– Пока я жив, вы ее у меня не отнимете! – отрезал Сигурд. – Не знаю я ваших дел, но судя по тому, что я уже видел, все вы – обыкновенные изгои и, верно, не зря прячетесь по горным фортам. Я не слишком-то жалую изгоев, особенно после того, что произошло во фьорде Тонгулль. Не могу поверить, чтобы честные люди смогли уничтожить целое поселение, лишь бы завладеть одним-единственным человеком или вещью. – Он говорил, поглядывая на шкатулку с нарастающим любопытством, к которому примешивалась изрядная доля тревоги. Какое отношение к его бабушке имели эти изгои и вещь, которая так ценна для них?

Хальвдан отшвырнул плащ и несколько мгновений молча расхаживал туда-сюда перед очагом – отсвет пламени плясал на заклепках его пояса и ножен.

– Ты не знаешь ни нас, ни нашей жизни, – наконец сказал он. – Мы – льесальвы, а вернее, то, что осталось от льесальвов после того, как доккальвы Бьярнхарда захватили Сноуфелл и множество наших фортов. Да, мы изгои, потому что нас осталось мало и мы не желаем покориться. При каждом удобном случае мы наносим удары по Бьярнхарду и всегда существуем на грани жизни и смерти. Мы держимся поближе к вершинам, куда не каждый доккальв осмелится сунуть нос. За нами охотятся, нас презирают, и все же мы надеемся в один прекрасный день собраться с силами и изгнать захватчиков из наших жилищ и крепостей. Отступать нам некуда – нас слишком мало; всего тридцать два форта уцелело от некогда могучего королевства, простиравшегося по всему Скарпсею от края до края. Пока мы живы, враги наши не успокоятся – им хорошо известно, что льесальвы никогда не сдаются легко.

Вот почему они, насылая мороков и троллей, разорили твое поселение, чтобы отыскать шкатулку и убить ее обладателя. Со шкатулкой Бьярнхард мог бы окончательно уничтожить льесальвов.

Я понимаю, что бессмысленно взывать к тебе, чужаку, после того, как ты был свидетелем несчастий Тонгулля… и после того, как твоя бабка, сама того не зная, так восстановила тебя против нас. Действовала она из самых добрых побуждений, но все же ошибалась. Не из Хравнборга пришли мороки, тролли и прочие беды Тонгулля, и ты понял бы это, если бы твоя бабка могла рассказать тебе правду. Полагаю, она хранила тайну этой шкатулки и мое имя ты впервые услышал лишь тогда, когда я назвал себя. Прав я или нет?

Сигурд хранил каменное молчание. Если они хотят представить Торарну лгуньей в его глазах, то пусть лучше и не пытаются понапрасну. Последние ее слова предостерегали его против ярла, и он не забудет этих предостережений до смерти – если ему не суждено остаться в живых. Кроме того, Сигурд уже выучился быть подозрительным и знал, что лгуны могут быть весьма красноречивы. К тому же он устал, вымотался и был не в том настроении, чтобы его можно было в чем-то убедить.

Дагрун нетерпеливо вздохнул.

– Я же говорил тебе, Хальвдан, что он ни словечку нашему не поверит. И отчего это самые пустые головы упрямее всех сопротивляются тому, кто пытается их просветить? Почему старуха не могла исполнить свой долг вместо того, чтобы водить нас за…

Сигурд рванулся к нему с такой яростью, что альв умолк на полуслове.

– Я не потерплю, чтобы какой-то чужак дурно отзывался о моей бабушке!

Почему бы она ни хранила от меня тайну шкатулки – знала, что делает. Я не желаю больше ничего слушать и сам буду решать, кто хорош, а кто лиходей, доккальвы или льесальвы. Пока мне известно, что льесальвы – враги и предатели, а доккальвы – народ благородный.

Дагрун гневно потряс головой и пробормотал сквозь зубы:

– Будь у меня дубинка потяжелее, уж я бы его убедил! Благородные доккальвы, надо же! Сколько живу, не слыхивал подобной чепухи…

Хальвдан перевел хмурый взгляд с Дагруна на Сигурда.

– Что же, пускай он сам в этом убедится, если уж таково его желание.

Уроков понадобится немного, как бы только один из них не оказался последним. Ну что ж, Сигурд, ты волен сам решить, кому передашь содержимое шкатулки. Не стану более отягощать тебя непрошеными советами, и все же позволь мне сказать, что самое безопасное для тебя сейчас место – Хравнборг. На дармовщинку ты здесь жить не будешь – придется тебе заработать на хлеб и кров. Тебя снарядят, обучат, а там посмотрим, чем ты будешь нам полезен. Ну как, согласен?

– Поскольку ничего другого мне не остается – придется соглашаться, – пробурчал Сигурд, всеми силами выражая, что в душе он совсем иного мнения.

– Ладно. Не будем больше спорить. Я не настолько глуп, чтобы предложить тебе оставить шкатулку мне на хранение, так что попрошу лишь об одном – береги ее как зеницу ока. – Недовольно морща смуглый лоб, Хальвдан пристально смотрел на Сигурда. – Дагрун, отыщи ему местечко в доме и позаботься, чтобы у него было все необходимое.

– Этот пострел Рольф хотел взять его под свое крылышко, но это, по-моему, лишнее, – проворчал Дагрун.

– Если запретить, то тем более он своего добьется, – отвечал Хальвдан, презрительно дернув уголком рта. – Ладно, пусть за ним присматривает Рольф, а уж ты присмотри, чтобы Рольф не выходил за пределы дозволенного.

Пусть наш новый сотоварищ получит необходимые наставления, а там уж мы поглядим, на что он годится. – На мгновение он остановил взгляд на шкатулке под мышкой у Сигурда, затем жестом велел им удалиться. Дагрун шагнул было к выходу, но Сигурд не тронулся с места.

– Я хочу услышать ответ еще на кой-какие вопросы, – сказал он, бестрепетно встречая недовольную гримасу Хальвдана. – Первое – что спрятано в шкатулке? Второе – откуда ты знаешь об этом? Раз уж это моя собственность, я хочу знать о ней побольше.

Лицо Хальвдана стало чернее грозовой тучи, и он прошелся по комнате, бормоча себе под нос проклятия. Затем обернулся, вперив в Сигурда гневный взгляд.

– Хотя ты и высокого о себе мнения, на деле ты зелен, юн и неопытен.

Разумнее тебе было бы оставить свое высокомерие, или найдется тот, кто сумеет тебя унизить, а это не слишком приятно. Содержимое этой шкатулки, которую ты так дерзко объявил своей, останется тайной для тебя, пока не сыщется тот, кто сможет ее открыть. Ты, верно, уже заметил, что обычным путем этого не сделаешь. Я не скажу тебе, что там внутри, потому что не могу тебе доверять. Скажу лишь одно: шкатулка вернулась к народу, который сработал ее, и ты знал бы, что я имею в виду, если б твоя бабка не была так пуглива и недальновидна. Возьми шкатулку и убирайся; надеюсь, в следующую нашу встречу ты будешь поумнее. – Он кивнул Дагруну и уселся в большом кресле у огня, спиной к своим посетителям.

Дагрун вытолкал Сигурда из комнаты и прикрыл дверь, ворча:

– Хорошенькая благодарность, будь ты хоть трижды скиплинг! В жизни не видал подобной наглости! Я уж позабочусь, чтобы каждая собака в Хравнборге знала о твоих замыслах. Для начала тебе нельзя будет выходить за пределы укреплений, хотя, будь на то моя воля, я бы прежде подержал тебя взаперти.

Ну, а сколько воли дадут тебе потом – от тебя лишь и зависит, понял?

Сигурд смерил взглядом властную фигуру Дагруна и грозный блеск его глаз и решил, что он недооценил влиятельность и хитрость старика. Трудновато будет бежать, если Дагрун уже сейчас так к нему подозрителен, но что, кроме побега, оставалось Сигурду, если ему только что грозили темницей?

Своенравный Дагрун мог запросто осуществить эту угрозу.

– Я постараюсь образумиться, – ответил он наконец с некоторым сарказмом.

Дагрун изогнул рыжую бровь, но на сей раз не возмутился.

– Время покажет, – лишь угрюмо заметил альв и поманил Рольфа, слонявшегося поблизости. – Поди-ка сюда, бездельник, у меня к тебе поручение.

Тот на миг принял растерянный вид:

– Чем же я на сей раз провинился? Клянусь тебе, Дагрун, я пока что чист и невинен. Разве только эта ведьма Ранхильд… – добавил он вполголоса.

– Успокойся, олух. Я поручаю твоим заботам скиплинга. Помести его на жительство рядом с собой да хорошенько за ним приглядывай, чтобы он по дурости своей чего не натворил. Понятное дело, это все равно что поставить козла сторожить огород, но от тебя и так проку мало, так что в рейдах мы вполне без тебя обойдемся. Бессмысленно говорить тебе, чтобы ты не порочил Хравнборг и Хальвдана в глазах чужака, но я велю тебе перетянуть его на нашу сторону и убедить, что доккальвы – смертельная угроза миру, а не только нам одним. Это-то ты понимаешь?