Створки люка скользнули в пазы. Белый свет плафонов померк; сияющий, до боли настоящий простор земного дня рухнул в лицо, лизнул кожу ласковым душистым жаром, легко смахнув стерильный воздух катера назад, в безлюдные узости кают и коридоров.

Коль спрыгнул. Рыхло затрещала прокаленная почва, из-под ног взметнулись облачка тонкого пепла. Коль поспешно миновал выжженную дюзами плешь, и вот зашелестела, любовно охлестывая икры, безропотная живая трава. Коль обернулся. В разноцветном, как карнавал, июле катер был жалок и нелеп – темный, приземистый, с растопыренными тяжкими лапами, варварски продавившими земную мякоть. Щурясь, Коль прощально махнул ему рукой и канул в луг. Перекатился на спину, впитывая всем телом хрупкое сопротивление стеблей.

Небо…

Воздух в легких – не из баллонов скафандра, а из неба…

Где-то совсем рядом осторожно, словно на пробу, прострекотал кузнечик. Коль благоговейно скосил взгляд и увидел – тот сидел на стебельке мятлика, покачиваясь вместе с ним; поблескивали черные бусинки глаз, усы подрагивали от теплого ветра. Один ус торчал вверх, другой вбок.

Из облака выпала темная точка. Не отрывая от нее взгляда и вдруг словно бы забыв дышать, Коль медленно сел, опираясь на руку, потом поднялся. Точка стремительно выросла в бескрылый аппарат, с бомбовым зловещим воем рушащийся на поле. Над самой травой он вдруг противоестественно резко замер, будто вмерзнув в воздух, и вместо грохота ударила тишина. Прозрачный колпак неторопливо опрокинулся назад, и три человека – загорелые, широкоплечие, высокие – сошли вниз.

Одеты, однако, они были, как курортники. Вполне, конечно, элегантные курортники, не хиппари и не нудисты – но все же Коль мимолетно ощутил смутную оскорбленность тем, что они как бы не астронавта встречали из скитаний, а зашли к соседу позвать пройтись на яхте в оставшееся до ужина время. Совершенно непонятно было, кто из них кто. И Коль, растерянно глядя то на одного, то на другого, тихо сказал:

– Здравствуйте…

Один из них, бородой и статью похожий на какого-нибудь Добрыню Никитича, протянул руку Колю, и Коль нерешительно взял его ладонь, пожал. Тот улыбнулся, и остальные тоже улыбнулись, и в улыбках не было ничего отчужденного, словно не стояло между Колем и этими тремя двух веков.

– Здравствуй, Коль, – сказал Добрыня. – С возвращением тебя.

Неторжественность встречи размочила-таки ссохшиеся, окаменевшие нервы. Коль судорожно вцепился обеими руками в руку встречавшего. Тот сделал то же самое, и тогда Коль не выдержал – всхлипнув, обнял его, уткнулся лицом в плечо. Встречавший ласково сказал:

– Ну-ну, Коль… Все в порядке. Земля.

– Земля… – Коль выпрямился, опустил руки по швам, снова пытаясь вести себя со стальным ритуальным достоинством, как подобает пилоту и майору; снова оглядел всех троих и снова не понял, кто из них старший.

– Все в порядке, Коль, – повторил Добрыня. – Я – Всеволод, уполномоченный Координационного центра, – он словно мысли Коля читал. – Это Ясутоки, врач, глава группы адаптации, которая будет заниматься твоей персоной и ее вхождением в нашу жизнь. Если хочешь сделать ему приятное, называй Ясутоки-сан, – черноволосый, и весьма длинноволосый, монголоид, застенчиво улыбнувшись, с изысканностью поклонился. – А это Зденек, корреспондент, – совсем молодой парень весело оскалился и по-свойски тряхнул Колю руку. – Все сферы, что ты ожидал, представлены: руководство, медицина, пресса, – он действительно видел Коля насквозь. Не хватало, чтобы меня приняли за тщеславного солдафона, подумал Коль, а на лице Ясутоки едва уловимо мелькнуло беспокойство, и Всеволод вдруг чуть запнулся, будто услышав некий тревожный звук. – Вот… да. Тебе понравилось место посадки?

Понравилось… Коль только кивнул. Этот пригорок, тот перелесок, дальняя излучина, затканная кустарником… Когда-то он все исходил здесь, здесь был его мир, его бескрайний космос. Правда, до деревни отсюда километров восемь – но что такое восемь, даже десять километров для по-летнему свободного, здорового пацана, то с удочкой, то с луком и стрелами, то с маской для ныряния, устремлявшегося каждый погожий день в долгие, с утра до вечера, полеты?..

– Ямполица сохранилась? – тихо спросил Коль.

– Поселка давно уже нет, – ответил Зденек. – Хочешь, залетим туда?

Коль чуть пожал плечами.

– Разве только пролететь пониже…

– Есть! – Всеволод вытянулся в струну и браво козырнул при отсутствии головного убора.

– Послушайте, – проговорил Коль. – Сейчас на «Востоке» уже, наверное, карантинные команды, или что теперь у вас… Пусть поосторожнее в рефрижераторе, там… тела.

Все трое кивнули.

– Все будет в порядке, – негромко ответил Всеволод. – Идем?

– Да.

Коль как-то сразу почувствовал себя своим среди своих. Это было стократ лучше того, чего он ожидал с долей страха и совсем не хуже триумфальных встреч его времени с трескучими поцелуями перед рядами выпученных лиловых глаз просветленной оптики.

– Это скорди, – сообщил Ясутоки, когда они подошли к летательному аппарату. – Куда сядешь?

– Давай ко мне, – предложил Всеволод, – спереди обзор лучше.

– А я вам не помешаю вести? Здесь тесновато, – Коль разглядывал пульт.

– Ни в малейшей степени. И, кстати, у нас не принято выкать. Разве лишь хочешь показать, что я тебя чем-то задел, и пока не искуплю, будешь относиться ко мне с вежливым холодком.

– Не знал, – Коль уселся, покачав головой. – Виноват…

Всеволод коснулся пульта, и скорди пушинкой взлетел над полем. Коль оглянулся на проваливающийся катер – тот чернел изъеденными тусклыми бортами посреди выжженного круга, и Колю вдруг стало жалко его. Катер оставался один.

Все сидели молча, не мешая ему прощаться. Меня хоть встретили, нелепо подумал Коль, а этот совсем никому здесь не нужен… Отвернулся, и, стараясь как-то отвлечься, спросил сквозь ком в горле:

– Антигравитация?

Ему никто не ответил. Он нерешительно переспросил:

– Скорди – гравитационная машина?

К его удивлению сидящий слева Всеволод вдруг жгуче покраснел. Даже мощная русая борода не смогла этого скрыть. Странно было видеть, как с совершенно девичьей непосредственностью краска заливает его резкое лицо.

– Да, – сказал Всеволод поспешно, – прости, Коль, я… не расслышал. То есть, как-то задумался и… подумал, а показалось, что уже ответил…

– Естественно, – мягко, но как-то назидательно вставил Ясутоки с заднего сиденья, – ты сосредоточился на управлении.

– Наверное, – с готовностью согласился Всеволод. – Да, ты прав, Коль. Гравитаптанная система, – и, будто боясь замолкать, не давая Колю вставить хоть слово, быстро заговорил: – Очень прост в управлении, попробуй? Крайне ограниченное число команд, другое дело – разбираться так, чтобы ремонтировать, это могут только специалисты, но скорди никогда ведь не ломаются, а управлять – пара пустяков…

– Я, например, глупый, понятия не имею, почему он летает, – Ясутоки наклонился сзади к плечу Коля. – А вожу его каждый день.

Коль вспомнил, сколько времени его учили водить самолет. Управлять гравитационной машиной на второй же час – это кое-что!..

– Говорите, просто?

– Ага, – обрадованно подтвердил Всеволод. – Вот смотри.

Оказалось действительно просто, и даже странно было, что Всеволод, наверняка привыкший к скорди, как, например, к расческе, мог так сосредоточиться на управлении, что не отреагировал на вопрос. Коль проделал несколько пробных пируэтов – гравиторы замечательным образом парировали любые перегрузки, и даже во время мертвой петли пассажиры, спокойно развалясь, безо всяких ремней сидели на своих местах, только земля нависала сверху – и плотнее нажал педаль, пришпоривая летуна. Скорди, разгоняясь с такой легкостью, будто вообще не обладал массой, брызнул над рекой.