Тарас Петрович умудрялся одновременно кушать, покрякивать от удовольствия, крутя головой из стороны в сторону, подчеркивая степень вкусности, и говорить.

– Я по поводу вашего соседа Олега, Валентина Игоревна. Жалуются на него: музыка громкая до полночи, гости постоянно, шум. Что, балует парень?

– Да бросьте вы, Тарас Петрович, все вы знаете, – махнула на него рукой она. – Замечательный мальчишка! Такая трудная семья, а он не пьет, не колется, по притонам не шатается. В институт поступил, работает! И ребята к нему нормальные ходят, не шантрапа какая-нибудь. А что музыка громко – так они же молодые, они тихо не умеют! Вы вот, когда молодой были, тоже наверняка на всю округу музыку врубали?

– Было дело, – признался он усмехнувшись и переспросил: – Значит, считаете, ничего криминального?

– Да вы лучше меня знаете! – негодовала немного Тина.

– Проверить я обязан, – вздохнув, напомнил участковый.

Он доел, не отказался и от добавки, нахваливая ее мастерство. Они поговорили о происшествиях в округе, о соседских сварах. Тарас Петрович пожаловался на жизнь, маленькую зарплату, огромный участок, повздыхал и наконец отбыл, поблагодарив за щедрый обед и понимание его проблем.

Проводив его, Тина с удовольствием поела и сама, первый раз за все это время по-настоящему пообедав. С удивлением обнаружила, что, по обыкновению, приготовила очень много, и прикинула, что с этим добром теперь делать.

«Буду есть всю неделю!» – решила оптимистично она.

Вымыла посуду и вернулась к своим непростым мыслям.

А вечером устроилась на своем любимом месте – на полу, напротив входной двери, с чашкой кофе и сигаретой, где Тину и застал звонок следующего незваного гостя.

«Да что же это такое?! Прямо день открытых дверей! Им тут музей, что ли?! – подумала Тина и поинтересовалась у себя: – Может, не открывать?»

Звонок повторился громко и весьма настойчиво, она поднялась с пола и, поколебавшись еще мгновение, все-таки открыла.

– Я понимаю, что это нетактичные вопросы, но вынужден их задавать, – вернул ее к действительности низкий голос следователя.

– Извините! – встрепенулась Тина, поняв, что надолго замолчала. – Я не ухожу от ответа, просто задумалась.

Она помолчала и вдруг спросила:

– Артем Константинович, вы сегодня обедали?

– Нет, а что? – удивился он.

– Давайте я вас накормлю обедом или, скорее, уже ужином.

– Взятки должностному лицу? – усмехнулся Артем.

– Горячим обедом? – переспросила она и пояснила: – Нет, просто попытка накормить голодного мужчину. И потом, пока вы ужинаете, мне будет проще отвечать на ваши вопросы, а то как-то очень официально получается. А вопросы вы задаете щекотливые.

Он удивился еще больше этой ее откровенности.

Беркутов призадумался – есть ему хотелось страшно, аж подсасывало в животе, – он мотался сегодня целый день, не успев даже перекусить на ходу, но у него в кармане лежали «вещдоки» с места происшествия, указывающие прямо на хозяйку квартиры. И предъявлять обвинение после сытого ужина и гостеприимного радушия было бы более чем некрасиво.

И еще он был сильно раздосадован нестыковкой ее образа и психологического портрета, который уже себе сложил в голове, с самим происшествием.

Раздражаясь еще больше, оттого что придется отказаться от предложенной еды, ароматы которой он чувствовал только войдя в кухню, Артем подумал:

«Ну что тебе, вот такой умнице, красавице, сильной, интересной, нужно прямо вот так до убою от мужика?! А?! Бабки? Или такая офигенная любовь?! И мужик-то так себе, был бы хоть с характером! Вот какого тебя во все это потащило, девонька?!»

От этих мыслей, от искреннего недоумения, как такая вот женщина могла решиться на криминальный поступок из-за совершенно неинтересного, дешевого мужичонки, у него с новой силой свело желудок.

Артем уж собрался резко ответить отказом, переводя разговор из дружеской беседы в рамки холодного допроса, но хозяйка его опередила.

– Соглашайтесь, Артем Константинович! Что вы так задумались? Вы же голодный. До вас один мужчина уже попробовал, ему очень понравилось, честное слово, – улыбалась дружески она.

– Какой мужчина? – осторожно уточнил Беркутов.

– Участковый приходил, – пояснила она, – Тарас Петрович Кучеря, поговорить о делах житейских. Так уплетал щи за милую душу, еще и добавки попросил. – И почти серьезно поинтересовалась: – Или об этом нельзя говорить, тоже считается взяткой должностному лицу?

Удерживая готовое хлынуть, как прорвавшаяся плотина, облегчение, мысленно останавливая преждевременную радость, Артем ответил:

– Можно. – И искренне улыбнулся. – Участковому можно. А во сколько он приходил?

Сердце замерло в ожидании ответа. Осознав, что даже дыхание затаил, Артем одернул себя: «Ты чего это, Беркутов? Что за эмоции? Остынь!»

– Это важно? – вглядываясь в выражение его лица, серьезно спросила Тина.

– Да!

– Так. Я попробую сообразить. – Она задумалась, вспоминая. – Я как раз приготовила щи и сверяла время, чтобы они настоялись.

«Ну давай, девочка, не подведи меня!» – просил про себя Артем.

– Около часа дня, – задумчиво сказала она и тут же заявила совершенно уверенно: – Нет, в час, точно! Мы поговорили минут сорок, и он ушел. А что случилось-то?

– Ничего страшного, – ответил Артем, поражаясь облегчению, которое испытал, и почти радостно согласился: – Давайте! Давайте ваш обед или почти ужин! С удовольствием отведаю, раз вы предлагаете! Только, не обижайтесь, я позвоню, поговорю с вашим участковым.

– Пожалуйста, если это так важно.

Тина принялась хлопотать: разогревать еду, накрывать на стол, а он тем временем достал записную книжку, нашел телефон местного отдела милиции и позвонил. Разговаривая с Тарасом Петровичем, Артем незаметно наблюдал за Тиной и думал. С чего это он так реагирует? Откуда эмоции? Он профессионал и никогда не позволял себе во время работы чувств. Конечно, они возникали всегда, но он умел загонять их очень далеко, абстрагироваться, чтобы не мешали трезвой оценке ситуации, и выпускал только после окончания дела, разрешая себе симпатии, антипатии, жалость и злость.

– Спасибо, Тарас Петрович, – закончил он разговор.

Щи оказались очень, ну очень вкусными, ничего подобного он не пробовал в своей жизни. Шедевр какой-то! И этот штрих Артем добавил к портрету подозреваемой как немаловажный.

– Это просто фантастика! – похвалил Артем.

– Спасибо! Приятного аппетита, – пожелала она и предложила: – Давайте я попробую ответить на ваши вопросы.

– Давайте.

– Вы спросили: почему мы расстались?

– Да.

– Причина самая простая: обнаружилось, что мы чужие люди. Просто я долго себе в этом не признавалась. Я вот отпуск взяла, чтобы разобраться во всем, и уже две недели пытаюсь по местам расставить в голове прошлое и настоящее. Попробую вам коротко сформулировать.

– Можно и пространно, – усмехнулся он.

– Мы никогда не были близкими и родными людьми. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Надеюсь, но поясните.

– Не было такого родства душ, что ли? Да и любви настоящей никогда не было. Сначала Лешка строил свой бизнес и все крутилось вокруг этого, и не до копаний в собственных чувствах тогда оказалось – вкалывали оба, уставали так, что имелась только одна мечта – выспаться. Потом, уж когда он встал на ноги, как-то все вошло в привычную колею – у него своя работа, у меня своя. Но последнее время мне стало тяжело рядом с ним. Я все чаще смотрела на него и удивлялась – совершенно чужой мне человек, почему же мы живем вместе? Интересы разные, восприятие жизни разное, даже юмор разный. Я раньше этого не замечала, занятая бесконечной работой, бытом. Даже странно.

Тина замолчала, обдумывая, как объяснить правильно то, что она поняла и осмыслила за последние две недели про их с Лешкой жизнь.

– Значит, подумали и решили расстаться? – уточнил Артем.

– Да нет, нашелся веский повод.