Шарлотте не приходило в голову уйти или заговорить. Она просто ждала. Она не помнила, как очутилась в укромном уголке сада. Его большие руки скользнули по ее спине вниз. Сквозь плащ и платье она почувствовала, как они обхватили ее ягодицы, и, хотя она прекрасно понимала, что он делает, безмолвно потянулась к нему.

Его губы оторвались от ее рта, и она ощутила на своем ухе теплое дыхание, невольно заставившее ее затрепетать. Язык скользнул к ее уху, и он хрипло произнес: «Очень приятное ушко, милое ушко», — после чего его рот завладел ее губами — язык наконец с силой разжал их и проник внутрь.

Все это время его руки в возбуждающем ритме двигались по ее спине и даже ниже. Незнакомец крепко прижал Шарлотту к себе, лаская сквозь поношенное домино и платье, потом вдруг приподнял ее, не отрывая от своего мускулистого тела. Ноги Шарлотты обмякли, словно превратившись в желе.

Шарлотта вся горела, что-то в ней рвалось наружу, и, когда его лицо приблизилось к ее лицу, все, что она сделала, — осторожно дотронулась языком до его губ и погрузила пальцы в его волосы. С приглушенным стоном он что-то сделал (она не знала что), затем стал стягивать с нее одежду, но его руки ласкали ее грудь, и она не могла ни о чем думать.

И — воспоминание об этом с тех пор вызывало у нее дрожь — когда он глубоким, мягким, с хрипотцой голосом спросил: «Ты бы хотела…», она прошептала: «Пожалуйста…» и прильнула к нему.

Его колено оказалось между ее ног. Девушка ничего не поняла, а он наклонился, чтобы поцеловать ее, и голова у нее закружилась, дыхание перехватило, сознание затуманилось, и близость его тела опалила ее. Но вдруг — в какую-то долю секунды — ее пронзила острая боль, и она вскрикнула.

— Какого черта! — гневно произнес незнакомец, приподнимаясь на локтях.

Шарлотта сжалась, сразу же придя в себя.

Алекс Макдоно Фоукс, будущий граф Шеффилд и Даунз, с изумлением смотрел на нее. Боже милостивый, она оказалась девственницей! Она смотрела на него, и на ее побледневшем лице краснели распухшие от поцелуев губы. Хорошенькие губки, рассеянно подумал он, такие темно-темно-красные, а сама она — словно мед… И, не раздумывая, снова прижался к ее губам.

«Как потрясающе красива эта служаночка! Такая страстная, несмотря на свою невинность». Он не помнил, чтобы когда-нибудь прежде испытывал столь неистовое желание. Он медленно провел рукой по ее мягкому расслабленному истомой бедру, и Шарлотта невольно приподняла его.

Он взял в ладони ее нежное, с узким подбородком лицо и покрыл поцелуями ее глаза. Шарлотта все еще не произнесла ни слова, а лишь приоткрыла рот и тихо ахнула, когда он провел языком по ее векам. Этот вздох был настолько возбуждающим, что Алекс, понимая, что должен немедленно оставить ее, подняться на ноги и разобраться с неприятным фактом лишения девицы невинности, припал к ее губам. Дразня ее, умоляя и требуя.

Он снова погладил ее, и, поднимаясь все выше по внутренней стороне ноги, его рука заскользила по тонкому шелку чулок, преодолевая толщину подвязок, до шелковисто гладкой обнаженной кожи. Наконец цель была достигнута, и Шарлотта выгнулась, вновь охваченная желанием чего-то, не испытанного ранее. Задыхаясь, Шарлотта бессмысленно смотрела на темную листву прямо над ее головой. Безразличие ко всему охватило ее, и из раскрытых губ вырывались короткие, слабые стоны. Словно не было боли, пронзившей ее минуту назад.

Алекс смотрел почти с недоумением на ее аристократический нос безупречной формы, на изящные летящие брови… Она повернула голову и посмотрела прямо ему в лицо. Ее глаза затуманились, губы припухли. Неистовое желание как удар грома оглушило Алекса — дрожь пробежала по всему его телу. Он снова приник к ней и с силой раздвинул коленом ее бедра.

Но в этот момент — прежде чем он успел войти в нее — Шарлотта стала вырываться: запоздалый инстинкт самосохранения пришел на смену разочарованию, которое она почувствовала, когда его руки перестали ласкать ее.

Алекс тут же отпустил ее, повернувшись на бок. Шарлотта поборола неприятное чувство утраты, когда лишилась жара и тяжести его тела. Она вся дрожала; сердце билось так, будто она пробежала несколько миль. Стараясь не смотреть на него, она поднялась и, попытавшись привести в порядок лиф платья, чуть не упала от неожиданной боли, вдруг взорвавшейся у нее между ног.

Шарлотта на мгновение замерла, потом усилием воли выпрямилась и не удержалась — опять взглянула на незнакомца. Он, вероятно, был всего на несколько лет старше ее двадцатипятилетнего брата Хорэса. И он был так красив: кожа казалась золотистой на фоне теней, которые отбрасывала листва на его белую рубашку. Она опустила глаза. Он вежливо смотрел куда-то в сторону. Она привела себя в порядок, расправила плащ и надела маску.

Единственное, о чем она могла думать, кроме желания снова броситься в его объятия, — это о возвращении домой. Она осторожно дотронулась до его руки и сказала с присущей ей от рождения вежливостью:

— Благодарю вас. Прощайте.

Она не подумала, насколько неуместно благодарить за изнасилование: разве это не самое страшное, что может случиться с молодой леди?

Алекс резко поднял голову, услышав ее голос, но она исчезла, даже не оглянувшись, в высоких дверях бального зала прежде, чем он успел двинуться с места. А когда Алекс, чертыхнувшись, бросился за ней, он не смог отыскать ее среди всех этих плащей, домино и масок, толпившихся в зале. Ярко-желтый шелк… розовый ситец… зеленая с золотом тафта… потертые черные сюртуки, но нигде не было видно черного домино.

Она исчезла. И кем бы она ни была, она исчезла, потеряв невинность, а он ничем не отплатил ей. Но дело заключалось не в этом — он хотел увидеть ее еще раз. Вор только прикрывался желанием заплатить за свое преступление. В действительности он хотел ее с такой жгучей страстью, что чувствовал, как потихоньку сходит с ума. Он жаждал обладать этим нежным нетронутым телом, поцелуями снять ее маленькие панталончики и повторять свое преступление снова и снова.

Странно, она говорила как леди. И выглядела как леди. Однако ни одна леди не приедет в субботнюю ночь на бал проституток, и, значит, она была просто очень умной шлюхой. О чем же могла думать шлюха, отдавая свое самое ценное достояние без денег, в саду? Алекс покинул бал в скверном расположении духа.

В ту ночь его мучили сны о фантастическом обольщении. Он просыпался и в недоумении обводил взглядом свою комнату, словно видел ее впервые. Его девушка в саду… ее тело только что было здесь, он ласкал ее грудь, а она стонала в его объятиях. Почему-то она завладела его мыслями и не хотела покидать их.

Следующие две недели он ездил на светские балы, полагая, что, если она леди, то он может встретить ее, но не нашел ни одной высокой стройной девушки с зелеными глазами. Девушки в Лондоне отличались кокетством, локонами и маленьким ростом, а он искал высокую стройную и сдержанную.

Если бы он только знал цвет ее волос, было бы проще, но ее волосы прятались под невероятным слоем пудры. Еще несколько недель домино Алекса хранило запах лаванды. Он долго размышлял и решил, что волосы у нее рыжие. При такой белой коже волосы должны быть рыжими. И он искал девушку с рыжими волосами, от которой бы пахло лавандой. Шарлотта со своими черными волосами и ароматом померанца на его пути не встретилась.

Что касается Шарлотты, то она еще не вполне понимала, что произошло. Она вбежала в бальный зал и обрадовалась, увидев Джулию и мистера Колби стоящими у статуи Нарцисса, и не обратила внимания на гневно сжатые губы Джулии. Шарлотте не пришлось ничего объяснять — Джулия просто потащила ее через зал и втолкнула в карету мистера Колби. Она только потом подумала, как странно, что за всю дорогу домой никто не проронил ни слова; ее ум пребывал в таком смятении, что она едва сознавала, что едет в карете.

А когда они добрались до дома и Джулия рассказывала ей о мистере Колби: как он пытался поцеловать ее (поцеловать ее, Джулию!) и как ей пришлось наступить каблуком ему на ногу, чтобы он ее отпустил, — Шарлотта молча сидела на стуле и временами кивала. Наконец Джулия успокоилась.