– Лошадиные капканы. Пора пустить в ход лошадиные капканы.

Хендрик кивнул. Эти капканы они взяли в одном из своих тайников. Весили они семьдесят фунтов – тяжелая ноша для вьючной лошади. Пора было избавиться от этой тяжести.

– Мы оставим для них приманку, – прохрипел Лотар.

Короткий отдых, трапеза наскоро и даже крепкий, горячий, слишком сладкий кофе, казалось, только усилили усталость Сантэн.

«Я не покажу ему это, – твердо сказала она себе. – Не сдамся раньше, чем они».

Но ей казалась, что кожа у нее страшно пересохла и грозит разорваться, как бумага, а блеск солнца заполнял голову тупой болью.

Она покосилась на Блэйна. Он сидел в седле высоко и прямо, непоколебимый и неутомимый. Но вот он повернул голову, и его взгляд смягчился.

– Через десять минут сделаем привал и попьем, – негромко сказал он.

– Я в порядке, – запротестовала она.

– Мы все устали, – ответил он. – В том, чтобы признаться в этом, нет ничего постыдного.

Полковник замолчал и заслонил глаза, вглядываясь вперед.

– В чем дело? – спросила Сантэн.

– Не знаю. – Он поднес к глазам бинокль, висевший у него на груди, и нацелил на темное пятно впереди, привлекшее его внимание. – Не могу понять, что это.

Малкомс передал ей бинокль, и Сантэн поднесла его к глазам.

– Блэйн! – воскликнула она. – Алмазы! Это ящик с алмазами. Они бросили алмазы!

Усталость слетела с нее, как сброшенный плащ, и, прежде чем Блэйн смог ее остановить, Сантэн вонзила пятки в бока своего мерина и помчалась галопом, перегнав бушменов. Поводья двух запасных коней натянулись, вынуждая животных скакать за ней; на спинах лошадей болтались и подскакивали бутылки с водой.

– Сантэн! – закричал Блэйн и тоже пустил лошадь галопом, пытаясь догнать ее.

Сержант Хансмейер дремал в седле, но мгновенно пришел в себя, как только двое начальников ускакали.

– Отряд, вперед! – крикнул он, и все устремились вперед.

Неожиданно лошадь Сантэн пронзительно заржала от боли и прянула. Сантэн едва не выбросило из седла, но она, отличная наездница, удержалась, и тут же заржали от боли ее запасные лошади. Блэйн попытался повернуть, но было поздно: лошадь под ним рухнула, а запасные заржали и забились от боли.

– Стой! – закричал Блэйн, в отчаянии разворачиваясь и размахивая обеими руками, чтобы остановить Хансмейера. – Стой! Отряд, стой!

Сержант отреагировал мгновенно: развернув лошадь, он преградил дорогу следовавшим за ним солдатам, и лошади остановились в облаке пыли.

Сантэн спрыгнула с седла, осмотрела передние ноги мерина и ничего не обнаружила. Тогда она приподняла заднюю ногу лошади и уставилась на нее, не веря своим глазам. В стрелку копыта вонзился ржавый железный стержень, и из раны уже текла темная кровь; смешиваясь с пылью, она превращалась в густую пасту.

Сантэн осторожно взялась за стержень и попыталась вытащить его, но он вонзился глубоко, и мерин дрожал от боли. Она тащила и дергала, старясь избежать острых шипов, и наконец ужасный предмет, влажный от крови мерина, оказался у нее в руке. Сантэн выпрямилась и посмотрела на Блэйна. Он тоже возился с ногой своей лошади, в его руках были два таких же капкана.

– Лошадиные капканы, – сказал Блэйн. – С самой войны не видел этих проклятых штук. Жестоко.

Грубо выкованные, похожие на колючки вездесущего африканского «рога дьявола», они представляли собой четыре острия, соединенных таким образом, что одно всегда направлено вверх. Три дюйма острого железа искалечат животное или человека и разрежут шины автомобиля.

Сантэн осмотрелась и увидела, что земля вокруг нее вся покрыта такими зловещими «ежами». Они были слегка присыпаны пылью, чтобы скрыть их от невнимательного взгляда, но это нисколько не сказалось на их действенности.

Она снова наклонилась и принялась освобождать копыта трех своих лошадей от игл. У мерина пострадали обе задние ноги, а у запасных – у одной три, у другой два копыта. Сантэн вырывала из них железные колючки и гневно отбрасывала в сторону.

Сержант Хансмейер и солдаты спешились и подошли помочь Сантэн и Блэйну; шли они осторожно, потому что колючки легко могли проткнуть подошвы. Расчистили коридор, по которому лошадей можно было увести в безопасное место, но все шесть животных были жестоко искалечены. Они ковыляли медленно, с трудом, не желая касаться земли поврежденными копытами.

– Шесть, – горько прошептал Блэйн. – Только бы добраться до этого ублюдка! – Он достал из чехла ружье калибра .303 и приказал Хансмейеру: – Переложите седла на одну из запасных лошадей. Снимите с искалеченных все бутылки с водой. Два солдата должны наметить безопасный объезд этого участка. Действуйте быстро. Нельзя терять ни минуты.

Сантэн, осторожно обходя участки с капканами, дошла до черного металлического ящика, который ее обманул, и подняла его. Крышка открылась. Замок был разбит выстрелом Лотара. Она перевернула ящик вверх дном. Он был пуст. Она бросила его и оглянулась.

Люди Блэйна работали быстро и уже перенесли седла на здоровых лошадей. Для Сантэн выбрали черного мерина, и сержант Хансмейер подвел его к ней. Отряд выстроился цепочкой, солдаты свешивались на ходу, высматривая, нет ли на пути новых капканов. Сантэн знала, что отныне ни на мгновение нельзя расслабиться: Лотар использовал не все свои капканы. По пути попадутся новые.

Хансмейер остановился за Сантэн.

– Мы готовы выступить, мэм.

Он протянул ей повод свежей лошади. Сантэн села верхом, и все оглянулись.

Блэйн стоял спиной к ним с ружьем «ли-энфилд» в руках и смотрел на искалеченных лошадей. Казалось, он молится. А может, просто собирался с духом. Но его голова была опущена.

Но вот он выпрямился и поднес к плечу приклад. Стрелял, не опуская ружья, только передергивал затвор, выстрелы звучали в быстрой последовательности, сливаясь в единый долгий, гулкий звук. Лошади падали одна на другую, образовалась дергающаяся, брыкающаяся груда. Блэйн отвернулся, и даже издали Сантэн увидела выражение его лица.

И поняла, что плачет. Слезы лились по щекам, и она не могла остановиться. Подъехал Блэйн. Посмотрел на нее и, увидев ее слезы, стал смотреть вперед, давая ей время справиться с собой.

– Мы потеряли почти час, – сказал он. – Отряд, вперед!

Еще дважды до наступления ночи бушмены останавливали колонну, и приходилось осторожно пробираться через разбросанные капканы. Каждый раз на это уходили драгоценные минуты.

– Мы теряем преимущество, – оценил Блэйн. – Они слышали выстрелы и теперь настороже. Они знают, что где-то впереди их ждут свежие лошади. И поэтому движутся быстрей – гораздо быстрей, чем можем мы.

Они выбрались из пустынного Бушменленда в более благоприятные для человека пологие лесистые холмы области Каванго, и характер местности изменился с драматичной внезапностью.

Вдоль извилистых гребней древних слежавшихся дюн росли высокие деревья: комбретум – прекрасные ивы буша, азалии с перистой листвой, а между ними высокие молодые мопани. Мелкие долины поросли густой пустынной травой, чьи серебристые и розовые метелки задевали за стремена.

Здесь вода залегала близко под поверхностью, и вся природа отвечала на ее присутствие. Впервые со времени выезда из миссии в Калкранде встретилась крупная дичь: зебры и рыжегривые импалы, и путники поняли, что до источника, к которому они направляются, всего несколько миль, потому что этим животным требуется пить ежедневно.

Это было очень вовремя: лошади устали, ослабли и с трудом несли всадников. Воды в бутылках оставалось на донышке, и при каждом шаге она издевательски булькала.

Лотар Деларей уже не мог сидеть в седле без помощи. С одной стороны от него ехал Сварт Хендрик, с другой – незаконный сын Хендрика Клайн Бой. Когда Лотар неожиданно впадал в беспамятство, они поддерживали его, а иначе он начинал смеяться, бредить и упал бы с седла. Манфред ехал за ними, с тревогой глядя на отца, но он слишком устал и хотел пить, чтобы помогать.