– Больше ничего нет, – сказала Элен Вокье. Видимо, она вывернула карманы платья убитой.

Что-то тяжелое с глухим стуком упало на пол. Женщина засмеялась – это был голос горничной.

– Который ключ от сейфа? – спросила Адель.

– Этот, – ответила Элен.

Селия услышала, как кто-то тяжело плюхнулся на стул. Это был Ветермил. Элен подошла к нему и потрепала по плечу.

– Ступай достань бриллианты из сейфа, – с дружелюбной грубоватостью сказала она.

– Вы обещали завязать девушке глаза, – хрипло выкрикнул он.

– Разве? – спросила Элен и засмеялась. – Какое это имеет значение?

– Тогда бы не было необходимости… – его голос оборвался.

– Да что вы? А как же быть с нами – со мной и Аделью? Она же знает, что мы здесь были. Ладно, идите за бриллиантами. Ключ от комнаты на камине. А мы пока разберемся с красоткой.

Она кивнула на нишу; ее голос звенел от радости. Ветермил, как пьяный, пересек комнату, трясущимися руками взял ключи. Селия слышала, как щелкнул замок и распахнулась дверь. Ветермил ушел наверх.

Сердце Селии бешено забилось. Разберемся! Настал ее черед. С ней будут «разбираться». Она не сомневалась в зловещем смысле этого невинного слова. Сиплый булькающий голос и шарканье ног по полу – эти звуки еще стояли в ушах. Это длилось так долго, так ужасающе долго!

Селия услышала, как дверь открылась и снова закрылась. Шаги приближались к нише. И вот откинута занавеска, и перед ней стоят две женщины – Адель Россинол, вульгарная рыжая красотка в платье сапфирового цвета, и бледная, с грубым злым лицом горничная. Горничная держит белый жакет Селии. Значит, они не собираются ее убивать. Они хотят ее увезти. В душе девушки блеснула надежда. Несмотря на крушение всех иллюзий, она цеплялась за жизнь с неистовством и простодушием юности.

Две женщины стояли и смотрели на нее. Адель расхохоталась. Вокье подошла к Селии, и в ней на миг вспыхнула надежда, что она ее освободит, но та только отвязала ее от колонны и высокого табурета.

– Пусть мадемуазель извинит меня за этот смех, – церемонно сказала Адель, – мадемуазель сама пригласила меня на испытание. Но для такой изысканной девушки, как вы, мадемуазель, вы смотритесь очень смешно.

Она подняла девушку и отнесла в салон; Селия билась, извивалась.

Перед ней была прежняя красивая комната, только возле амбразуры окна лежало что-то неподвижное и жутко тихое. Селия отвернулась. И хотя оно тут лежало, женщины смеялись и шутили, Адель – истерично, Элен – с ликованием, что было особенно страшно.

– Умоляю мадемуазель не слушать, что говорит Адель, – воскликнула Элен.

Она принялась кривляться, подражая жеманным манерам продавщицы.

– Мадемуазель никогда еще не выглядела так потрясающе. Это последний крик моды. Это то, что называется шик. Конечно, мадемуазель понимает, что такой костюм не для игры на пианино. И не для танцев на балу. И не для приятных бесед. Это костюм для глубоких размышлений. Но смею вас заверить, мадемуазель, юным красоткам, любимицам богатых старух, этот стиль очень подходит, его особенно рекомендуют преступники.

Прорвалась наружу вся горечь и злоба, которую Элен месяцами прятала под маской смирения. Она помогла Адели, вместе они бросили девушку на диван. Селия лежала ничком – лицо уткнулось в одну подушку, ноги – в другую. Дышать было тяжело, грудь с трудом вздымалась.

Элен с ухмылкой понаблюдала за ней, а потом отвела душу после почтительных речей:

– Лежи тихо и думай, дура! Тебе хватило ума заявиться сюда и соперничать с Элен Вокье? Не лучше ли было оставаться плясать на Монмартре в своих отрепьях? Стоило ли так дорого платить за шляпки и красивые платья? Задай себе эти вопросы, моя элегантная крошка!

Она придвинула себе стул и комфортно расположилась возле Селии.

– Сейчас я расскажу тебе, что мы с тобой сделаем. Адель Россинол и этот добрый господин, мистер Ветермил, увезут тебя. Ты же будешь рада уехать, дорогуша, правда? О, не бойся, они не будут держать тебя слишком долго, чтобы не наскучить тебе! Но назад вы уже не вернетесь, мадемуазель Селия. Нет; вы слишком много видели сегодня ночью. Все будут думать, что мадемуазель Селия помогла ограбить и убить свою благодетельницу. Надо же им кого-то подозревать, так почему бы не тебя, крошка?

Селия даже не шелохнулась. Она лежала и старалась представить себе, что никакого убийства не было, что не лежит под окном бездыханное тело мадам Довре. Потом из комнаты наверху донесся резкий звук отодвигаемой кровати.

Женщины тоже услышали и переглянулись.

– Ему нужно смотреть в сейфе, – сказала Вокье. – Пойди взгляни, что он там делает.

* * *

Адель выбежала из комнаты.

Вокье следом за ней подошла к двери, прислушалась, осторожно закрыла ее и вернулась к дивану.

– Мадемуазель Селия, – сказала она ласковым голосом, который пугал девушку больше, чем грубость, – в вашем убранстве есть одна неправильная вещица, крошечная деталь дурного вкуса, если служанке позволено так выразиться. Я не говорила об этом при Адели, уж слишком она усердствовала в своем скептицизме. Но сейчас мы одни, и я позволю себе указать мадемуазель, что эти роскошные бриллиантовые сережки, которые я скрыла под шарфом, не очень-то уместны в ее теперешнем положении. Они провоцируют на воровство. Мадемуазель позволит мне снять их?

Она схватила Селию за шею, приподняла и сдвинула шарф. Селия яростно сопротивлялась, лягалась, изворачивалась, в какой-то момент услышала треск разрываемой ткани – это пряжка туфли зацепилась за шелковую наволочку и прорвала ее. Элен толкнула девушку обратно, сосредоточенно нащупала что-то в кармане и вытащила алюминиевую фляжку – ту самую, которую позже Лемер найдет в домике в Женеве. Селия завороженно смотрела, как блестит фляжка. Она отпрянула, пытаясь угадать, какой еще кошмар ей уготован. Элен отвинтила крышку и ласково засмеялась.

– Мадемуазель Селия находится под контролем, – сказала она. – Придется ей внушить, что молодые барышни не должны лягаться – это дурной тон. – Она рукой придавила Селию к дивану и изменившимся голосом грубо приказала: – Лежи тихо! Слышишь? Знаешь, что это такое? – Она поднесла фляжку к ее лицу. – Это купорос, красотка. Только пошевелись, и я оболью тебе белые плечики. Как тебе это понравится?

Селия содрогнулась и уткнулась лицом в подушку. Она на коленях молила бы о смерти – это лучше, чем пережить такой ужас. Она почувствовала, как Элен с устрашающей нежностью провела пальцами по плечам и по горлу. Вершиной пытки было уродство, девушка это понимала. Она не могла молить о милости, она могла только лежать неподвижно, как ей было приказано, и стараться унять дрожь во всем теле.

Элен неспешно продолжала:

– Это послужит уроком для мадемуазель Селии. Да простит мне мадемуазель Селия эту вольность, думаю, я про сто обязана наказать ее. Сейчас немножко плеснем из фляжки, и эта шелковая кожа…

Она вдруг замолчала и прислушалась. За дверью раздались голоса, и это дало Селии передышку – может быть, больше чем передышку. Элен поставила фляжку на стол. Жадность оказалась сильнее ненависти. Она грубо выдернула серьги из ушей девушки и быстро спрятала их в нагрудном кармане, не сводя глаз с двери. Элен не заметила, как на подушку стекла капля крови из мочки уха Селии. Едва она успела спрятать серьги, как в комнату ворвалась Адель.

– В чем дело? – спросила Вокье.

– В сейфе пусто! Мы обыскали всю комнату! Мы ничего не нашли!

– Все должно быть в сейфе, – настаивала Элен.

– Нету!

Обе женщины побежали наверх. Лежа на диване, Селия слышала, как тишина сменилась шумом и грохотом. Словно торнадо пронесся по комнате наверху. Трещала переворачиваемая мебель, топали ноги, скрежетали замки под тяжелыми ударами. Потом смерч утих, и она услышала, как сообщники галдят на лестнице, не беспокоясь о том, что поднимают шум. Они ввалились в комнату, Гарри Ветермил истерически хохотал, как будто сошел с ума. Он пришел сюда в длинном черном плаще – сейчас плащ висел у него на руке, на Гарри был смокинг, весь мятый и пыльный.