Ранд слился с мечом воедино и, отрешившись от всех мыслей, плавно скользил по плитам, переходя из позиции в позицию. «Лев на холме» сменялся «Яркой луной», перетекавшей в «Башню утра». Пятеро мужчин, как и он, обнаженные по пояс и истекавшие потом, окружали его с мечами наготове; они наступали и отступали, мгновенно реагируя на каждое его движение. Только их присутствие Ранд и осознавал. Бывалые, знающие себе цену вояки с суровыми лицами были лучшими бойцами, каких ему удалось отыскать. Лучшими с тех пор, как ушел Лан, его учитель. Отрешившись от мыслей – как и учил Лан, – Ранд вел бой. Один против пятерых.
Он резко рванулся вперед, и противники, пытаясь удержать его в центре, вынуждены были на миг разорвать свое кольцо – двое из пяти двинулись вперед. Сложившееся равновесие нарушилось, чем и воспользовался Ранд. Развернувшись на полушаге, он метнулся в противоположную сторону. Отреагировать соперникам не удалось – было слишком поздно. Ранд отразил своим сделанным из скрепленных планок клинком обрушившийся сверху удар учебного меча и одновременно правой ногой нанес удар в живот одному из бойцов – крепкому седеющему мужчине. Тот сложился пополам, хватая ртом воздух. Давя клинком на клинок другого противника – детины с перебитым носом, – Ранд заставил его повернуться и, сделав полный оборот, еще раз пнул седовласого. Тот повалился на каменные плиты. Горбоносый попытался отступить, чтобы получить возможность замахнуться мечом, но это освободило и меч Ранда. Он спиралью обвел свой клинок вокруг клинка противника – «Двойная виноградная лоза» – и ударил его прямо в грудь, да так, что тот свалился с ног.
Однако уже в следующее мгновение на Ранда ринулись остальные трое. Приземистый, но проворный малый пытался атаковать, с воплем перепрыгнув через лежащего на земле горбоносого. Ранд полоснул его поперек голеней, едва не опрокинув, а затем уложил на каменные плиты мощным ударом по спине.
Теперь остались только двое противников, но они были самыми умелыми. Один был строен и гибок – меч его двигался молниеносно, как змеиное жало. Другой, бритоголовый, на вид казался тяжеловатым, но он еще ни разу не допустил ни малейшей оплошности. Они немедленно разделились, чтобы атаковать с двух сторон, но Ранд не дал им на это времени. Он устремился навстречу гибкому худощавому малому с морщинистым обветренным лицом, стремясь разделаться с ним до того, как второй боец успеет обогнуть упавшего и напасть.
Противник был не только быстр, но и умен – Ранд платил бойцам полновесным золотом, и к нему приходили лучшие из лучших. Для андорца он был довольно высок, хотя на добрую ладонь ниже Ранда. Впрочем, рост не дает особых преимуществ, когда дело касается боя на мечах, хотя сила и может иметь некоторое значение. Ранд яростно атаковал; сжав зубы, его противник попятился. «Кабан, несущийся с горы» смог пробиться сквозь защитную позицию «Рассечение шелка». Не удержала его и «Трехзубцовая молния». Скрепленные планки полоснули бойца по шее, и он, задыхаясь, покатился по мощеному двору.
Метнувшись вперед и вправо, Ранд упал на колени и нанес рубящий удар снизу – «Река подмывает берег». Бритоголовый был не так быстр, как только что поверженный соперник, но он словно предчувствовал этот выпад. В тот самый момент, когда меч Ранда полоснул его по животу, деревянный клинок бритоголового обрушился Ранду на макушку.
У того искры из глаз посыпались. Он зашатался, замотал головой, чтобы восстановить зрение, и с трудом, опираясь на свой меч, поднялся на ноги. Бритоголовый тяжело дышал. На Ранда он смотрел настороженно.
– Заплатите ему, – приказал Ранд, и лицо бритоголового просветлело.
Непонятно, почему он вообще тревожился. Ясно же было сказано, что всякий, чей удар достигнет цели, получит одну монету сверх установленной дневной платы. А тому, кто одолеет его в поединке, Ранд посулил втрое больше. Это был лучший способ побудить бойцов драться по-настоящему, а не пытаться угодить Возрожденному Дракону, поддаваясь ему. Он никогда не интересовался именами своих противников. Если их это злило, тем лучше – злость в схватке не помешает. Ему нужны были соперники для упражнений на мечах, и только. Он не собирался обзаводиться новыми друзьями, полагая, что и старые рано или поздно проклянут день и час, когда его встретили. Если уже не прокляли. Остальные поверженные бойцы тоже поднимались, помогая друг другу. Малый, получивший удар по шее, крутил головой, пытаясь проморгаться.
– Заплатите всем, – распорядился Ранд. – Больше сегодня упражняться не будем.
По рядам теснившихся среди тонких, украшенных каннелюрами колонн лордов и леди, разряженных в яркие, украшенные вычурной вышивкой и галунами шелка, словно пробежала рябь: они захлопали в ладоши, всем своим видом выказывая восхищение. Ранд поморщился и отбросил в сторону меч. Эти люди низкопоклонствовали перед лордом Гейбрилом, в то время как королева Моргейз, их королева, была едва ли не пленницей в этом самом дворце. В ее собственном дворце. Но Ранд нуждался в них.
Будешь рвать ежевику – уколешься, припомнилась ему поговорка. Он надеялся, что это его собственная мысль.
Жилистая седовласая Сулин, командовавшая составляющими эскорт Ранда Девами и всеми Девами Копья по эту сторону Хребта Мира, вытащила из висевшего на поясе кошеля золотую тарвалонскую марку и с презрительной гримасой, сделавшей еще заметнее пересекающий ее щеку шрам, швырнула ее бритоголовому. Девы не любили, когда Ранд брал в руки меч, даже деревянный. Сами они никогда не прикасались к мечам. Как и все айильцы.
Боец поймал монету и ответил Сулин осторожным поклоном. В присутствии Дев, одетых в короткие куртки, штаны и мягкие шнурованные сапожки, все держались в высшей степени осторожно. Серо-коричневая, в разводах айильская одежда была предназначена для того, чтобы маскироваться в Пустыне. Здесь некоторые Девы стали добавлять к традиционным цветам зеленый, что более соответствовало природе земель, которые они, несмотря на засуху, считали и называли мокрыми. В сравнении с Айильской Пустыней они, пожалуй, и впрямь были такими, ведь у себя на родине мало кому из айильцев приходилось видеть поток, через который нельзя было бы перешагнуть, а вокруг водоемов в дватри шага шириной разражались кровавые схватки.
Как и остальные двадцать светлоглазых Дев, несших караул во дворе, и как все айильские воительницы, Сулин коротко стригла волосы, оставляя лишь хвост на затылке. В правой руке она держала три коротких копья, а в левой – круглый щит из бычьей кожи. На поясе ее висел широкий тяжелый нож. И сама Сулин, и все Девы, включая сохранившую еще полудетскую округлость щек шестнадцатилетнюю Джалани, превосходно владели этим оружием и держались с вызовом. Во всяком случае, людям, живущим по эту сторону Драконовой Стены, вызов в их глазах мерещился постоянно. Охранявшие Ранда Девы держали в поле зрения не только всех собравшихся во дворе, но и каждый балкон, каждую колонну, каждое стрельчатое окошко и каждую тень Некоторые держали в руках короткие роговые луки с наложенными на них стрелами. Щетинившиеся стрелами колчаны висели у них на поясах. Фар Дарайз Май, Девы Копья, пересекли Драконову Стену для поддержания чести Кар’а’карна, чье появление было предсказано в Пророчествах. Они служили ему, правда на свой, особый манер, и многим из них предстояло расстаться с жизнью, чтобы сохранить жизнь Ранда. От одной этой мысли ком подкатывал к его горлу.
Сулин продолжала с усмешкой кидать монеты – Ранд с удовольствием отметил, что расплачивались тарвалонскими, – еще одну бритоголовому и по одной остальным бойцам. Жителей мокрых земель – а таковыми считались все не рожденные и не взрощенные в Пустыне – айильцы презирали не меньше, чем мечи. Для большинства из них и Ранд, несмотря на айильскую кровь, оставался бы не более чем презренным чужаком – но на его запястьях красовались Драконы. Дракон на одной руке был знаком, отмечавшим вождя клана Претенденты на это звание обретали его с риском для жизни, проходя суровое испытание силы воли. Двух Драконов мог иметь только Кар’а’карн, вождь вождей, Тот-Кто-Пришел-с-Рассветом. Но у Дев были и другие основания, чтобы признать Ранда.
