Рольф Стандер прошелся вдоль ряда, заглядывая в список и намечая партнеров. Было очевидно, что в минувшие недели он их изучал и оценивал их потенциал. Манфред, самый высокий и крепкий из первокурсников, стоял в конце ряда, и Рольф Стандер наконец остановился перед ним.

– Вот самый громкий и вонючий пук, – объявил он и замолчал, разглядывая Манфреда. – Твой вес, пуп?

– Этот пуп – полутяж, сэр, – и Рольф слегка сощурился. Он уже выделил Манфреда как самого перспективного, и теперь технический термин подбодрил его.

– Ты боксировал раньше, пуп? – спросил он и поморщился, услышав разочаровывающий ответ:

– Этот пуп никогда не участвовал в матче, сэр, но имеет некоторую практику.

– Хорошо! У меня тяжелый вес. Но тут никто не может драться с тобой на ринге, так что я проведу несколько раундов, если ты обещаешь не очень меня бить.

Рольф Стандер был капитаном университетской команды, чемпионом Южной Африки среди любителей и самым перспективным кандидатом на поездку в Берлин на Олимпийские игры 1936 года. Шутка вышла забавная, и все подобострастно рассмеялись. Даже Рольф не сдержал улыбки после своей нелепой просьбы о милосердии.

– Ну, хорошо, начнем с «мухачей», – продолжил он и повел всех в зал.

Первокурсников усадили на самую дальнюю скамью, откуда ринг был едва виден, а Рольф и его помощники, все члены боксерской команды, надели на первых испытуемых перчатки и повели по проходу на ринг.

Манфред тем временем понял, что в первом ряду зрителей кто-то пытается привлечь его внимание. Он оглянулся на дежурных старшекурсников, но те смотрели на ринг, и Манфред впервые смог прямо посмотреть на человека в толпе.

Он забыл, как красива Сара, или за недели с их последней встречи она расцвела. Глаза ее сверкали, щеки возбужденно горели, она махала кружевным платком и радостно окликала его.

Он сохранил невозмутимое выражение, но еле заметно подмигнул, и она обеими руками послала ему воздушный поцелуй и села рядом с монументальной фигурой дяди Тромпа.

«Они пришли оба!» Это знание невероятно подбодрило его; до этой минуты он не понимал, как одиноко ему было в последние недели. Дядя Тромп повернул голову и улыбнулся ему, его белые зубы сверкнули в черной с проседью бороде; потом он снова повернулся лицом к рингу.

Начался первый бой; два проворных маленьких боксера легчайшего веса обменивались градом ударов, но один был заметно слабее, и вскоре на ткани заалела кровь. Рольф Стандер остановил бой во втором раунде и похлопал проигравшего по спине.

– Молодчина! Проиграть не стыдно.

Последовали другие бои, все очень живые, боксеры старались изо всех сил, но, за исключением одного перспективного боксера среднего веса, все были неловкими и необученными. Наконец на скамье остался только Манфред.

– Отлично, пуп! – Старшекурсник завязал ему перчатки и сказал: – Посмотрим, на что ты способен.

Манфред сбросил с плеч полотенце, встал, и тут со стороны раздевалки на ринг вышел Рольф Стандер. Теперь на нем была темно-бордовая фуфайка и штаны с вышитым золотом листом – эмблемой университета; на ногах дорогие кожаные ботинки со шнуровкой до щиколоток. Он поднял обе руки в перчатках, останавливая свист и приветствия.

– Леди и джентльмены, у нас нет пары для последнего испытуемого: ни один первокурсник не подходит ему по весу. Так что если вы будете добры и потерпите, я посмотрю, на что он способен.

Снова начались приветственные крики, но слышалось также: «Полегче, Рольф!» и «Не убивай беднягу!» Рольф помахал, заверяя публику в своем милосердии, сосредоточившись на тех рядах, где сидели девушки из женских общежитий. Оттуда послышался приглушенный писк, хихиканье, девушки мотали модными прическами: Рольф был шести футов ростом, с квадратной челюстью, белыми зубами и сверкающими темными глазами. Волосы, густые и волнистые, блестели от бриллиантина, бакенбарды курчавились, а усы были роскошные, как у кавалериста.

По дороге к рингу Манфред не удержался и бросил взгляд в сторону первого ряда, на Сару и дядю Тромпа. Сара подпрыгивала на сиденье и прижимала кулаки к щекам, розовым от возбуждения.

– Сделай его, Мэнни! – кричала она. – Vat hom! – а дядя Тромп рядом с ней произнес так, что слышать мог только Манфред:

– Быстрый, как мамба, йонг! Смелый, как медоед!

И Манфред задрал подбородок и нырнул под канаты, на ринг.

Один из старшекурсников выполнял обязанности рефери:

– В этом углу боксер весом сто восемьдесят пять фунтов, капитан университетской команды, чемпион Мыса Доброй Надежды среди любителей Рольф Стандер. А в этом углу боксер весом сто семьдесят три фунта, первокурсник… – из почтения к собравшимся он не стал называть первокурсника, как положено было, а произнес только имя: – Манфред Деларей.

Судья-хронометрист ударил в гонг, и Рольф вышел из своего угла, легко танцуя, ныряя и увертываясь, чуть улыбаясь поверх красных перчаток; они закружили друг возле друга, держась на таком расстоянии, что ударом не достанешь. Танец продолжался, и улыбка сошла с лица Рольфа, губы сжались в прямую линию. Его беспечность исчезла: такого он не ожидал.

В обороне человека, стоявшего против него, не было слабых мест; опустив коротко стриженную золотую голову к мускулистым плечам, он двигался легко, как облако.

«Он боксер! – рассердился Рольф. – Вот враль: он знает, что делает».

Он попробовал захватить центр ринга, но вынужден был отступить, когда противник угрожающе подступил слева.

До сих пор ни один из них не сумел ударить другого, но крики толпы стихли. Зрители почувствовали, что происходит нечто чрезвычайное: они увидели, как изменилось небрежное отношение Рольфа, как в его движениях появилась смертоносная угроза; а те, кто хорошо его знал, заметили легкие морщины тревоги и смятения в углах рта и глаз.

Рольф попытался ударить левой. Это был проверочный удар, и противник даже не снизошел до нырка; он презрительно отбил удар перчаткой, и от потрясения по коже Рольфа пробежали мурашки: в этом беглом контакте он почувствовал силу и глубоко заглянул Манфреду в глаза.

Глаза были странного цвета, как топаз или желтый сапфир, и Рольф вспомнил глаза убийцы телят – леопарда, которого отец поймал в стальной капкан на холмах над фермой. Это были те самые глаза, но теперь они изменились – они горели холодным золотым светом, неумолимым и нечеловеческим.

Грудь Рольфа сжал не страх, а скорее предчувствие неминуемой опасности. С ним на ринге был зверь. Он видел голод в этих глазах, великий убийственный голод, и инстинктивно ударил.

Он использовал свою сильную руку – левую, целясь в эти безжалостные желтые глаза. Удар был остановлен в воздухе; Рольф отчаянно попытался отступить, но его левый локоть был поднят, бок открылся – возможно, на сотую долю секунды, – и что-то внутри у Рольфа взорвалось. Он не увидел кулак, он не распознал этот удар, потому что его никогда раньше так не били. Кулак словно прошел внутрь, пробился сквозь ребра, разорвал внутренности, ворвался в легкие, выдавив воздух через горло, и Рольф отлетел.

Канаты подхватили его под спину и плечи и швырнули вперед, как камень из пращи. Время словно превратилось в тонкую струйку; зрение обострилось, словно в крови был наркотик, и на этот раз Рольф увидел кулак; на мгновение во вспышке дикой фантазии ему показалось, что перед ним не плоть и кость в перчатке, а черное железо, и он дрогнул. Но увернуться от удара было невозможно, и на этот раз шок был еще сильнее – невероятный, недоступный самому буйному воображению. Он почувствовал, как что-то рвется внутри, и ноги его растаяли, словно они были из горячего воска.

Ему хотелось кричать от боли, но даже в таком положении он сдержал крик. Ему хотелось лечь, опуститься на пол, пока снова не появился этот кулак, но канаты держали, и его тело будто разбилось, как хрусталь, когда кулак в перчатке вновь ударил его, а канаты снова бросили вперед.

Он убрал руки от лица и опять увидел приближающийся кулак. Тот, казалось, вырастал на глазах, заполнял все поле зрения, но самого удара Рольф не ощутил.