Р. Кинжалов

Воин из Киригуа

Воин из Киригуа - i_001.jpg
Воин из Киригуа - i_002.png

ВСТУПЛЕНИЕ

Воин из Киригуа - i_003.png
Эти мудрые стены под грузом лиан,
Эти лестницы, затканные травою,
Набухли от ливней иссякших времен.
Ни смех, ни упавший кувшин не расколет
Тишины площадей, пожираемых чащей.
Ни журчанья ручья не прольется, ни плача.
Роберто Обрегон Моралес. «Громкое безмолвие»

Величествен и страшен тропический лес Гватемалы. На несколько десятков метров вверх поднимаются плотной стеной гигантские деревья, стремясь к животворному солнцу. Их могучие кроны не пропускают на землю ни одного луча; все живое — щебечущие птицы, разноцветные бабочки, резво перелетающие с ветки на ветку обезьяны, даже большие желтобрюхие лягушки — находится наверху, ближе к свету.

Внизу же, у подножия лесных гигантов, царит вечный душный полумрак и безмолвие. Только медленно проползают среди куч старых листьев гибкие змеи, да изредка беззвучно промелькнет владыка этих мест — пятнистый ягуар. Массивные канаты ползучих растений тесно обвивают стволы, спадают причудливыми петлями вниз, перекидываются мостами с одного дерева на другое. Толстые корни, сухие и полусгнившие ветви, белесые, упрямые травы, густой и колючий кустарник преграждают путь на каждом шагу.

И вдруг, совершенно неожиданно, среди этой первозданной глуши путешественник наталкивается на развалины величественного храма. Он стоит на высокой ступенчатой пирамиде. Неподалеку расположено другое здание — большой дворец, стены которого украшены яркими росписями и лепными фигурами ягуаров и извивающихся клыкастых змей. А за ним виднеется еще один храм, другой дворец, еще и еще…

Перед строениями рядами стоят высокие каменные плиты — стелы. Молчаливо глядят на чуждого пришельца люди в пышных одеждах, высеченные на лицевой стороне этих стел. Бесстрастны их лица с миндалевидными, слегка косящими глазами. Кто они? Божества или давно забытые правители? Может быть, о них и их делах говорят ровные строчки прихотливых загадочных письмен, помещенные по бокам и на обороте плит…

Буйная тропическая растительность, столетиями сражавшаяся с творениями человеческих рук, во многих местах одержала победу. Опрокинуты на землю стелы; могучие корни деревьев разорвали облицовку пирамид, выворотили массивные камни из стен… Видно, что джунгли беспрепятственно хозяйничали здесь долгие годы.

Начиная с XVI века путешественники неоднократно наталкивались на такие развалины в лесах Гватемалы, Гондураса и южной Мексики. Они не походили на скромные селения местных индейцев. Никто не мог сказать ничего ни о времени создания этих городов, ни о причинах их гибели. Загадка казалась неразрешимой.

В 1837 году американский путешественник, неутомимый исследователь древностей, Джон Ллойд Стивенс, странствуя по джунглям Центральной Америки, обнаружил в тропическом лесу Гондураса развалины такого древнего города. Все здесь поражало взор. Среди густой зелени виднелись высокие каменные стелы; одни из них еще стояли вертикально, другие рухнули вниз или были разбиты. На стелах среди причудливой путаницы орнаментов и столбцов загадочных письмен были высечены фигуры людей в пышных одеждах. Почти вросшие в землю огромные каменные алтари с рельефными изображениями масок божеств лежали у их ног. Пирамидальные постройки, возвышавшиеся над вершинами деревьев, едва угадывались под густым покровом растительности. Фасады зданий и широкие лестницы, ведущие к их плоским вершинам, были разрушены корнями деревьев и лианами, проросшими в расщелинах кладки.

Потрясенный этим зрелищем Стивенс писал в своей книге:

«Город был необитаем. Среди древних развалин не сохранилось никаких следов исчезнувшего города, с его традициями, передаваемыми от отца к сыну и от поколения к поколению. Он лежал перед нами, словно корабль, потерпевший крушение посреди океана. Его мачты сломались, название перлось, экипаж погиб. И никто не может сказать, откуда он шел, кому принадлежал, сколько времени длилось его путешествие и что послужило причиной его гибели…»

«Огромные корни опрокинули с постамента один из монументов, вокруг другого обвились ветви, и он висел в воздухе, третий был опрокинут на землю и весь окутан вьющимися растениями. Еще один, наконец, стоял вместе с алтарем посреди целой рощицы деревьев, словно охранявших его покой и защищавших его, как святыню, от солнца. В торжественной тишине леса он казался божеством, погруженным в глубокий траур по исчезнувшему народу…»

«Какой же народ построил этот город? — задавал вопрос Стивенс. — В разрушенных городах Египта, даже в давно заброшенной Петре, чужестранец знает в общих чертах историю того народа, следы деятельности которого он видит вокруг. Америку же, по словам историков, населяли дикари. Но дикари никогда не смогли бы воздвигнуть эти здания или покрыть резными изображениями эти камни… Архитектура, скульптура и живопись, все виды искусства, которые украшают жизнь, процветали когда-то в этом пышно разросшемся лесу. Ораторы, воины и государственные деятели; красота, честолюбие и слава жили и умирали здесь, и никто не знал о существовании подобных вещей и не мог рассказать об их прошлом…»

Стивенс назвал эти безымянные руины Копаном — по имени небольшой индейской деревушки, расположенной подле них.

Какой народ воздвиг эти замечательные памятники? Чьими руками построены они? Почему творцы бросили свои города, достигавшие иногда огромных размеров, отдав их в добычу тропическому лесу? Что вынудило к этому их обитателей? Эти вопросы волновали не только Стивенса.

Было высказано немало предположений, догадок, фантастических гипотез. Создание таинственных городов поочередно приписывалось древним египтянам, индийцам, смелым мореходам — финикийцам и даже сказочным обитателям Атлантиды. Истина, как это нередко бывает, открылась далеко не сразу.

Археологи и этнографы, историки и языковеды немало поработали, чтобы установить, кем и когда была создана эта своеобразная цивилизация в джунглях. Но в конце концов крупицы строго проверенных фактов, складываясь в единое целое, позволили нарисовать достоверную картину далекого прошлого. Исследованиями ученых было выяснено, что в первых веках до нашей эры предки современных жителей этих областей — индейцы майя — создали здесь ряд государств, периодом расцвета которых были III–VIII века нашей эры. По своему общественному устройству эти города-государства напоминали Древний Египет или Шумер.

Во главе каждого майяского государства стоял правитель, считавшийся олицетворением бога на земле. Его окружали представители родовитой знати и жрецы. Этот господствующий класс беспощадно угнетал рядовых земледельцев, живших в небольших поселках вокруг главного города, и рабов. Тяжек был их труд: у майя того времени имелись только каменные и деревянные орудия; металлов они не знали. Под палящими лучами солнца они срубали каменными топорами деревья, чтобы расчистить поле для посева; возделывали кукурузу, сладкий картофель, фасоль, тыквы, табак, томаты, ваниль и какао. Надрываясь, рабы и общинники тащили многотомные глыбы камня для величественных построек — дворцов и увенчанных храмами, рвущихся к небу пирамид, строили широкие, прямые как стрелы дороги, покрывали чудесной резьбой каменные стелы.

Их тяжкий труд обеспечивал легкую жизнь не только родовой знати, но и прислужникам. Могущественное и многочисленное жречество майя также жило за счет пота и крови простых тружеников. Человек тогда был почти беспомощен перед могучими силами природы. Солнце, которое то ласкало молодые всходы и помогало им созревать, то сжигало их беспощадным зноем; сносившие всё ураганы и землетрясения; ливни, то поившие жаждущую землю, то заливавшие ее так, что посевы гнили, — всё это люди тех времен воспринимали как деяния божеств. Их боялись и перед ними трепетали: ведь от урожая или неурожая зависела вся жизнь общинников. Отсюда и сложные обряды умилостивления, и строительство жилищ богов — пирамид, и человеческие жертвы. А посредниками между богами и человеком были жрецы.