Должно быть, Лотар потерял сознание, потому что очнулся внезапно, как от толчка, и не сразу вспомнил, где он и как сюда попал. Его привело в себя исходившее от руки зловоние, тошнотворное, отвратительное. Он подполз к краю утеса, посмотрел на юг, впервые увидел преследователей и даже за милю с лишним узнал две маленькие призрачные фигуры, плясавшие перед колонной всадников.

– Бушмены, – прошептал Лотар. Теперь он понял, как им удалось добраться до него так быстро. – Она натравила на меня своих ручных бушменов.

Он понял, что у него не было ни единого шанса сбить их со следа; все время, которое ушло у него на то, чтобы запутать или скрыть свой след, потрачено зря. Даже в самой трудной местности бушмены шли по следу, не задерживаясь ни на мгновение.

Потом он посмотрел на преследователей и сосчитал, сколько против него человек.

– Семеро, – прошептал он и прищурился, пытаясь разглядеть среди них женскую фигуру, но они шли пешком, ведя лошадей, и заросли мопани мешали ему смотреть.

Он перенес все внимание с приближающейся погони на свои приготовления. Единственная его забота теперь – как можно дольше задержать преследователей и убедить их, что на вершине еще находится весь отряд. Каждый час, который он у них выиграет, увеличит шансы Хендрика и Мэнни на спасение.

Действовать одной рукой было неудобно, и работа шла медленно, но он сумел зажать ружье Клайн Боя в гранитной расселине, направив ствол вниз, на равнину. Намотал на курок петлю, снятую с бутылки для воды, и другой конец провел к своей позиции в тени, где его защищал выступ гранита.

Ему пришлось на минуту остановиться, чтобы отдохнуть, потому что ему начало отказывать зрение и мир вокруг заполнили темные пятна, а ноги были слишком слабы, чтобы удерживать его. Он посмотрел с обрыва: всадники теперь были гораздо ближе и выехали из леса мопани на открытую местность. Теперь он узнал Сантэн, маленькую, похожую в брюках для верховой езды на мальчика; смог даже разглядеть желтое пятно шарфа у нее на шее.

Несмотря на жар лихорадки и темноту в голове, несмотря на отчаянное положение, он опять испытал горько-сладкое восхищение ею.

– Клянусь Богом, она никогда не сдается, – прошептал он. – Готова идти за мной до самых границ ада.

Он подполз к груде пустых бутылок для воды, подтащил их к своему укрытию и сложил тремя отдельными кучами, потом и их обвязал кожаным ремнем, чтобы одновременно двинуть их одной рукой.

– Больше я ничего не могу, – прошептал он, – только стрелять.

Но голова у него кружилась, перед глазами плясали миражи. Мучила жажда, а тело было как печь.

Лотар вытащил из бутылки пробку и напился, старательно контролируя себя, подолгу держа воду во рту, прежде чем проглотить. И сразу почувствовал себя лучше, перед глазами прояснилось. Он закрыл бутылку и поставил рядом с собой возле запасных патронов. Потом свернул пиджак валиком, положил на край гранитного выступа, а на него пристроил ствол «маузера». Преследователи добрались до подножия холма и столпились вокруг оставленной лошади.

Лотар вытянул пальцы здоровой руки и поднес к глазам. Пальцы не дрожали, они были устойчивы, как скала, на которой он лежал, и Лотар прижал приклад «маузера» к подбородку.

– Лошади, – напомнил он себе. – Без лошадей они не смогут пойти за Мэнни.

Он глубоко вдохнул, задержал воздух и выстрелил в центр белого пятна на лбу гнедой кобылы Малкомса.

Эхо первого выстрела еще гуляло в окружающих холмах, а Лотар уже передернул затвор «маузера» и выстрелил снова, но на этот раз дернул за веревку, привязанную ко второму ружью, и звуки выстрелов наложились один на другой. Даже опытного солдата двойной звук убедил бы, что на вершине не один человек.

Странно, но в этот отчаянный миг лихорадка отступила. Лотар снова видел все ясно и отчетливо, прицел маузера четко выделялся на фоне каждой цели, рука не дрожала, когда он брал на прицел лошадей, одну за другой, и все они после первого же выстрела падали на землю. Наконец все лошади оказались на земле, за исключением той, что под Сантэн.

Он поймал Сантэн на мушку. Сантэн скакала обратно к мопани, прижимаясь к шее лошади, работая локтями, на ее стремени повис человек, и Лотар невольно убрал палец с курка: он не мог стрелять в того, кто располагался так близко к ней.

Напротив, он отвел ствол. Четверо спешенных всадников бежали к мопани. До вершины долетали их панические крики. Легкая цель; Лотар мог сбить любого из них первым же выстрелом, но он превратил стрельбу в игру: стал проверять, как близко к человеку сможет положить пулю, не задев его. Бегущие увертывались и ныряли, а вокруг них свистели пули. Это было комично, весело. Лотар смеялся, щелкая затвором, но неожиданно услышал собственный истерический смех и оборвал его.

«Я теряю рассудок, – подумал он. – Нужно продержаться».

Последний бегущий исчез в лесу, и Лотар обнаружил, что дрожит и потеет.

– Надо приготовиться, – убеждал он себя. – Надо сообразить. Я не могу сейчас остановиться. Не могу все бросить.

Он подполз ко второму ружью и перезарядил его, потом вернулся на свою позицию в тени камней на вершине.

– Теперь они попробуют заметить меня, – предположил он. – Откроют огонь и будут смотреть…

Какой соблазн – ему предлагали шлем, выставленный над краем ущелья! Лотар улыбнулся. Трюк старый: даже красношеие новички в бурскую войну научились не клевать на это. И его почти оскорбило то, что его пытаются поймать на такую уловку.

– Ну хорошо, – согласился он. – Посмотрим, кто кого перехитрит!

Лотар выстрелил одновременно из обоих ружей, а мгновение спустя дернул за веревку, привязанную к грудам пустых бутылок: на таком расстоянии движение прикрытых войлоком бутылок на фоне неба покажется перемещением голов скрывающихся стрелков.

– Теперь они пошлют людей обойти холм, – предположил Лотар и, держа «маузер» наготове, следил за движениями среди деревьев с обеих сторон холма, часто мигая, чтобы лучше видеть.

– Через пять часов стемнеет, – сказал он себе. – Завтра на рассвете Хендрик и Мэнни будут у реки. Я должен продержаться до тех пор.

Он заметил движение на правом фланге: люди приседали и перемещались короткими перебежками, обходя холм; Лотар прицелился в стволы над их головами. Защелкали выстрелы. Кора отлетала от деревьев, оставляя на стволах влажные белые раны.

– Не поднимайте головы, минхееры!

Лотар снова смеялся – истерическим, безумным смехом. Он заставил себя замолчать, и перед ним сразу появилось лицо Мэнни, прекрасные топазовые глаза, налитые слезами, и яркая полоска крови на верхней губе.

– Мой сын, – пожаловался Лотар. – О боже, как я буду жить без тебя!

Даже сейчас он отвергал мысль о смерти, но чернота заполнила голову, и Лотар уронил ее на руку в грязных, выпачканных гноем повязках. Зловоние собственной разлагающейся плоти стало частью бредовых кошмаров, которые и в беспамятстве продолжали преследовать его.

Постепенно он пришел в себя и увидел, что солнечный свет смягчился и страшная жара миновала. Вершину овевал легкий ветерок, и Лотар с благодарностью втягивал прохладный воздух в легкие. Потом ему захотелось пить, и он дрожащей рукой потянулся к бутылке с водой. Потребовалось огромное усилие, чтобы извлечь пробку и поднести бутылку к губам. Лотар сделал глоток, и бутылка выскользнула у него из рук, драгоценная жидкость смочила рубашку и полилась на гранит, почти мгновенно испаряясь. Он потерял больше пинты, прежде чем сумел схватить бутылку, и ему захотелось плакать. Он старательно заткнул бутылку, поднял голову и прислушался.

На холм поднимались люди. Лотар услышал скрежет железных подковок о гранит и потянулся за гранатой с длинной ручкой. Взвалив «маузер» на плечо, он отполз от края и, держась за камень, встал. Стоять без посторонней помощи он не мог, пришлось прислониться к камню. Он осторожно двинулся вперед, держа гранату наготове.

Вершина была свободна: они еще поднимались по склону утеса. Он затаил дыхание и прислушался всем своим существом. И снова услышал, на этот раз ближе, скрежет подковок, шорох ткани о гранит, резкий невольный выдох, звуки усилий, когда сразу под вершиной кто-то потерял, а потом снова нашел опору для ноги.