— Что же до вашего дома, кареты, лошадей, украшений и всего остального, можете предложить их мадемуазель Женевьеве, и я уверена — она с радостью примет их от вас!

— Меня интересуете вы, а не мадемуазель Женевьева!

— И вы были уверены, что я рассыплюсь в благодарностях. Но не г! Выслушав ваше предложение, милорд, я могу назвать его… оскорбительным!

— Но я не собирался вас оскорблять!

Тэлия взмахнула руками.

— А что же еще вы могли от меня ожидать?

Граф замешкался с ответом, и она продолжила:

— Догадываюсь, о чем вы думаете, милорд. Вы спрашиваете себя, как такая ничтожная и никому не нужная модистка может отказывать самому графу Хеллингтону. Но я не просто отказываю вам, но и со всей прямотой заявляю, что, несмотря на всю образованность, вы обладаете возмутительным характером.

Никакие иные слова не могли сильнее задеть графа.

Если чем он и гордился, так это умением распознать все стороны человека с первых же его слов.

Он никогда не требовал наличия рекомендаций у прислуги, но когда к нему приходили наниматься в услужение, граф с первого взгляда определял способности и пригодность претендента.

А теперь этот укол со стороны необразованной девушки, единственным достоянием которой была ее красота, заявившей, что он оскорбил ее, и обвинившей его в невоспитанности, едва ли не лишил его дара речи.

— Но выслушайте меня, Тэлия… — начал было он, но Тэлия перебила его:

— Я уже выслушала вас, милорд, и нам, в самом деле, более не о чем говорить. Если вам угодно знать правду, дальнейшее обсуждение этой темы я нахожу невыносимо скучным.

С этими словами она взяла свою сумочку и поднялась со стула, не сознавая того, как привлекательно, молодо и невинно выглядит она при свете свечи.

Уделяя все внимание разговору с графом, Тэлия не придала значения тому, что официанты, выходя из кабинета, потушили весь свет за исключением четырех свечей на столе.

Тем не менее свет исходил от чего-то еще, и девушка обернулась в сторону его источника.

Сидя за столом, Тэлия была уверена, что за ее спиной находится занавешенное окно. Теперь, когда занавеси были слегка раздвинуты, она увидела вовсе не окно, а еще одну комнату, в которой находилась кровать.

За одной из занавесей стоял канделябр с тремя свечами.

Кружевная подушка лежала на кровати, убранной покрывалом с оборками розового цвета палитры Буше, украшенным бахромой и бирюзовыми лентами.

На мгновение Тэлия застыла, словно окаменев. Затем она кинулась к плащу, лежавшему на кресле возле дивана.

Лишь приблизившись к нему, Тэлия осознала, что граф за все это время не пошевелился.

Он все еще сидел на своем стуле с высокой спинкой, продолжая держать в руке бокал.

— Я ухожу, милорд.

— А что, если я не позволю?

— Думаю, вам будет… нелегко заставить меня… остаться.

— Неужели?

— Да. К тому же мне не хотелось бы разочаровываться.

— Разочаровываться? — переспросил граф.

— Беседуя с вами за ужином, я нашла вас не просто умным человеком, но и джентльменом в лучшем смысле этого слова. Поэтому мне будет жаль разочароваться в вас.

— Вы снова откровенны, Тэлия, как я и ожидал, — сказал граф. — Но, коль скоро вы дали понять, что не желаете увидеть меня снова, скажите, что вы думаете обо мне, раз уж этот вечер не может иметь своего практического завершения?

Пытаясь найти ответ, Тэлия подумала, что их разговор, как и тот, за ужином, вновь обретает черты словесной дуэли.

Так и не отыскав подходящих слов, она нагнулась за плащом и, взяв его, перекинула себе через плечо.

— Я намерена уйти, милорд, — сказала она. — Уж не собираетесь ли вы остановить меня грубой силой? Должно быть, вам известно, что это крайний метод, к которому прибегают дикие звери, не наделенные разумом?

— Нет. Я не собираюсь прибегать к этому методу, — ответил граф. — Но что, если завтра я нанесу вам визит и, если к тому времени вы еще не вернетесь с обожаемой вами работы, попробую обсудить мое предложение с вашей матушкой?

Тэлия издала тихий вскрик и повернулась к столу, гневно сверкая глазами.

— Это самый отвратительный, грязный и мерзкий шантаж, до которого человек только может опуститься!

Свои слова Тэлия буквально выкрикнула в лицо графу, и тот рассмеялся.

— А в гневе вы просто прекрасны, — сказал он. — И я не могу устоять перед вашим, смею вас заверить, горящим взором, когда вы произносите свои обвинительные речи.

— Так вы… не угрожали мне?

— Нет. Я не стал бы опускаться до такого.

— Тогда зачем было пугать меня? — спросила Тэлия. — Вам известно, как я ранима, когда речь заходит о моей матери.

— Так же, как бываю раним и я, когда речь заходит о вас.

— Вряд ли вы можете заставить меня поверить в это, особенно после вашего поступка.

— Какого поступка? — спросил граф. — Несколько минут назад я всего лишь не удержался от желания вас рассердить и только!

Тэлия не отвечала, и он добавил:

— Я просто предложил вам избавиться от необходимости бороться за добывание средств к существованию для себя самой, для вашей матери и, разумеется, вашей горничной, Анны. Вы ответили мне отказом! Хорошо же, начнем сначала. Я должен найти предложение, которое вы примете.

Заметив, что вид Тэлии выражает недоумение, вызванное неожиданной сменой его настроения, граф продолжил:

— Предположим, за здоровьем вашей матери будут наблюдать лучшие доктора в Лондоне.

— Это также нечестно, и вы отлично понимаете это! — воскликнула Тэлия.

— «В любви и в войне не бывает нечестных методов», — процитировал граф.

— Любовь! — насмешливо воскликнула девушка. — Впервые вы заговорили о любви! Если, конечно, это слово применимо к вашему… предложению!

— Так вам хочется этого?

— Разумеется, мне хочется любви, — сказала Тэлия. — Но именно этого-то вы никогда не сумеете мне предложить, милорд, а значит, нет смысла продолжать эту беседу.

— Похоже, как вы мне указали, я и вправду поступил весьма глупо, — сказал граф.

На его губах появилась усмешка, и он произнес:

— Как я мог забыть, что каждая женщина мечтает сделаться объектом ухаживания!

— Меньше всего я мечтаю об этом, — сухо сказала Тэлия. — Если, конечно, под ухаживанием вы подразумеваете попытки окольным путем заставить меня принять то… от чего я только что отказалась.

— Но, получив все это, вы бы были только благодарны, — холодно заметил граф.

— Всегда помнила о том, что следует бояться данайцев, дары приносящих, — сказала Тэлия. — И о том, что кто предостережен, тот вооружен. Что бы вы ни предложили мне теперь, милорд, я уже буду знать, каковы ваши истинные цели.

— Тогда мне придется пересмотреть свою кампанию с другой стороны.

Тэлия рассмеялась:

— Так вот что это на самом деле — кампания! Битва, которую нужно выиграть любыми средствами, чтобы не потерять воинской чести! Но на этот раз, милорд, вы встретили непримиримого врага, которого нельзя запугать или застать врасплох!

— Звучит довольно самоуверенно.

— А вы не так страшны, как мне казалось.

Граф нахмурился.

— К чему вы это говорите?

— Только что вы, быть может, сами того не Сознавая, заново убедили меня в том, что вы настоящий джентльмен, и как бы вы ни обошлись со мной, мою мать вы не обидите.

Граф не ответил, и Тэлия сделала шаг в его сторону. «

— Ведь так? — спросила она. — Ведь это правда… так?

В ее голосе слышалась мольба, и граф с сожалением произнес:

— Уступаю вам в этом, но ни в чем больше.

Он увидел облегчение в ее глазах, и это тронуло его.

В том, как она старалась защитить свою мать, было что-то героическое.

Он поставил бокал и сказал:

— Я отвезу вас домой.

— Благодарю вас, — только и ответила Тэлия.

По пути вниз ее охватило чувство того, что ей только что удалось избежать какой-то смутной опасности, однако это почему-то уже не вызывало испуга.

Когда они вошли в зал, музыка и голоса звучали громче, чем прежде.