Руки попали во что-то мокрое и липкое. Они скользили, и Эрику не сразу удалось подняться. Пришлось перекатиться и встать на четвереньки. Так он и застыл, глядя на красный пол, не в силах пошевелиться.

Цвет пола был не таким, каким должен былбыть. Они с Альмой красили доски красно-коричневой краской. А теперь пол был красным, мокро-красным. И у этого красного был запах — приторный, резкий медный запах. Из комнаты пахло иначе — экскрементами, которые не смогли удержать расслабившиеся после смерти мышцы.

Руки Эрика затряслись, и он рухнул лицом вперед, забился, вставая на колени, потом на ноги. Взглянул на ладони, на руки, на рукава пальто, на штаны — все было пропитано и измазано кровью. Эрик согнулся пополам, и его вырвало на пол.

Между кухней и гостиной тянулась стойка, заваленная газетами и журналами, там же валялось несколько книг, стояли недопитый бокал и чашка с кофе. На полу под баром, рядом с перевернутым стулом, лежала Альма.

Зазвонил телефон. Эрик изумился тому, что тот снова работает. После третьего звонка включился автоответчик.

— Алло? Эрик? Альма? Это Бэтти Макомбер, ваша соседка. Вы дома?

«Крыса назойливая», — подумал Эрик, стиснув зубы. Бэтти Макомбер была самой надоедливой их соседкой. Она обожала разносить сплетни. Альма была слишком вежлива, чтобы ее игнорировать, а сам Эрик всегда старался ее избегать.

— Ну… — Бэтти явно была взволнована. — Я услышала крики и вызвала полицию, они скоро приедут. Я… только надеюсь, что у вас все в порядке.

Холодный взрыв обжег Эрика изнутри. Полиция.

Автоответчик пискнул и затих.

Все произошло совсем недавно, — пробормотал Эрик.

Его кожа покрылась мурашками при мысли о том, что Иуда все еще может быть в доме. Эрик замер и прислушался. В доме было тихо он был один. Это было знакомое чувство пустоты, Эрик умел отличать его от ощущения, возникавшего, когда в доме кто-то двигался.

Он был один. Рядом с Альмой. И смотрел на ее труп.

Глаза Альмы были открыты, голова запрокинулась, открывая огромную рану на том месте, где раньше было горло. Уголки рта растягивались в улыбку, похожую на разрез — жуткую ухмылку смерти. На Альме был бледно-голубой спортивный костюм, в котором она обычно занималась по вечерам на тренажере. В нескольких местах костюм был прорезан. И почти потерял изначальный цвет, полностью окрасившись в алый.

Господи, Альма! — чуть слышно выдохнул Эрик.

Остаток фразы был слишком болезненным, чтобы произнести его вслух, и он подумал: «Что же я наделал?»

Звук.

Мокрый булькающий хрип.

Эрик оглянулся, пытаясь определить его источник.

Снова бульканье — хриплое, задыхающееся.

Он обошел стойку и резко повернул направо. За ней, на полу между двух стульев, сидела Джилл, опираясь спиной на стойку. Ее голова была запрокинута, открывая жуткую рану на шее. Руки безвольно свисали на пол, ноги были разбросаны, черно-розовая юбка задралась. На Джилл был красный свитер. Эрик зажмурился и потер глаза: он просто не мог выносить такое количество разных оттенков красного: красные розы, красный свитер, блестящие, красные, размазанные и разбрызганные потеки крови.

« Там будет много крови, Эрик. И не только крови».

Иуда так и планировал — он уже тогда знал, что устроит кровавую баню. Но зачем? Единственным возможным объяснением было то, что ему это просто нравилось, он развлекался таким образом. Эрик понял, что имел дело с психопатом — опасным психопатом, но при этом умным, очень умным психом, который нашел способ получать немалые деньги за то, что ему так нравилось.

Бульк!

Влажный кашель и поток крови вырвались изо рта Джилл, ее голова безвольно упала вперед.

Снова жуткое «бульк!»И снова фонтан крови. Кровь текла из множества ран. Иуда явно не разбирал, куда бить.

— Ох, слава богу, ты жива! — Облегчение было таким сильным, что эти слова Эрик буквально простонал. — Господи! Джилл? Джилл!

Он опустился рядом с ней, попытался оттащить от стойки. Она подалась вперед совершенно безвольно. Джилл казалась очень слабой, видимо, потеряла много крови. К счастью, нож Иуды перерезал ей горло, не задев артерии, иначе она была бы мертва через несколько секунд после ранения.

— Это я, милая, это я, Эрик. Все будет хорошо, слышишь меня? Я отвезу тебя в больницу, и все будет хорошо, слышишь?

Он лихорадочно шептал это, словно боялся, что его услышит кто-то еще, тащил Джилл от стойки и не понимал, почему шепчет, но говорить громче просто не мог.

— Давай же.

Эрик обнял ее правой рукой за плечи. Локоть наткнулся на нечто непонятное. Эрик отдернул руку, опустил ее, и…

…его пальцы сомкнулись на рукояти ножа, торчащего из спины Джилл, которого Эрик сначала не заметил. Он испугался, он…

…не думая о возможных последствиях, забыв обо всем, он…

…вытащил нож из ее спины.

Джилл закричала, кровь фонтаном забила у нее изо рта, заливая красный свитер.

— Пойдем. — Эрик понес ее через гостиную. — Я отвезу тебя в больницу.

Идти было тяжело, он покачивался, как пьяный пингвин.

Мысленно Эрик составлял список необходимого: ключи в кармане пальто, машина не закрыта, больница Святой Элизабет (она же «Королева горы») будет самым быстрым вариантом. Он дошел до середины гостиной, прикидывая наиболее подходящий маршрут и размышляя, стоит ли попытаться срезать по переулкам или лучше двигаться по знакомым улицам. Плюнул — сегодня ему было не до размышлений над тем, куда свернуть, — и решил ехать по фривэй.

— Джилл, только, пожалуйста, не умирай, слышишь? Ты нужнамне, Джилл! Не смей умирать у меня на руках, слышишь! — Эрик не умолкал ни на секунду, а гостиная, казалось, все тянулась и тянулась, он никак не мог дойти до двери.

Его щеки стали мокрыми, для разнообразия, не от крови. Сквозь пелену слез он увидел, как левой рукой поворачивает ручку двери.

Перед глазами плясал калейдоскоп — синее и красное, вспышки света. Эрику пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем он понял, на что смотрит.

На мигалки полицейских машин.

Его взгляд сфокусировался на темном дуле пистолета.

— Положи женщину! — закричал полицейский.

— Но, офицер, она ранена, я… я п-просто нашел ее вот так, ей нужна срочная медицинская помощь, она потеряла много кро…

— Я сказал, положи женщину! Быстро, урод!

Джилл издала жуткий звук. Хрипящее бульканье глубоко в горле резко оборвалось. Она перестала дышать.

— Джилл? — Эрик уставился на нее. — Джилл?

— Слышишь меня? Положи! Ее! На землю! Быстро!

Последний всхлип.

Именно этот момент она выбрала, чтобы умереть. Словно оглянулась и сказала: «О, черт, копы? Разбирайся с ними сам, дорогой!» И испустила последний вздох.

Еще один полицейский присоединился к первому. Он тоже наставил на Эрика пистолет, вопя во все горло:

— Положи ее немедленно, или я вышибу тебе мозги!

Эрик очень хотел повторить, что ей нужна помощь. Но промолчал. Помощь Джилл уже не понадобится.

Он держал на руках труп.

— Положи ее немедленно, и…

— Ты оглох? Хочешь, чтобы я выстрелил? Ты…

— Положи ее на землю!

— Глухой ублюдок, положи ее…

— Иначе я буду стрелять!

Эрик осторожно нагнулся, уложил Джилл на пол, чуть в стороне от дверей.

Вопли на миг прекратились. Затем полиция снова начала орать:

— Оружие! У него оружие!

— Брось нож, ублюдок!

— Бросай! На землю, быстро!

— Я сейчас спущу курок, если ты…

— Брось этот проклятый нож!

Поначалу Эрик просто не понимал, чего от него хотят и по какому поводу весь этот шум. Он не осознавал, что до сих пор держит нож в правой руке и что этот нож — с пластиковой ручкой и широким лезвием, Иуда наверняка взял его в кухне, — испачкан кровью Джилл.

Пальцы Эрика застыли на рукояти, но он смог их разжать. Нож упал на пол.

Два копа тут же оказались рядом, снова крича:

— Руки за спину!