– Чего же? – недовольно прищурился Вацлав.
Выдержав его взгляд и соответствующую паузу, я открыла свой главный козырь:
– Личной заинтересованности. Это не твой любимый остывает там, – я мотнула головой в сторону машины, – не твое сердце разрывается на части. Это не тебя убили вместе с ним. Только он безнадежно мертв, а ты – живой мертвец.
Вампир дернулся, как от удара хлыстом, и его глаза затопила чернота, в которой на мгновение мелькнуло отражение белокурой девушки со старомодной прической. Я с ужасом поняла, что мои слова не просто хлестнули его: они угодили прямиком в старую, но по-прежнему болезненную рану, вскрыли затянувшиеся рубцы и вновь заставили ее кровоточить, взрываясь острой, пульсирующей болью. Я и выдохнуть не успела, как стальные пальцы Вацлава сжались на моей шее.
– Не смей говорить мне об этом! – прошипел он. – Что ты понимаешь в настоящем горе? Глеб был для тебя игрушкой, ты его никогда не любила всерьез. Ты даже понятия не имеешь, что значит потерять человека, который тебе дорог. До такой степени, что ты готов отдать за него жизнь! Или отказаться от смерти, согласившись на вечные муки, ради того чтобы… Да что я тебе говорю!
Вампир отпустил меня так же внезапно, как схватил, и, развернувшись, зашагал прочь. Я закашлялась и едва устояла на ногах. Слова, которые я собиралась сказать ему, были равносильны самоубийству. Но я не могла их удержать.
– Ошибаешься! – хрипло выкрикнула я ему вслед. – Я не знаю, кем была тебе та светловолосая девушка, которую ты потерял, но я могу понять твою боль…
Вампир резко развернулся, и лицо его исказилось от бешенства. В два прыжка он одолел расстояние между нами, и я поморщилась, почти физически ощутив, как впиваются его ногти в ладони.
– И не надо строить из себя мученика, – жестко прошептала я, – и отказывать другим в праве на сильные чувства и сильное горе. Я могу понять тебя. Почему же ты не постараешься понять меня? Это ведь моего любимого убили сегодня ночью. Это ведь он лежит сейчас там! Каково мне сейчас думать, что ничего этого не было бы, если бы мы не поссорились ночью, если бы он не ушел из дома? Если бы я могла его остановить? – Последние слова я выкрикнула ему в лицо, будучи готовой к пощечине или удару, который отбросит меня на несколько метров – пропорционально силе ненависти, которую я в нем разбудила. И удар последовал.
Вацлав не рассчитал сил, и я больно, до искр из глаз, впечаталась носом в его плечо, с изумлением поняв, что вампир не бьет – он обнимает. Так родственники погибших в авиакатастрофе с рыданиями цепляются друг за друга, объединенные общим горем. Так выжившие в крушении лайнера сжимают в объятиях незнакомых попутчиков, чтобы почувствовать себя живыми. Гибель белокурой незнакомки двести лет назад и смерть Глеба сегодня ночью объединила нас общим горем, общей ненавистью к их убийцам и общим сознанием вины. Вацлав тоже корил себя за то, что не уберег любимую. Вампир не проронил ни одной слезинки, ни единого всхлипа, но я слышала, как надрывно стучит его сердце, чувствовала, как струной натянулось его тело, как дрожат от напряжения его пальцы.
– Извини, – глухо шепнул он.
– Я хочу найти этого гада, понимаешь? – всхлипнула я, поднимая голову. – Я не смогу спать спокойно, пока он не будет наказан.
– Понимаю. – Он легонько сжал мои плечи. – Но, Жанна…
– Не понимаешь, чем я могу быть полезна? – горько усмехнулась я. – Я и сама пока этого не знаю. Только мне кажется, что свежий взгляд вам не помешает, а?
– Ладно, – решился вампир. – Сейчас я отвезу тебя домой, а завтра введу в курс дела.
Вацлав сдержал слово. Следующий день и полночи мы просидели в штаб-квартире Гончих, и вампир терпеливо отвечал на мои вопросы, дал изучить показания знакомых и друзей убитых, протоколы с места преступления, рассказал все, что знал сам о потерпевших.
Первой в списке жертв значилась индийская красавица Индира, завоевавшая корону вице-мисс мира. К вампирам она примкнула меньше года назад. Была девушкой трудолюбивой, скромной, неприхотливой, приветливой и открытой. Как модель была нарасхват, не отказывалась ни от каких предложений, торопилась заработать больше денег на пике популярности. Почти все гонорары за съемки и показы отсылала родным. Красота, скромность и дружелюбность Индиры делали ее всеобщей любимицей. Когда ее нашли убитой, Гончие рассматривали версию охотника за вампирами.
Вторым стал популярный актер Марк Шальнов. Его тело обнаружили неподалеку от театра, где он репетировал новый спектакль. Биологический возраст Шальнова остановился на двадцати восьми годах, к вампирам он примкнул шесть лет назад. Марк был итальянцем по отцу и русским по матери. Обратили его в римской общине вампиров, но вскоре после инициации он был вынужден переехать из-за сильнейшей аллергии на солнце. Марк выбрал Москву и не прогадал. Он одинаково хорошо говорил на итальянском и на русском. На столичных подмостках его природный дар к актерству раскрылся в полной мере, и вскоре он стал одним из самых ярких и востребованных артистов. Марк хорошо зарабатывал, легко тратил, был лицом престижной марки часов и любимцем публики. При этом среди вампиров он сыскал достаточно недругов из-за своего надменного нрава. И опять Гончие склонялись к версии охотника, потому что молодых вампиров выследить и лишить жизни проще, чем сладить со взрослыми. Но следующее убийство разрушило стройную версию.
Третьей стала стодвадцатитрехлетняя владелица стриптиз-клуба «Карнавальная ночь» Беата, и Гончие оказались в замешательстве. Беата сама открыла дверь убийце, подпустила его к себе близко, без всяких подозрений. Тогда впервые высказали предположение, что преступника следует искать среди своих.
Четвертой жертвой был последний любовник Беаты, владелец фирмы по организации праздников и непосредственный начальник Глеба Филипп Златовратский. Филипп был успешным руководителем и страстным ценителем антиквариата. Он искренне любил Беату, сильно переживал ее гибель. Его тело нашли неподалеку от антикварной лавки, в которую он частенько наведывался.
Пятой стала девушка-вирусолог, пробывшая вампиром меньше года. Она занималась какими-то секретными разработками, о которых Вацлав умолчал. Когда я возмутилась и сказала, что это может быть важно, вампир возразил, что, если бы Виктория была единственной жертвой, рабочую версию они бы отрабатывали в первую очередь. Но так как Вика была уже пятой, для серийного убийцы детали ее исследований вряд ли имели значение. Виктория была одержима наукой, целыми днями и ночами пропадала в лаборатории, на вечеринках появлялась редко и держалась обособленно. Ни друзей, ни врагов у нее не было.
Шестая жертва – художница. Лиза-Эльза родилась в Германии и была ровесницей моей бабушки. Эльза была открытой, чуткой, внимательной. В среде вампиров ее любили и уважали. В Москве она жила уже пять лет, владела галереей и помогала молодым художникам. В этой галерее ее и нашли убитой, рядом с только что законченным портретом пожилой женщины.
– Что за женщина? – заинтересовалась я.
– Мы не знаем, – пожал плечами Вацлав. – Мы не смогли ее найти.
– А мне можно посмотреть?
Вацлав перетряхнул досье, но рисунка не обнаружил.
– Наверное, кто-то из моих ребят взял. Потом посмотришь.
Седьмая жертва была мне знакома. Вацлав снял заслон с моей памяти, и я вспомнила брюнетку в пальто, лежащую на земле возле гаражей. Вампир добавил, что София готовилась отметить столетний юбилей, она была родом из Румынии, осуждала образ жизни сородичей, и те платили ей тем же. Друзьями она не обзавелась. Но после короткой заминки Вацлав сообщил, что у Софии в прошлом был роман с Глебом.
Восьмой стала Мэй, и о ней я знала больше Вацлава. С того дня, как я вспомнила о ее смерти, Глеб не раз рассказывал мне о циркачке, с которой успел подружиться. О ее детстве, об изнуряющих тренировках, о заслуженном успехе и стремительном закате ее карьеры. Умолчал он только о том, что это он нашел ее в Китае и что это его кровь стала для нее пропуском в Клуб.