Полк ныне был еще полуфабрикатом. Но очень интересным. Ибо Андрей его крутил-вертел как мог и хотел. Вводил новые названия, звания и прочее, прочее, прочее. Не говоря уже про жуткую жуть устава, который он не только выдумал, но и неукоснительно насаждал.

Тульский полк на бумаге к весне 1556 года состоял из двух рот конных копейщиков, одной роты конных лучников и трех рот конных стрельцов. Хотя на практике их называли по-простому — копейщиками, лучниками и стрельцами.

Ядром новой организационной структуры стало отделение из двадцати бойцов под началом командира — урядника. Три отделения сводились в турму со своим головой — поручиком. А три турмы составляли роту. Таким образом получалось, что в роте сто двадцать восемь бойцов, не считая командира подразделения — капитана и знаменосца-прапорщика, что нес в руке маленький флаг роты — прапор. Во всяком случае, именно такой строевой состав был утвержден на бумаге. Но то — на бумаге. На деле же рота Даниила являлась единственной ротой полностью укомплектованной и набранной…

— Как он там? — спросил Агафон, увидел Данилу, вошедшего в церковь.

— Слаб. Бледен. Но держится.

— Сдюжит?

— Все в руках Господа нашего, — произнес капитан. Перекрестился. А потом обратился к священнику, отведя того чуть в сторонку. — Отче, я за советом зашел.

— Слушаю сын мой, — махнув рукой Агафону чуть отдалиться.

— Он отправил меня к вотчине. Предупредили его. Сказал зайти с леса и сесть в засаде. Мало ли татары сунутся. Вот тут их и ударить.

— Ну раз сказал, так и поступай.

— Много людей слышали его слова.

— И что?

— Его ведь отравил кто-то из своих. Тот, кто сопровождал его в поездке. И имел возможность плеснуть яду в котел. И он мог все слышать. И сообщить татарам.

— А ты думаешь он в сговоре с ними?

— Даже если и не в сговоре, то весточку бы пошлет им, если уже не послал.

— И что ты предлагаешь?

— За тем и пришел к тебе. Не знаю, как поступить. Вот. Совета прошу.

Священник кивнул Даниле и начал прохаживаться по храму. Минуту. Другую. Третью. В полной тишине.

Купец Агафон, отстранился от их беседы и отойдя в сторонку, молился, глядя на распятие. Крестился и молился. Молился и крестился. Истово и увлеченно. А перед ним в небольшом деревянном лоточке с песком горела толстая свеча. Их тут не так много было, и они не отличались дешевизной. Но он не пожадничал — поставил большую. Так как с Андреем он связывал свою жизнь очень крепко. И успех. И будущее.

— Кто-то из своих, говоришь? — после очень долгой паузы спросил отец Афанасий, вновь подойдя к Даниле.

— Так.

— Подозреваешь кого?

— Нет. Мне сложно представить, что кто-то из моих боевых товарищей такая мразь. Но больше некому. Не работники же себя сами потравили?

— А больше к котлу никто не подходил? Со стороны.

— То, что Андрей останется именно у этого котла никто точно заранее не знал. Так что яд плеснуть мог только тот, кто рядом с ним находился. Совсем рядом. И не ел сам. То есть, любой и ближних.

— Хорошо. Мне кажется, я знаю, что делать. Агафон. Поди-ка. Поди.

— Закончили секретничать? — устало и как-то грустно спросил он.

— У тебя под рукой лодки есть? Несколько крупных лодок. Десяток или даже дюжина.

— Есть. А что?

— Значит так. Ты, — указал он в сторону Данилы, — уводишь своих людей на север. Вниз по Упе.

— Как вниз?!

— Помолчи! Я, по секрету, шепну кому надо, что ты решил не совать голову в петлю. И переждешь грозу в стороне. Андрей де скоро умрет. И ради него рисковать глупо. Сам же, отойдешь по реке. Скроешься из вида. И будешь ждать Агафона.

— С лодками?

— С лодками. И на них по темноте минуешь Тулу.

— А лошади?

— А лошадьми Агафон присмотрит. Если мы их окольными путями станем отгонять — заметят. Так их не проведешь. Тем более там крепость добрая. Сядете внутри тишком…

Глава 6

1556 год, 19 мая, вотчина Андрея на реке Шат

Вотчина жила своей жизнью. Спокойно и размеренно.

Из необычного в глаза бросалось только одно — люди почему-то далеко не отходили от укрепления. А все дети по неведомой причине «играли» исключительно на крепостной стене, поглядывая по сторонам. Немного странно, но не более.

Ногаи около часа наблюдали за обстановкой. И, не заметив ничего необычного, решились на атаку. В полуденный час, когда, как им сказывали, все бросали свои дела и собирались у общих столов для приема пищи. Той, что им организованно готовили.

Прозвучал удар колокола, призывающий людей на обед.

Они немного выждали. Минут пятнадцать. И начали движение, рассчитывая на то, что люди уже слишком увлеклись этим делом.

Но, как всегда, произошел неприятный казус. Они вспугнули гусей. При вотчине их держали уже большое стадо, так как остро нуждались в перьях для стрел и белковом клее. И оно мирно кормилось на небольшом пруду, который по осени оформили плотиной, а по весне наполнило талой водой. В тенечке.

Незнакомые всадники, выскочившие на рысях из-за леса, испугали гусей. И они не только дернули к противоположному берегу пруда, но и загорланили, привлекая внимание.

Все, кто не был еще в пределах крепости, встрепенулись и бросились под защиту стен. А если до крепости бежать казалось далеко, то в ближайший лес. Главное — подальше от незваных гостей.

Однако отсутствие ворот и не функционирующий подъемный мост вдохновлял ногаев. Все складывалось как нельзя лучше. Люди в основной массе не разбегались по округе, а сразу лезли в мешок. А там, как им сказывали, были и ремесленники, и молодые женщины, а то и миловидные юницы, отбитые из полона пару лет назад. Что особенно ценно…

И вот ворота.

Деревянный настил моста не был еще прикреплен к подъемному механизму. Поэтому он лежал неподвижно.

Створок также еще не навесили. Поэтому проход был свободен.

Там, в глубине, виднелись какие-то телеги. Но они не казались непреодолимой преградой.

А зря…

Когда первые всадники уже застучали копытами по настилу подъемного моста, из-за телег начали выглядывать воины в доспехах, со щитами-каплями и копьями в руках. В хороших доспехах. Тех самых стрельчатых ламеллярах да со шлемами с полной бармицей кольчужной и полумаской. А на их щитах-каплях красного цвета явственно проступала белая хризма.

Волков Андрей там больше не рисовал. От греха подальше, а то и так масса обвинений и не самым приятных слухов. Волк у него остался только на личном прапоре. Все остальные красовались с исключительно христианской символикой — хризмой.

Телеги, которые, казались издалека, брошенные кое-как, на самом деле было собраны в своего рода мешок. И скреплены друг с другом. Перепрыгнуть их слабые степные лошадки не могли. А потому оказались перед по сути — непреодолимым для них барьером. Подходящего количества телег у местных не имелось, поэтому они подошли к вопросу гибко и перегораживали ими только проходы между постройками и аккуратными стопками строительных материалов. Из-за чего на первый взгляд и казалось, что все нормально и внутри эти повозки брошены без всякого порядка.

Этот «мешок» оказался довольно большим. Достаточным для того, чтобы отряд из сорока трех конных сумел в него влететь и разместиться. Свободно. То есть, без давки и толкотни. Дабы задние ряды не испугались излишнего затора и повременили лезть внутрь. А чтобы гости не ушли раньше времени, бойцы, держа за дышла, выкатили две повозки, стоящие у ворот. Так, что они замкнули выход, отрезая возможность отхода. Ну и подперли их палками, чтобы просто так не откатить.

Ногаи закрутились.

И заметили, что не только за телегами воины. Они оказались еще и на крышах построек да на прилегающих к воротам участках крепостной стены. В таких же добрых доспехах. Только они держали в руках не копья со щитами, а луки со стрелами. И не только держали, но и стреляли. Спокойно. Тщательно прицеливаясь. Как в тире. Благо, что дистанция не великая…