– Прежде всего позвольте тепло приветствовать вас от имени фюрера и немецкого народа; добро пожаловать на Одиннадцатые Олимпийские игры. Мы знаем, что вы представляете дух и мужество южноафриканского народа, и желаем вам успеха и много-много медалей.
Аплодисменты и смех. Говоривший снова поднял руки.
– Вас ждут машины. Они отвезут вас в Олимпийскую деревню; там все готово к тому, чтобы ваше пребывание стало приятным и запомнилось. А теперь моя приятная обязанность – представить молодую леди, которая следующие несколько недель будет вашим гидом и переводчиком.
Он поманил кого-то из толпы. К нему подошла молодая женщина и повернулась лицом к спортсменам. Послышался коллективный вздох и одобрительный гул.
– Это Хайди Крамер.
Высокая и сильная, но очень женственная, с фигурой как песочные часы, изящная, как танцовщица, с осанкой гимнастки. Волосы у нее были как рассвет над Калахари, подумал Манфред, а когда она улыбалась, сверкали зубы, совершенные, с острыми и прозрачными, как тонкий фарфор, краями, но глаза не поддавались описанию, более голубые и чистые, чем африканское небо в полдень. Манфред мгновенно понял, что более великолепной женщины он никогда не видел. Эта мысль заставила его почувствовать себя виноватым перед Сарой, но по сравнению с этой немецкой валькирией Сара казалась котенком перед самкой леопарда в расцвете сил.
– Хайди поможет получить ваш багаж и рассадит вас по лимузинам. Отныне, если вам что-нибудь нужно, обратитесь к Хайди! Она ваша старшая сестра и приемная мать.
Они смеялись, свистели, веселились, а Хайди, улыбающаяся и очаровательная, но быстрая и деловитая, занялась своими обязанностями. Через несколько минут целый отряд носильщиков в форме подхватил багаж, и Хайди повела всех по длинной, укрытой стеклянным куполом платформе к великолепному входу вокзала, где ждал ряд черных лимузинов-«мерседесов».
Манфред, дядя Тромп и Рольф Стандер забрались на заднее сиденье одной из машин, и шофер уже собирался отъехать, но Хайди помахала ему и по обочине подбежала к машине. На ней были туфли на высоком каблуке, они заставляли натягиваться сухожилия икр, подчеркивая красивые линии и изящество тонких лодыжек. Ни Сара, никто из знакомых Манфреду девушек никогда не носил туфли на шпильках.
Хайди открыла переднюю пассажирскую дверцу и просунула голову в «мерседес».
– Господа, вы не возражаете, если я поеду с вами? – спросила она со сверкающей улыбкой, и все энергично согласились, даже дядя Тромп.
– Конечно нет! Пожалуйста, садитесь.
Она скользнула на сиденье рядом с шофером, захлопнула дверцу и сразу повернулась к ним лицом, сложив руки на спинке сиденья.
– Я так взволнована встречей с вами, – сказала она на английском с легким акцентом. – Я много читала об Африке, о животных и зулусах, и когда-нибудь я туда поеду. Обещайте рассказать о вашей прекрасной стране, а я расскажу о моей прекрасной Германии.
Все с энтузиазмом согласились, и она посмотрела прямо на дядю Тромпа.
– Позвольте высказать догадку. Вы преподобный Тромп Бирман, тренер команды боксеров? – спросила она, и дядя Тромп улыбнулся.
– Вы очень догадливы.
– Я видела ваши фотографии, – призналась Хайди. – Разве можно забыть такую величественную бороду? – Дядя Тромп казался очень довольным. – Но вы должны сказать мне, кто остальные.
– Это Рольф Стандер, наш тяжеловес, – представил дядя Тромп. – А это Манфред Деларей, боксер полутяжелого веса.
Манфред был уверен, что она среагировала на его имя – чуть приподняла угол рта, чуть сощурилась; потом снова улыбнулась.
– Мы все будем добрыми друзьями, – сказала она, и Манфред ответил по-немецки:
– Мой народ, африкандеры, всегда был верным другом немецкого народа.
– О, вы прекрасно говорите по-немецки, – радостно воскликнула Хайди на том же языке. – Где вы научились говорить на настоящем немецком?
– Родители моего отца и моя мама были чистокровными немцами.
– Тогда вы найдете много интересного в нашей стране.
Она перешла на английский и начала рассказывать, показывая разные уголки города, пока вереница черных «мерседесов» с олимпийскими флажками на капоте неслась по улицам.
– Это знаменитая Унтер-ден-Линден, улица, которую так любят берлинцы. – Широкая и величественная, с рядами лип, которые делили проезжую часть на две части. – Улица длиной в милю. За нами королевский дворец, а впереди Бранденбургские ворота.
Высокие колонны памятника были увенчаны огромными знаменами, которые свисали от квадриги на самом верху донизу; легкий ветерок колыхал алую и черную свастику, окруженную многоцветными олимпийскими кольцами.
– Это Государственная опера, – показала Хайди в боковое окно. – Здание было построено в 1741-м…
Ее рассказ был интересным и насыщенным информацией.
– Посмотрите, как приветствуют вас жители Берлина, – воскликнула она с тем веселым, энергичным энтузиазмом, который, казалось, был свойствен всем гражданам национал-социалистической Германии. – Смотрите! Смотрите!
Берлин был городом знамен и вымпелов. На всех общественных зданиях, на всех магазинах, многоквартирных домах и частных особняках висели флаги, тысячи и тысячи свастик и олимпийских колец развевались на ветру.
Когда они приехали в Олимпийскую деревню, в отдельное отведенное для них здание, их ждала почетная охрана из членов гитлерюгенда с горящими факелами, и еще один оркестр на тротуаре грянул национальный гимн – «Голос Южной Африки».
Внутри здания Хайди вручила каждому буклет со множеством цветных купонов, с помощью которых можно было удовлетворить буквально все личные потребности: получить комнату и постель, автобус, который будет увозить их в Олимпийский комплекс и привозить обратно, раздевалку и шкафчик за определенным номером из отведенных для них на стадионе.
– В этом доме у вас будет свой повар и своя столовая. Пищу будут готовить по вашему желанию, с учетом любых возможных диет и вкусов. В любое время к вашим услугам врач и дантист. Стирка и глажка, радио и телефоны, массажист для каждой команды, секретарь с машинкой…
Буквально все было предусмотрено. Всех поразило такое точное и тщательное планирование.
– Пожалуйста, осмотрите свои номера. Ваш багаж уже ждет вас там. Разложите вещи, отдохните. Завтра утром мы едем на автобусную экскурсию по Reichssportfeld – Олимпийскому комплексу. Он расположен в десяти милях отсюда. Отъезд сразу после завтрака, в восемь тридцать. А тем временем, если вам что-нибудь нужно – что бы то ни было, – обращайтесь ко мне.
– Я знаю, о чем бы попросил ее, – прошептал один из боксеров легкого веса, и Манфред сжал кулаки от такого нахальства, хотя Хайди этих слов не слышала.
– До завтра, – весело сказала она и отправилась на кухню поговорить с поваром.
– Вот это женщина! – проворчал дядя Тромп. – Слава Богу, на мне одеяние священника, я стар, счастливо женат и глух к искушениям дочерей Евы. – Послышались насмешливые сочувственные возгласы: к этому времени дядя Тромп стал дядей для всех. – Ну хорошо! – Он неожиданно стал строгим. – Беговые туфли, ленивые молодые псы! Всем! Десять миль быстрым бегом до ужина!
Когда они спустились к завтраку, Хайди, веселая, яркая и улыбающаяся, ждала их. Она отвечала на вопросы, раздавала почту из дома, быстро и без суеты решала десятки мелких проблем, а после еды отвела их на стоянку автобуса.
Большинство спортсменов из разных стран уже приехали, в деревне царило сдержанное возбуждение, мужчины и женщины в спортивных костюмах бегали по улицам, переговаривались на многих языках, по их молодым лицам было видно – они в превосходной физической форме, это сквозило в каждом их движении. Когда приехали на стадион, всех поразили его размеры. Овальную беговую дорожку, поле и трибуны окружало множество спортивных сооружений, залов, крытых бассейнов. Ряды сидений, казалось, уходили в бесконечность, а олимпийский алтарь в дальнем конце с еще не зажженным факелом придавал ощущение религиозной торжественности этому храму, посвященному преклонению перед телом человека.
