Изабелла посмотрела на Сантэн через весь салон и улыбнулась – самодовольной улыбкой собственницы, и свет в ее карих с золотом глазах изменился. Она смотрела в темные, цвета дикого меда, глаза Сантэн, бросая ей вызов. Это было так же ясно, как если бы Изабелла сняла одну из своих длинных, по локоть, вышитых жемчугом перчаток и хлестнула Сантэн по лицу.

«Глупая ничтожная тварь, тебе не следовало этого делать. – Вся благородная решимость Сантэн исчезла под этим взглядом. – Я собиралась оставить его тебе, правда, собиралась. Но если ты хочешь за него бороться, я готова».

Она молча посмотрела на Изабеллу, принимая вызов.

Обед прошел великолепно. Сантэн тщательно проверила меню, но не доверила повару соус к скальному омару и соус к жареному филею и собственными руками приготовила то и другое. Омара запивали шампанским, а филей – замечательным бархатным «ричбургом»[12].

Эйб и Блэйн успокоились, видя, как очаровательны Изабелла и Сантэн, как они предупредительны друг к другу. Было ясно, что они подружатся. Сантэн адресовала женщине-инвалиду все свои реплики и, чрезвычайно заботясь об удобстве Изабеллы, сама поправляла подушки у нее под ногами и за спиной.

Она забавно, чуть насмехаясь над собой, рассказывала, как пережила ужасный переход через дюны: только что овдовевшая, беременная, в обществе диких бушменов.

– Какая вы смелая, – подвела Изабелла Малкомс итог ее рассказу. – Думаю, у редкой женщины найдутся ваши изобретательность и сила.

– Полковник Малкомс, могу я попросить вас разрезать мясо? Быть женщиной – тут есть свои недостатки. Кое-что доступно только мужчинам… не правда ли, миссис Малкомс?

Рэйчел Абрахамс сидела молча, охваченная дурными предчувствиями. Она единственная, помимо двух соперниц, понимала, что происходит, и ее сочувствие полностью было на стороне Изабеллы Малкомс: она живо могла себе представить, как на ее уютное семейное гнездышко обрушивается кружащий хищник.

– У вас две дочери, миссис Малкомс? – ласково спросила Сантэн. – Тара и Матильда Джанин, какие прекрасные имена. – Она давала понять, что тщательно разведала обстановку. – Но вам, должно быть, нелегко с ними управляться: с девочками бывает трудней, чем с мальчиками.

Рэйчел Абрахамс в конце стола поморщилась. Одним искусным ударом Сантэн продемонстрировала слабость Изабеллы и неспособность подарить мужу сына.

– О, у меня много времени для домашних забот, – заверила Изабелла. – Ведь я не занимаюсь торговлей. А девочки такие милые и так любят отца.

Изабелла была искусным дуэлянтом. «Торговля» – от этого слова аристократическая кровь Сантэн вскипела, но она скрыла это улыбкой. И какой искусный удар – девочки прочно привязывают отца к семье! Сантэн видела, какая преданность отражалась на его лице, когда он упоминал дочерей. Она повернулась к нему и перешла на политику.

– Недавно в «Вельтевредене», моем кейптаунском доме, гостил генерал Сматс. Он очень озабочен ростом тайных военизированных обществ среди низших классов африкандеров. Особенно так называемыми «Оссева брандваг» и «Африкандер бродербонд»[13]; лучше всего эти названия перевести как «Ночная стража каравана фургонов» и «Африкандерское братство». Я тоже считаю, что они весьма опасны и пагубны для интересов нации. Вы разделяете эту озабоченность, полковник Малкомс?

– Действительно, миссис Кортни, я специально изучал эти феномены. Но я не согласен с вами в том, что это общества низших классов африкандеров. Совсем наоборот. Членами этих обществ становятся исключительно чистокровные африкандеры, обладающие влиянием в сферах политики, религии, образования и в правительстве. Но с общим выводом я согласен. Они опасны, куда более опасны, чем считает большинство, поскольку их конечная цель – получить контроль над всеми сферами нашей жизни, от умов молодежи до юриспруденции и работы правительства, расставить везде своих людей, без учета их достоинств и способностей. Во многих отношениях это движение – копия поднявшейся в Германии волны национал-социализма под руководством герра Гитлера.

Сантэн склонилась к столу, наслаждаясь каждым оттенком его интонаций, задавая вопросы и подбадривая проницательными, острыми замечаниями. «С таким голосом, – подумала она, – он привлечет не только меня, но и миллионы избирателей». Тут она поняла, что они ведут себя так, словно за столом они одни, и немедленно повернулась к Изабелле.

– Вы согласны в этом со своим мужем, миссис Малкомс?

Блэйн снисходительно засмеялся и ответил за нее:

– Боюсь, моя жена находит политику ужасно скучной, верно, дорогая? И я не уверен, что она заблуждается в этом отношении.

Он достал из кармана смокинга золотые часы.

– Уже за полночь. Я так наслаждался вашим гостеприимством, что мы злоупотребили им.

– Ты прав, дорогой. – Изабелле хотелось покончить с этим. – Тара плохо себя чувствовала. Перед нашим отъездом она жаловалась на боль в животе.

– Эта маленькая лисичка всегда жалуется на боль в животе, когда узнает, что мы уходим, – усмехнулся он, но все встали.

– Я не позволю вам уйти без заключительного бокала бренди и сигары, – промурлыкала Сантэн. – Я отвергаю варварский обычай, предписывающий нам, женщинам, хихикать и болтать о детях, пока мужчины предаются этим удовольствиям. Поэтому мы пройдем в курительную все вместе.

Однако, провожая гостей в курительную, она наткнулась на секретаря. Он явно нервничал.

– В чем дело? – раздраженно спросила она и увидела, что он держит листок с телеграммой так, словно это его смертный приговор.

– От доктора Твентимен-Джонса, мэм. Срочно.

Сантэн взяла листок, но не развернула его, пока не убедилась, что у гостей есть кофе и ликер, а Блэйн и Эйб вооружились гаванскими сигарами.

Тогда она извинилась и вышла в спальню.

«Джуно. Забастовочный комитет, возглавляемый Джерардом Фьюри, отозвал с работы всех белых работников. Тчк. Фабрика и раскопки окружены пикетами, вывоз товаров запрещен. Тчк. Забастовщики требуют восстановления всех уволенных белых и гарантии работы для всех остальных. Тчк. Ожидаю ваших инструкций. Конец сообщения. Ван».

Сантэн села на кровать. Листок с телеграммой дрожал в ее руке. Никогда в жизни она не была так рассержена. Предательство, ужасное и непростительное. Это ее шахта, ее алмазы. Она там платит жалованье, и ей принадлежит абсолютное право нанимать и увольнять. «Вывоз товаров», о котором говорит Твентимен-Джонс, – это партия алмазов, от которой зависит все ее финансовое благополучие. Если удовлетворить требования этого сброда, шахта Х’ани перестанет приносить прибыль. «Кто такой этот Джерард Фьюри?» – подумала она и вспомнила: старший над водителями.

Она подошла к двери и открыла ее. Секретарь ждал в коридоре.

– Попросите мистера Абрахамса зайти ко мне.

Когда Эйб вошел, Сантэн протянула ему телеграмму.

– Они не имеют права так поступать со мной, – яростно сказала она и нетерпеливо ждала, пока он прочтет телеграмму.

– К несчастью, Сантэн, они имеют на это право. Согласно закону 1924 года о согласительной процедуре в промышленности.

– Не читайте мне лекций, Эйб, – прервала она его. – Это банда большевиков, которая кусает руку дающую.

– Сантэн, не поступайте необдуманно. Если…

Но она оборвала его:

– Прикажите немедленно выгрузить «даймлер» из поезда и пошлите телеграмму доктору Твентимен-Джонсу. Сообщите, что я еду. До моего приезда пусть не ведет никаких переговоров и не дает никаких обещаний.

– Вы, конечно, выедете утром?

– Ничего подобного, – выпалила она. – Я еду через полчаса после ухода гостей, как только «даймлер» снимут с поезда.

– Подождите до утра. – Он увидел ее лицо и перестал возражать. – Телеграфирую на первую станцию, чтобы ждали вашего приезда.

– Сообщите им только, чтобы были готовы заправить машину. Я там не остановлюсь. Поеду прямо на шахту.