– У отряда есть отвлекающие мишени. Он сработал на одну из них. Хотя, конечно, близковато… – Умеки вызвали по рации, и она откликнулась в шлемофон. – Да, черт возьми!
Лалелеланг уже в третий раз убавила громкость в наушниках и стала с отсутствующим видом слушать разговор. Он был переполнен военным жаргоном, которого она понять не могла.
– Черт, – выругалась Умеки, закончив связь и скатываясь обратно на дно овражка. Пропустив руку под левое крыло Лалелеланг, она подняла ее, буквально рывком поставив на ноги.
– Что такое, что случилось? – Лалелеланг непонимающе озиралась по сторонам. Неподалеку по-прежнему раскатывались взрывы.
– Мазвеки перешли в контратаку. То ли они дожидались, пока транспорт разгрузится, то ли они приготовились к нашей атаке гораздо лучше, чем мы думали. Они идут сюда, и их гораздо больше, чем мы предполагали. Должно быть, в бункере были защищенные отсеки, не распознанные нашими детекторами. – Она пустилась вверх по оврагу той же дорогой, которой они прибыли. – Пойдемте. Нам надо убираться отсюда и присоединяться к остальным. – Рука ее протянулась назад и сомкнулась на крыле Лалелеланг, потянув ее за собой.
– Я не понимаю. – Выбравшись из оврага, она увидела другие вооруженные фигуры – людей и массудов – бегущих назад сквозь лес. Самые дальние иногда останавливались и начинали отстреливаться, потом снова пускались бежать. Небольшие взрывы вспахивали землю неподалеку от того места, где они стояли. Что-то невидимое рассекло ствол дерева на высоте человеческого роста. Дерево величественно завалилось, подмяв под себя с дюжину себе подобных, но поменьше. Разноцветные энергетические лучи, мощные разрушительные вспышки, отсеченные ветви и расколотые валуны… Запах паленой растительности достиг ее носа сквозь избирательную мембрану забрала.
– Хотела увидеть бой?! – прокричала Умеки, волоча ее за собой так, что ноги пернатой практически не касались земли.
– Я все это… не так… представляла, – почти задыхаясь, пробормотала Лалелеланг.
– Не ты одна…
Они перебирались через лощины и переплетения корней, поваленные деревья и обломки камней, которые, казалось, хотели вцепиться в них. Один раз они с плеском пробежали через какой-то ручей, широкий, но мелкий и совершенно черный от танина. Если бы не мертвая хватка, которой женщина держала Лалелеланг за крыло, та безнадежно отстала бы всего за несколько секунд, и она это знала. Но сопровождающая не бросит ее на произвол судьбы и надвигающихся по полю боя мазвеков.
Пытаясь поспевать, как может, Лалелеланг вдруг ощутила жгучую боль, пронзившую правую ногу, – широкой, но хрупкой лапой она ударилась об острый каменный выступ. Тонкая лодыжка подвернулась, и она мешком свалилась на землю.
– Черт! – Умеки скользнула за толстое поваленное бревно, поросшее каким-то сине-зеленым подобием мха, и подтянула к себе Лалелеланг. Массивное переплетение вывороченных корней мертвого дерева давало какое-никакое укрытие сверху.
Лицо, укрытое забралом, надвинулось на нее.
– Лежи здесь! – прошипела женщина.
– Оставаться здесь? – Лалелеланг неудобно лежала на животе, правая лодыжка ныла от боли. Гибкая шея позволила ей приподнять голову, чтобы получить хоть какое-то представление, где она находится, но дым от тлеющей листвы и непрекращающихся разрывов сводил видимость почти к нулю по всем направлениям. – А куда же вы?
Умеки уже стояла на ногах и проверяла оружие.
– Приказ. Организуем контратаку. Я тоже. Вы здесь будете в порядке. – С этими словами ее провожатая пустилась вокруг корней лесного гиганта. Лалелеланг удалось, несмотря на боль, сесть. Ее так трясло, что прошло несколько секунд, прежде чем ей удалось сфокусироваться на показаниях записывающего устройства. Оно по-прежнему работало. Голос Умеки эхом пульсировал у нее в ушах.
– Командование части знает обстановку. Они посылают нам в поддержку тяжелое вооружение, но прибудет оно лишь через какое-то время.
– Я пойду с вами. – Опершись на кончики крыльев, ей удалось встать на ноги.
– Вам… оставаться… здесь!
Лалелеланг так и застыла. Это был тот особый, ни на что не похожий тон, который люди использовали только в бою: отрывистый и конфронтационный, всесторонне заряженный первобытными гормонами. Она близко знала эту речь по своим исследованиям. Но ни одна из записей, которые она столь бесстрастно изучала, не содержала приказа, обращенного именно к ней. Она была парализована сочетанием безапелляционного тона и отношения, буквально пригвождающего к месту. Если бы Умеки приказала ей зарыться головой в грязь, она, несомненно, подчинилась бы. Дрожь еще усилилась. Кончик крыла ее неуверенно трепетал, она никак не могла попасть им на нужную кнопку у себя на поясе, пока, наконец, ей Это не удалось, и запущенный этой кнопкой инъектор причинил ей легкую, такую теплую колющую боль в левом боку. Препарат подействовал, и ей стало легче. Неконтролируемая дрожь сменилась легким ознобом, который уже не лишал способности соображать. Она снова села и смотрела, как ее гид скрывается за корнями вывороченного дерева.
Время проходило бесцельно. Когда болезненная опухоль на ноге окончательно спала, она встала и приблизилась к массивному стволу. Из-за него ей было видно, как медленно удаляются фигурки массудов и людей. Зажав записывающее устройство в клюве, который можно было поднять выше, чем чувствительные кончики крыльев, она до упора вытянула шею и уставилась за мшистый барьер, делая плавную панораму слева направо. Ее подталкивало острое возбуждение. Именно ради этого она сюда и прилетела, именно это она и мечтала увидеть и запечатлеть. Любой другой с Вейса давно бы уже упал без чувств. Подготовленная к происходящему лучше, чем кто бы то ни было из ее соплеменников до или после нее, она была исполнена решимости ни мгновения не потратить впустую. Со всяким психологическим уроном можно будет разобраться позже. А пока она держится – спасибо масштабной подготовке и изучению. «И не все так ужасно, – подумала она. – Другие из моего рода при должной подготовке тоже смогли бы.»
Она ощутила какое-то движение у основания корней поваленного дерева и тут же вобрала голову в плечи. Женщина Умеки испытала бы облегчение и, вероятно, удивление, увидь она, как правильно ведет себя в ее отсутствие ее подопечная.
Но из-за основания дерева появилась отнюдь не Умеки. Пышный оранжевый мех, обрамляющий короткую шею, был тщательно выкрашен в зеленые защитные тона. Шея же росла из трубчатого, похожего на бак торса – обрубленного, некрасивого, немногим по размеру превосходящему ее, – который был забран в гибкий, землистого оттенка коричневый панцирь. Сверху росли конечности с двумя суставами. На каждой было по четыре пальца, и все они были заняты манипуляциями с длинным, узкоствольным оружием незнакомого происхождения и неизвестных возможностей. Мазвек приближался на широких, растопыренных лапах, каждый палец которых был отдельно обут и защищен. Обнаженный череп его был маленький и круглый. Клоки травленой шерсти полосами сбегали с его макушки в направлении более густого покрова на вороте. Из-за узкой вытянутой морды, полной сокрушительных зубов, глядели яркие зеленые глаза, нацеленные на нее.
Пасть в нижней части морды отворилась, раздался скрипучий рык, и чужак нацелил на нее свое оружие. Выглядело оно не очень внушительно: скопление каких-то металлических трубочек, понатыканных на пластмассовом шаре. Один из пальцев чужака потянулся к тому, что было, очевидно, спусковым механизмом.
Плохо соотнося это с происходящим, она вдруг поняла, что события выходят за рамки научных дискуссий, и онемела. Она подумала обо всех докладах, которые ей не суждено будет написать, о чудесных лекциях, прочитать которые ей уже не доведется. Остается надеяться, что записи ее сохранятся и вдохновят других, менее безрассудных ученых, которые снискают себе славу диссертациями, написанными на добытом ею материале.
«Вот сейчас я умру жестокой и противоестественной смертью от рук другого разумного существа, и единственное, о чем я способна думать, – это мое дело, – поймала она себя на мысли. – Ученый он и при смерти – ученый.» Ее всю заколотило.
