, наверное, выглядит счастливым. Он должен быть счастливым…

Хор начал петь гимн, торжественный и трогательный, и звуки органа разносились сладким эхом по темной старой церкви. Две фигурки у алтаря двигались в унисон. Виктория подала руку мужу и на какое-то мгновение замешкалась. Стоявшие рядом люди увидели, как королева быстро подарила Альберту взгляд обожания, и наиболее романтичные из них настаивали на том, что его взгляд был также полон страсти. Потом процессия медленно двинулась к выходу из церкви на улицу, в яркий свет февраля.

Они ничего не сказали друг другу, пока ехали в карете в Букингемский дворец. Когда приветственный шум толпы достиг их ушей, Виктория взяла Альберта за руку и крепко сжала ее. Сразу пропало чувство нереальности, мир снова стал близким ей. Она вернулась на принадлежавшее ей место.

Королева улыбалась и махала из окна кареты приветствовавшим ее в день свадьбы подданным. В лучах солнца крохотная фигурка в карете, казалось, принадлежала маленькой сверкающей фее в белом атласе и бриллиантах. Толпа позабыла обо всех скандалах, карикатурах на нового принца-консорта, слухах о разногласиях между новобрачными, обсуждение которых так им скрашивало долгие часы ожидания процессии. Народ кричал и размахивал руками, выражая недолгую поддержку королеве и ее мужу.

Во дворце состоялся длинный и нудный банкет. Там следовало произносить исключительно официальные речи, и муж с женой могли только обменяться несколькими фразами шепотом… Герцог Саксен-Кобург низко склонился к руке своей невестки, а Эрнест произнес прелестный комплимент невесте, прежде чем поздравить своего младшего брата. Они любили друг друга и радовались возможности снова увидеться, думала Виктория, глядя на них. Но она была готова пресечь любое проявление назойливости со стороны матери. Однако когда к ней подошла герцогиня, Виктории не понадобилось ничего делать…

Гости расселись по местам, и банкет начался. Подали несметное количество блюд, но на этот раз у Виктории не было аппетита. Она заметила, что и Альберт почти не притронулся к еде, и с нежностью подумала, что он, наверное, устал. Королева повернулась и спросила его, как он себя чувствует. Альберт шепнул, что очень счастлив, но ему хочется отбыть в Виндзор, как только будет закончен банкет.

Теперь он не боялся оставаться с ней наедине и у него не вызывала отвращения необходимость выполнить супружеские обязанности. В его душе не осталось ничего, кроме ужасной боли смирения и страстного желания как можно быстрее уехать с приема, даже от любимых отца и брата. Ему придется встретить будущее наедине с женой, которой он только что обещал любить и заботиться о ней до конца жизни. Служба в церкви дала ему удивительное ощущение общности с Викторией. Наверное, все дело в его излишней нервозности, но сейчас ему это помогало. У него будет компаньон в одиноком существовании, на которое он себя обрек. Он станет жить в незнакомой стране, среди неведомых людей. Его домом будет дворец, принадлежащий не ему и отделанный в чуждом ему вкусе. Его жизнь и привычки станут подчиняться порядку чужого государства. Все будет английским! Его одежда, его привязанности, его окружение, его пища.

Ему уже заранее не нравились те люди, среди которых он должен будет жить. Он пытался понять их, проникнуться их любовью к спорту, даже лучше сказать, страстью. Он старался заставить себя свыкнуться с их недоверием к иностранным вещам и людям, с их презрением к интеллектуальным занятиям, искусству и наукам, с их упрямством и распущенностью… Он прилагал к этому все силы – и ничего не добился. Но он знал, что и они также пытались понять его и тоже ничего не добились. Он будет один и исключение – та женщина, на которой он женился. Только от нее зависело, сбудутся ли его надежды на покой или счастье – ему это было понятно, а потому не терпелось уехать в Виндзор.

Когда ужин закончился, Виктория подала знак, и все поднялись, пока слуга отодвигал ее стул. Она взяла Альберта под руку и покинула банкетный зал, не переставая улыбаться направо и налево. Гости начали покидать зал согласно табели о рангах.

– Я не задержусь, дорогой мой, – шепнула она Альберту. – Только переоденусь, и мы поедем.

Он поцеловал ей руку и улыбнулся. Виктория поняла, как он устал, и ей снова стало его жаль, душу захлестнула новая волна нежности к нему. Несмотря на толпу, окружавшую их, казалось, что они уже были только вдвоем.

– Я почти готов, мне только необходимо снять это, – он указал на форму. – Я буду ждать вас, моя дорогая Виктория, и боюсь, что буду ждать с нетерпением.

Она почти бежала вверх по широкой лестнице. О, скорее уехать отсюда! Из дворца, от ее огромного двора, даже от Лизен. Как она была расстроена, когда узнала, что, хотя молодожены и берут ее с собой, но они не будут выходить из своих апартаментов все эти три дня. Виктории пришлось проявить твердость, потому что Альберт весьма деликатно намекнул, что если баронесса будет с ними, то они лишатся уединения, о котором так мечтали. Лизен – близкий друг и не может не понимать этого. Что ж, она поедет с ними, но не станет им докучать! О, как Виктории хочется уехать в Виндзор и насладиться этими тремя днями, которые ей удалось выкроить, чтобы освободиться от своих обязанностей. Она была счастлива, что Альберт мечтал о том же!

В апартаментах королевы Лизен помогла ей переодеться. Она вытирала слезы, суетилась, снова и снова повторяла, что мадам – самая прекрасная невеста во всем мире. Они сняли бриллиантовую тиару, и только сейчас Виктория поняла, какая она тяжелая. У корней волос осталась красная отметина, и ее пришлось протирать розовой водой. Ее драгоценное ожерелье и серьги надежно заперли. Виктория сняла с себя невинно-белое атласное платье невесты с отделкой кружевами, сменила крохотные, украшенные самоцветами туфельки на более простые и надела дорожный костюм – тоже белый, с короткой мантией, подшитой мехом горностая для тепла, и белую шляпку-капор с нежными цветками флердоранжа на полях.

Когда она была почти готова, вошла ее мать в сопровождении тетушек, герцогинь и некоторых из кузин королевы.

– Мне бы не хотелось мешать вам, мадам, – грустно заявила она, – но я понимаю, что вы желаете, чтобы я не нарушила правил, и зашла попрощаться с вами наедине.

Виктория с улыбкой повернулась к матери. Она вообще про нее забыла от волнения и разговоров.

– Дорогая мама, как мне это приятно! Надеюсь, вам понравилась церемония. По-моему, все прошло хорошо.

На какое-то мгновение у герцогини оттопырилась нижняя губа, как у огорченного ребенка, и из глаз полились слезы. Во время церемонии она рыдала в платок. Ее так растрогала свадебная церемония ее единственного дитя. Теперь это дитя стояло перед ней – невеста, которая вскоре станет женой. Она сейчас уедет с мужчиной, которого сама выбрала, и станет еще дальше от своей матери…

– Моя малышка, – вырвалось у нее, – моя маленькая Виктория!

Она широко раскрыла объятия, и маленькая фигурка вплыла в них, холодно поцеловала красную щеку герцогини и выплыла обратно одним гибким движением.

– Дорогая мама, – спокойно промолвила королева, – я должна идти. Вы не спуститесь вниз?

У бокового выхода собрались придворные. Двери были распахнуты, и Виктория видела, как подъехала карета. Но лица присутствующих расплывались у нее перед глазами, и она не могла различить их фигуры. Наконец она рассмотрела Альберта, стоявшего немного поодаль от остальных. Он был в обычном дорожном костюме и держал шелковую шляпу на сгибе руки. Сходя с лестницы, она не сводила с мужа глаз.

Это было крохотное мгновение близости, потому что потом ее поглотила безликая толпа людей, которые выстроились, чтобы проводить ее. Кто-то попросил Викторию сказать несколько слов. Неожиданно она разглядела лорда Мельбурна. Он великолепно выглядел в наряде сливового цвета с золотым кружевом, подтянутый и элегантный, но удивительно старомодный в своем парадном костюме, точно сошедший с прекрасного старого полотна.