— Что?! Но я ни в чем не виноват!

— Нападение на воеводу, поставленного здесь Государем — это покушение на власть Царя. Так что можешь дурака валять и дальше. Признания твоих подельников у меня есть. Поэтому я просто передам тебя Иоанну Васильевичу. Своих палачей то у меня нет. Повисишь на дыбе. Подумаешь о своей судьбе. А там, как повезет, может голову срубят, а может и татем признают, отправив в петле повисеть… — вставая, произносил Андрей.

И почти всегда в этот момент происходил перелом.

Почти.

Иногда требовалось сказать несколько слов еще, добавив сверху чуть-чуть печальной насмешки. Дескать, он их специально выводил на чистую воду. Ждал, когда они сами голову свою в петлю сунут. И так далее. И эти люди, удивительным образом, ломались. Так как оказались не готовы к такому сценарию. В эти времена такие не поступали. Наоборот — угрожали. Ругали. Оскорбляли. Давили. Морили голодом и холодом. А если позволяли возможности, то и пытками мучали.

Андрей так не хотел поступать.

Зачем? Это долго. Да и опытные палачи нужны, которых у него не было. Он просто собрал тройку-трибунала из себя, отца Афанасия и выборного от горожан — купца Агафона. И быстро-быстро прокачивал этих деятелей. Ведь после простенькой провокации они начинали говорить. Либо выплескивая злость и ненависть. Дескать, «мало тебя травили». Либо паникуя пытались оправдаться. Особенно легко были с бывшими сотниками, имевшими зуб на Андрея. Ох какой словесный понос их пробил! Ох какие гадости в его адрес они начали сказывать! Но главное — как они поносили своих подельников! О! Это была поэма! Выдавая с головой всех, кто с ними грешным делом сиим занимался.

А дьячок все фиксировал. Письменно.

И в большинстве случае после допроса к кому-то из не захваченных выходил отряд для ареста. Не всех заставали дома. Кое-кто из помещиков, догадавшись о своей судьбе, умудрился сбежать. Хотя сотня стрельцов из числа верных, «рассекая» по небольшой Туле верхом, жестко контролировала улицы. После первой волны арестов она была брошена на перенаправлена на это дело.

Еще полдень не наступил, а опрос в целом закончился. Всех обработали. Ну из числа тех, кого взяли.

— Лихо у тебя получается, — покачал головой отец Афанасий, глядя на то, как Андрей собирает бумаги в самодельную папку. — Словно всю жизнь этим занимался. И главное без дыбы или иных пыток. Сами, по сути во всем сознали.

— Не поверишь — первый раз делаю. Сам. Просто пообщался в свое время с знающими людьми. Послушал, что делать нужно. Вот — по памяти повторяю.

— Никогда не видел такого, — повторил священник.

— Всегда что-то бывает в первый раз. Ладно. Пойдем. У нас есть одно дело важное.

— Хочешь навестить его? — неопределенно махнул головой священник.

— Очень хочу. Судя по всему, этот мерзавец сам не пошел к палатам. Но именно у него были встречи и обсуждения. И именно у него сейчас должны быть те интересные персоны.

— Если не убежали.

— Стрельцы не пропустят. Городок маленький. Все друг друга знают. Всякий новый или незнакомый должен задерживаться. Даже если сопровождающий говорит, будто это его родич или он за него может поручиться.

— А на глотку взять? А договориться?

— Всякое может быть. Поэтому не будем медлить. — произнес Андрей, выходя в дверь.

Первую часть группы захвата он выбрал из верных бойцов в нормальных комплектах доспехов. Да с щитами-каплями. Памятуя о местных нравах и привычках, воевода решил предупредить недоразумения. Поэтому в качестве оружия велел им взять дубинки. Обычные сабли и чеканы у них никуда не делись, оставшись висеть на поясе. Но в руках они держали дубинки, чтобы как можно меньше трупов.

Во вторую часть пошли стрельцы с такими же дубинками, однако, вместо щитов у них имелись веревки. Они должны были идти второй волной и вязать оглушенных и раненых. Их Андрей упаковал в кольчуги. Чтобы полегче крутиться-вертеться. И также тщательно проинструктировал.

Так и выступили.

Плюс еще восемь бойцов с крепким бревнышком — ворота и двери ломать, коли не откроют. Да десяток всадников в полном боевом облачении и с луками, чтобы обеспечить периметр. Мало ли эти мерзавцы попытаются вырваться? Например, через крышу.

Подошли.

Постучались.

Тишина.

Только собака залаяла. Мелкая. Громкая. Прямо заливаясь.

— Эй! Хозяин! — крикнул один из стрельцов.

— Чего тебе? — отозвался чей-то голос.

— Петра к себе зовет воевода.

— Захворал он. Сказано же. Так и передай — занедужил.

— Занедужил?

— Как есть занедужил.

— Тем более отворяй! — куда более настойчиво произнес стрелец. — Али ты не слышал, что ночью творилось?

— Спал я. Чего тут слышать?

— А шум? А пальбу?

— Не велено отворять! — произнес второй голос из-за забора. — Как Петр сын Петрова оправиться, сам придет к воеводе. А ныне лежит. Тяжко ему. Жар. А ну как прилипчивая зараза?

— Открывай говорю! — рявкнул стрелец.

— Проваливай! Проваливай по добру по здорову!

— Давай, — тихо произнес Андрей.

И молодцы с бревнышком взяв разбег в пять шагов ладно им всадили аккурат между створок. Засов деревянный лопнул и створки растворились.

Внутри находилось человек десять испуганных слуг, вооруженных кто чем. Больше вилами да дубинками.

— Оружие на землю! — рявкнул воевода.

Тем временем бойцы первого отделения вступили в выбитые ворота. Ламеллярные доспехи, шлем с полумаской-«совой» да со сплошной бармицей кольчужной. В руках большие щиты-капли и дубинки. Мелкая собачка же, увидев гостей, резко заткнулась и постаралась спрятаться. Умная. Знает, на кого лаять.

Построили они достаточно ладно стену щитов и пошли вперед.

Медленно.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

На десятом слуги от греха подальше бросили все, что у них было в руках на землю и попятились в испуге. Вступать в бой с ТАКИМ неприятелем они не желали совершенно. Понятно, они должны были защищать хозяина. И им такое потом припомнят. Но выглядело все это очень угрожающе.

Но один из слуг успел нырнуть в дом и прикрыть дверку.

Молодцы с бревнышком подскочили и начали работать. Дверь была прикрыта навесом и открывалась наружу. Поэтому ее требовалось разбить. И ведь с петель не снимешь — нету их. Просто нет. У двери, собранной из трех дубовых плах, вместо петель имелся круглый шип сверху и снизу с одного торца, который вставлялся в выемки бревен сруба. Поэтому, чтобы снять или поставить дверь приходилось бревна над косяком чуть приподнимать.

Муторно. Но так тогда делали.

— Хватит, — махнул рукой Андрей, прекращая пустую долбежку крепких деревянных плах. На изгиб их не сломать. — Несите топоры.

С топорами дело пошло намного лучше.

Бойцы, сменяя друг друга лихо начали долбить в створку. И крепкие дубовые плахи стали поддаваться. Били с умом. И не просто прорубали, а пытались плахи расколоть вдоль волокон. Так, чтобы фрагменты вывалились. И можно стало поддеть запорное бревно.

И это удалось сделать минут через пять.

Раз — и плаха лопнула. А ее фрагмент шириной с ладонь свободно отошел, открывая большую дырку.

С той стороны начали стрелять из луков. Но без всякого толку. Андрей об этом догадывался, поэтому поставил рубить дверь бойцов в крепких доспехах. Так что несколько стрел просто отскакочили от ламеллярных пластин.

Боец поддел запор обухом топора и выбил его из пазов.

Дверь отварилась.

И его коллеги с щитами наперевес ринулись вперед…

Спустя десять минут все было кончено.

Штурмовая команда, следуя инструкциям воеводы, просто оттесняли противников щитам, работая дубинками. Местами прижимая к стене, местами просто сбивая с ноги, местами оглушая.

Оборону не удалось держать ни в узких проходах, ни в комнатах. В проходах бойцы выстраивались колонной и давили. Такого давления никто не мог сдержать, сколько не старался. В залах же, натиск стены щитов против в целом дезорганизованных и неоднородных противников был неотразим. Бойцы еще как-то держались. Но они были не одни…