– Кажется, уздечки остались у тебя, Микла? Я надеюсь скоро услышать, что вам удалось уничтожить Гросс-Бьерна! Вы ведь не сдадитесь, верно?

– Конечно, нет, – отвечал Микла и, как ни оттирала его Ульфрун, ухитрился пожать руку Камби. – Мы сотрем его в порошок или же отправим назад к Бьярнхарду. И вряд ли тебе придется много терпеть от Вигбьеда – ведь мы уйдем и больше не будем ему докучать.

Камби перевел на Сигурда доброжелательный и встревоженный взгляд.

– Долог путь до Свартафелла, – задумчиво проговорил он. – Долог и опасен. Помни, однако, что я твой друг и что ты всегда сможешь вернуться в Туфнавеллир, что бы ни случилось.

Сигурду не пришлось отвечать – очень уж торопилась Ульфрун поскорее от них избавиться. С нарастающим стыдом Сигурд думал об украденном мече и о том, как просто было бы сейчас вернуть его… однако он терпеть не мог сдаваться, тем более когда дело зашло так далеко. В конце концов, ему ведь так или иначе приходится отстаивать свое право на шкатулку, так что он будет заодно и бороться за меч. Да и как оружие он пригодится, поскольку Микла наотрез отказался вернуть ему прежний клинок.

За день пути они миновали усадьбы нескольких соседей Камби и пришли в Квигудалир, где им вежливо сообщили, что в работниках не нуждаются. Сигурд недоверчиво удивился, поскольку хозяева усадьбы отстали в стрижке от Туфнавеллира, а поденщиков у них было всего трое.

– Дурная слава бежит впереди нас, – вполголоса заметил Микла, когда Сигурд поделился с ним этими мыслями.

Гостеприимство Квигудалира, без особой охоты предложенное путникам на одну-единственную ночь, отличалось такой скупостью, что Сигурд почти радовался, что им не придется задержаться здесь подольше. Хозяин указал им угол в доме, где нежеланные гости могли поставить коней, и помост подальше от очага, где им предлагалось спать. Пища была грубая и скудная. Все обитатели усадьбы, от хозяина до последнего раба, сторонились гостей с таким боязливым и смиренным видом, что Сигурд не мог понять, злит его это или озадачивает.

– Что это с ними стряслось? – прошептал он Микле, когда они вечером готовились ко сну на своем неудобном помосте. – Они же знают, что мы здесь не задержимся. В жизни не видывал таких негостеприимных льесальвов! И слова нам не сказали.

– Видно, им и раньше приходилось иметь дело с мороками, – пробормотал Рольф.

Микла оперся на локоть.

– Не морока они боятся. Им неохота разгневать Бьярнхарда и Йотулла, а всем известно, что мы удираем от Бьярнхарда. Камби известный бунтовщик, а здешний боязливый народец не желает быть заподозренным в опасной склонности к мятежу.

Сигурд только фыркнул:

– По мне так Камби со своей независимостью и счастливей, и куда мужественней, чем этот нытик Гейрмунд с его трусливой преданностью Бьярнхарду!

– Я-то уж точно буду рад поскорее убраться отсюда, – отозвался Рольф. – Эти льесальвы больше смахивают на доккальвов, привыкших к дневному свету.

Бьюсь об заклад, они найдут способ известить Бьярнхарда, где мы. Лучше б, Микла, мы здесь вовсе не останавливались!

Микла покачал головой.

– Ничего, уладим. Я уж как-то говорил об этом с Камби, и он посоветовал мне наложить на них особое заклятие. Утром они даже забудут, что мы здесь были! – Он довольно захихикал.

– Сомневаюсь, что какое-нибудь заклятие вынудит их забыть Гросс-Бьерна, – со вздохом отозвался Рольф.

Сигурд промолчал, в глубине души с опаской помянув Вигбьеда, чей меч был сейчас спрятан под его ложем. Днем Сигурд нес клинок на спине, прикрыв плащом; впрочем, он понимал, что долго не сможет его скрывать.

Гросс-Бьерн и Вигбьед появились в Квигудалире незадолго до рассвета.

Дверь дома внезапно затряслась под яростными ударами Вигбьеда, и сонные псы завыли от ужаса. Гросс-Бьерн вопил и бушевал на крыше коровника, и вся скотина, разнеся в прах стойла и ограды, разбежалась в безумии кто куда.

Гейрмунд и его робкие сыновья изрядно струхнули, когда Вигбьед начал колотить в дверь, и умоляли Миклу спасти их. Микла любезно сотворил несколько заклинаний, но Вигбьед ответил собственными заклятиями, от которых едва не рухнул весь дом. Лишь когда ночной сумрак просветлел, предрекая зарю, драуг отступил. Друзья поспешно собрали пожитки, предложили свою помощь в поисках разбежавшегося скота – отвергнутую в двух словах – и, не позавтракав, двинулись в путь.

Сигурд ехал вперед, ощущая, что в молчании Рольфа и Миклы есть что-то обвиняющее. Он знал, что Камби скорее всего рассказал Микле про меч Вигбьеда, и от души жалел, что поддался на искушение Мори и обокрал драуга.

– Что же мы такое натворили, если Вигбьед нас преследует? – наконец осведомился с горечью Рольф, когда путники остановили коней на вершине зеленой, с отвесными склонами горы. Внизу, едва видный, лежал Квигудалир.

Микла ничего не сказал, даже не бросил подозрительного взгляда на Сигурда.

– Поживем – увидим, – наконец зловеще отозвался он.

– Вигбьед не захочет отдаляться от Туфнавеллира, – с надеждой заметил Сигурд. – Все же там его могила и люди, на которых наслал его Бьярнхард.

– А может быть, Бьярнхард передумал, – вставил Рольф, – и послал Вигбьеда за нами?

– Нет, – сурово ответил Микла, – дело совсем не в этом… но всем нам предстоит страдать, пока не откроется истина. Я уж не говорю о страхах и несчастьях здешних жителей, у которых мы надеялись поработать, покуда не доберемся до Свартафелла. – Он говорил это, глядя исключительно на Рольфа, и Сигурду оставалось лишь надеяться, что если у него на душе и скребут кошки, это не слишком заметно по его физиономии.

В следующие пять дней пути они трижды останавливались в разных усадьбах, где хозяева приветливо встречали их, покуда не появлялись мороки. Иные селяне сочувствовали им, иные хранили верность Бьярнхарду, но никому не хотелось, чтобы его дом переворачивал вверх дном озлобленный драуг, а скотина до смерти пугалась выходок Гросс-Бьерна. Путники едва успевали заработать немного еды – ровно столько, чтобы добраться до следующей усадьбы. Они очень скоро поняли, что ночевать в чистом поле означает драться без устали ночь напролет. Если бы не магическое искусство Миклы, оба морока без труда добрались бы до них. Микла потерял много сил и к тому времени, когда путники добрались до Гуннавика, выглядел совсем больным. Поскольку они, как всегда, рассчитали так, чтобы прибыть в усадьбу рано утром, то работали весь день напролет. Вечером Микла ничего не ел и, вместо того чтобы посидеть в веселой компании, рухнул на свой тюфяк и тут же заснул. Хозяин усадьбы, Гуннар, задиристый коротышка с колючей рыжей бородой, не скрывал своей ненависти к Бьярнхарду и страшно оскорбился, когда Сигурд осмелился предостеречь его о том, что их преследуют мороки.

– Мороки, ха! В Гуннавике не принято трястись при одном упоминании Бьярнхарда! – объявил он, воинственно сверкая глазами в предвкушении какой-никакой, а стычки. – Да мой шурин – первостатейный маг, и эти мороки у него попляшут, будь уверен! Я скажу моим ребятам подготовиться к встрече, и уж мы их встретим, этих мороков!..

Его воодушевление почти не улеглось, даже когда стало известно, что шурин-маг отправился погостить в соседнюю усадьбу и раньше, чем через три дня, назад не вернется. Ночь между тем приближалась, и Сигурд все тревожнее поглядывал на Миклу. Гуннар тоже смотрел на спящего, наклоняя голову к плечу, – точь-в-точь старый петух, поглядывающий на что-то одним глазом.

– У него горячка, – убежденно сказал он и, позвав к себе слугу, приказал позаботиться о больном. – Боюсь, дружок, сегодня ночью вряд ли он нам поможет справиться с мороками. Он и так уже не в себе, и непохоже, чтобы ему скоро полегчало. Чтоб этому Снорри на месте провалиться! И что его понесло в Гаутрвеллир, да еще именно сейчас? Ну да не огорчайся, мы все едино покажем этим морокам, что в Гуннавике не боятся Бьярнхардовых тварей. Мы честные добрые льесальвы, и драка нам нипочем. – Он расхаживал по дому, радостно и бодро отдавая приказы, но Сигурд, отнюдь не ободренный его речью, все сидел возле бредящего Миклы и не сводил с него глаз, терзаясь самыми недобрыми предчувствиями.