– По твоему слову, Смеагорл, он не уйдет и не уснет, – сказал Фродо. – Но если ты и вправду хочешь от него избавиться, то помоги мне. А для этого придется тебе проводить меня в его страну. Только до ворот, внутрь ты со мной не пойдешь.

Горлум снова сел и поглядел на него из-под полуопущенных век.

– И так известно, где он, – заскрежетал его голос. – Он всегда там, на одном месте. Орки вас доведут – здесь, на восточном берегу, они толпами бродят. Не просите Смеагорла. Бедный, бедный Смеагорл, нет его, он сгинул. У него отобрали его Прелесть, и он пропал.

– Может быть, он найдется, поищем вместе, – сказал Фродо.

– Нет-нет, никогда не найдется! Прелесть его пропала.

– Встань! – велел Фродо.

Горлум встал и прижался спиной к утесу.

– Решай! – сказал Фродо. – Когда тебе легче искать тропу – днем или ночью? Мы очень устали, но если ты скажешь – ночью, мы сейчас пойдем.

– Мерзкий яркий свет жжет нам глаза, – хныкал Горлум. – А сейчас Белая Морда в небе, сейчас еще рано. Скоро, скоро она скроется за горами, сскоро. Сперва отдохните немножечко, добренькие хоббитцы!

– Тогда садись! – сказал Фродо. – И не вздумай удирать!

Хоббиты уселись с двух сторон рядом с ним, прислонившись к скале и вытянув ноги. Сговариваться им нужды не было: оба понимали, что задремать нельзя ни на миг. Луна медленно зашла, и серые скалы почернели. На небо высыпали яркие звезды. Ни один не шевелился. Горлум сидел, упершись подбородком в колени, распластав по земле вялые ладони и ступни, глаза его были закрыты, но он весь подобрался: видно, выжидал, ушки на макушке.

Фродо и Сэм переглянулись, понемногу расслабились, закинули головы и сомкнули веки, как бы засылая. Вскоре послышалось их ровное дыхание. Пальцы Горлума затрепетали. Он едва заметно повел головой: приоткрылась одна, потом другая бледная щелка. Хоббиты явно спали.

Внезапно Горлум сорвался с места прыжком, как лягушка или кузнечик, и задал стрекача в темноту. Но Фродо и Сэм только этого и ждали. Сэм вмиг нагнал и сгреб его, а Фродо ухватил за ногу и повалил.

– Вот и опять твоя веревка пригодится, Сэм, – сказал он.

Сэм вытащил веревку.

– А куда же это вы намылились по холодным жестким камням, моя прелесть, сударь мой Горлум? – грозно спросил он. – Нам интересненько, нам очень интересненько! Голову даю на отсечение, что к своим дружкам-оркам! Ах ты, пакостная, лживая тварь! Тебе бы эту веревку на шею да петельку потуже затянуть.

Горлум лежал как колода, точно и не он улепетывал. Сэму он ничего не ответил, только смерил его ненавистным взглядом.

– Нам его просто нужно держать на привязи, – сказал Фродо. – Ноги ему не связывай – идти не сможет, руки тоже не надо, он через раз ходит на четвереньках. Привяжи его за щиколотку и сам обвяжись.

Он стоял и смотрел, как Сэм завязывает узел, но тут Горлум изрядно удивил их обоих. Он вдруг разразился диким, пронзительным, несмолкаемым визгом – при этом катался по земле, извивался и тянулся к лодыжке зубами – перекусить веревку.

Фродо наконец понял, что он не притворяется – петля, что ли, слишком тугая? Он проверил: не слишком, и даже вовсе не слишком. Сэм был грознее на словах, чем на деле.

– Да в чем дело-то?! – прикрикнул он. – Раз ты норовишь сбежать, иди на привязи, а больно тебе никто не сделал.

– Нет, нам болестно, болестно! – сипел сквозь зубы Горлум. – Она кусает, она морозит! Гадкие, жестокие хоббитцы! Мы потому и хотели спастись, правда же, моя прелесть? Мы догадались, что хоббитцы станут нас мучить. Они якшались с эльфами, злыми огнеглазыми эльфами. Снимите ее, снимите! Нам болестно!

– Нет, не сниму, – покачал головой Фродо. – Разве что, – он помедлил, – разве что ты дашь честное слово, а я ему поверю.

– Мы поклянемся слушаться, да, да, да-ссс, – стенал Горлум, корчась и хватаясь за лодыжку. – Болестно нам!

– Поклянешься? – спросил Фродо.

– Смеагорл поклянется, – вдруг сказал Горлум ясным голосом, уставив на Фродо странно заблестевшие глаза. – Смеагорл поклянется на Прелести.

Фродо резко выпрямился, и Сэма снова поразили его слова и суровый голос.

– На Прелести? Да ты что! – сказал он. – Опомнись!

Одно Кольцо покорит их

И в черную цепь скует их.

Ты понимаешь, что тебе грозит, Смеагорл? Что ж, такую клятву ты поневоле сдержишь. Но клятва тебя предаст. Берегись!

Горлум съежился, прижав уши.

– На Прелести, на Прелести! – твердил он.

– И в чем же ты поклянешься? – спросил Фродо.

– Он поклянется быть послушненьким, – сказал Горлум. Он подполз к ногам Фродо и, елозя на животе, сипло зашептал, содрогаясь, точно все кости тряслись у него со страха: – Смеагорл поклянется, что никогда, никогда не отдаст ее Тому. Никогда! Смеагорл ее упасет и схоронит. Только дайте ему поклясться на Прелести.

– Нет! Этого нельзя, – сказал Фродо, строго и жалостливо глядя на него. – Ты жаждешь всего лишь увидеть и потрогать его, хотя сам знаешь, что это безумие. На нем – нельзя. Хочешь, поклянись им, ибо ты знаешь, где оно. Оно перед тобой.

Сэму на миг показалось, что хозяин его вырос, а Горлум совсем усох: величавая тень, могучий властитель, скрывающий тайные знаки избранности под серым облачением, и у ног его – скулящая собачонка. Однако же эти двое заведомо были в родстве: они читали в сердце друг у друга. Горлум стоял на коленях, обнимая ноги Фродо, по-собачьи ластясь к нему.

– Прочь! Прочь! – сказал Фродо. – Ну, приноси свое обещанье!

– Мы обещаем, да, я обещаю! – проговорил Горлум. – Обещаю верно служить хозяину Прелести. Добрый хозяин, послушный Смеагорл, горлум, горлум]

Он вдруг заплакал и опять потянулся зубами к лодыжке.

– Отвяжи его, Сэм! – приказал Фродо.

Сэм неохотно повиновался. Горлум тут же вскочил и запрыгал вокруг, как нашкодивший пес, которого хозяин простил и приласкал. С этой минуты повадка его хоть ненадолго, а изменилась. Шипеть и хныкать он стал реже и обращался к спутникам, а не к себе и своей прелести. Он поджимался и вздрагивал от их внезапных движений, боялся подходить близко и с ужасом сторонился их эльфийских плащей, но был приветлив и жалко угодлив. Он кряхтел от смеха в ответ на любую шутку, прыгал и ликовал, когда Фродо был с ним ласков, и заливался слезами, если Фродо его корил. Сэм с ним почти не разговаривал и ни в чем ему не доверял: новый Горлум, Горлум-Смеагорл, был ему, пожалуй, чуть ли не противнее прежнего.