— Ты извини, парень, но я дальше не пойду. Прощай. Ничего не бойся.

— А я и не боюсь, — ответил Габар, но голос его дрогнул. — Вы хорошие ребята, берегите себя.

Он помахал рукой. Фанк тоже чуть приподнял руку, затем резко отвернулся и пошел прочь быстрым шагом. Несколько секунд — и его невысокая фигура слилась с толпой. Все. Пути назад больше нет. Габар тяжело и шумно вздохнул и пошел вперед.

Шаг за шагом Габар так разволновался, что у него вспотели ладони и начала кружиться голова. Действительно, куда он идет, зачем? Поверят ли ему? А вдруг все обман?.. Как зайти в это здание? А если там охрана на входе? Что им сказать? Страх неизвестности, мрачного тяжелого будущего давил и угнетал Габара, сковывал его движения и вызывал дрожь. Несмотря на довольно теплый день, он весь ощетинился, шерсть непроизвольно поднялась и встала дыбом и, касаясь одежды, вызывала неприятные ощущения во всем теле, заставляя без конца поеживаться и почесываться. Габар попытался успокоиться и пригладить себя скользящими движениями ладоней. Без толку. Йуууу!.. Как вшивый тьянга из поганых сериалов, цццай вахидар!..

Он подошел совсем близко — так башня казалась еще выше, еще огромней. Разумеется, здесь было не только отделение полиции — еще масса контор и организаций укрывались под гостеприимной крышей. Какой-то лощеный тип с тонкой папкой в руке прошел мимо Габара, даже не взглянув на него. Да, тут несколько подъездов. Немудрено и ошибиться — пойдешь сдавать оружие в полицию, а попадешь в банк, где тебя и повяжут, приняв за налетчика. Габар вспомнил, как недавно смеялся над этой историей, рассказанной в криминальных новостях, а вот теперь он был в растерянности. Он стоял на ступенях, ведущих ко множеству дверей, и мысленно метался, не зная, что делать и куда идти.

Со скамейки не спеша встал маленький мужчина в светлом костюме, сложил газету, которую до этого читал, и направился к Габару. Габар тревожно посмотрел на него; тот подошел тем временем поближе… Ийии… это же свой, яунджи! Только белой масти, вот издалека он и похож на эйджи. Яунджи-южанин, они все небольшого роста и легкой кости. Это был взрослый, но ростом он был чуть ниже Габара и в плечах поуже. Шерсть очень мягкая, нежная, легкой дымкой покрывающая лицо и кисти рук, белая, только края бровей и самые кончики бакенбардов — кофейные, а волосы на голове — пожестче, чем на теле. Мармозет! Глаза коричневые, круглые, ротик изящный, губы бархатистые. Иногда Габар завидовал южанам. Их все любили — и яунджи, и эйджи. Люди при виде их начинали непроизвольно улыбаться, и им было легче и учиться, и ужиться, и налаживать контакты. А тут ты, тьянга — северянин, руки в мослах, лицо в буграх, жесткая шерсть, хоть наголо остригись — все равно от тебя дети шарахаются и зовут «волколаком», если не в глаза, то за спиной уж точно. Но все равно — свой есть свой, хоть спросить можно, язык не так заплетаться будет. Габар сложил ладони лодочкой и, склонив голову, вежливо начал:

— Тамаль э-каю, каман. Дамбаригу суа саттар ки гонбетида тона-гунули? (Здравствуйте, господин. Позвольте мне спросить — где находится полицейский участок?)

— Это здесь, — ответив на линго, мармозет переложил газету в карман и всеми пальцами руки, как это принято у южан, показал направление. — Первая, вторая и третья дверь слева. Это вход для посетителей.

Мармозет выжидательно смотрел на Габара. Чего он ждет?..

— Вам не кажется, что вы меня уже видели?

«Странный вопрос», — подумал Габар и, в свою очередь, уставился на собеседника. Белый мармозет, умные круглые глаза, ласковый размеренный голос. Фильм… Не может быть!

— Господин Шуань… — голос Габара вильнул, как на льду; он не знал, что говорить дальше.

— Да, все правильно! Я ждал тебя, ты… — Шуань смолк, ожидая подтверждения.

— Я — Габар… Габар ми-Гахун ди-Дагос Яшан-Товияль.

— Здравствуй, Габар, — Шуань улыбнулся и потянул обе руки для рукопожатия. — Я рад за тебя. Ты сделал правильный выбор. Пойдем вместе. Тебя ждет отец.

Габар, словно во сне, взял в свои руки маленькие ладони Шуаня, почувствовал их теплоту, мягкое касание — и шумно, облегченно вздохнул, словно вынырнув из-под воды. Свои, живые, рядом. Ждали меня — они не дадут в обиду, защитят, спасут. А как же киборги? Прощальная улыбка Фанка уже начала исчезать из памяти…

— Пойдем, — уже второй раз настойчиво попросил Шуань.

С ним было легче. Господин Шуань знал все входы, куда идти, с кем общаться; он одинаково хорошо говорил на обоих языках, и вскоре Габар уже сидел в чистой светлой комнате и беседовал с каким-то полицейским. Все, что требовалось от Габара, — это несколько раз четко и правильно назвать себя и заполнить анкеты. Покончив с этим, Габар оглянулся на Шуаня — «А где же отец?»

Но в полицейском царстве не все так просто. Габара сфотографировали, сверились с компьютером, нашли его школьную карточку, опять сверились, потом нашли его портрет в базе данных «Яунджи, пропавшие за последнюю неделю»; входили и выходили какие-то люди с бумагами; Габара медленно, но неумолимо всасывало в себя, словно в зыбучие пески, полицейское делопроизводство — по колени, по бедра, по живот… «Как же так, — тоскливо недоумевал Габар, — обещали же простить, никаких дел в полиции…»

— Все так и должно быть, — улыбался господин Шуань. — Здесь свои порядки. Поверь, они работают очень быстро. Потерпи, пожалуйста.

Отец опознавал Габара среди восьмерых разномастных и разновозрастных яунджи; для комплекта и господин Шуань встал в ряд. Только когда протокол опознания скрепили все должностные лица, сын смог обняться с отцом.

— Прости меня, — всхлипнул Габар.

— Мы любим тебя. Я счастлив, что ты вернулся домой, — отец погладил Габара. — Мы опять будем все вместе, — и, не удержавшись, обронил со скрытой мукой: — Как же ты так?

Габар низко наклонил голову…

После подписания еще кучи бумаг Габар, отец, господин Шуань и курьер с чемоданчиком вылетели с башни на полицейском флаере. Сколько шума из-за одного мохнатого парня… Ходишь ты, ходишь — в магазин, по улице, в школу — и ни о чем не думаешь, но стоит тебе заблудиться, пропасть на три дня — скольким же людям ты задашь работу, сколько будет запросов в Сети, сколько бумаг будет исписано. И это ради одного человека, а их в Сэнтрал-Сити — сто миллионов, и каждый день они идут на работу, а потом домой, пути их пересекаются в бесчисленных трассах дорог, в надземке, в сложной запутанной сети метро. Поднимешься на километр над Городом (Габар видел Сэнтрал-Сити сверху — на экскурсии) — огромный черный муравейник с кишащей массой муравьев. Кто они, что они? А если взять одного пинцетом и посмотреть под увеличительным стеклом — он личность, у каждого своя судьба, чувства, переживания…

В полицейском управлении района Дархес, куда флаер доставил Габара и компанию, было еще чище, еще спокойнее и еще стерильнее, а Габару здесь стало еще тоскливей; ему не нравились светлые стены кабинетов с функциональной стандартной мебелью, где люди работают, а не живут. Казалось, что и зданию люди не нравятся и оно становится довольным только ночью, когда коридоры пустеют, а свет меркнет — поэтому недовольство стен накапливалось и отражалось на людях — вечно занятые, они сновали по этому нелюдскому дому, не обращая друг на друга и на посетителей никакого внимания. Разномастная компания прошла по лабиринту коридоров и где-то потерялась в глубине. Кто-то их встречал, куда-то вел, их ждали, присоединялись новые люди с безучастными лицами, уходили старые. Ушел курьер, отдав под расписку бумаги. Их взяли, поместили в новую папку; какие-то конверты, дискеты, сверка по номерам, количеству страниц. «Спасибо, вы нам больше не нужны». После кратковременного отдыха отец и господин Шуань куда-то пропали; Габара отвели в большую комнату с рядом стульев и длинным диваном, полную яунджи.

Полицейский в синей форме с нашивками на рукаве что-то говорит ему, объясняет; девушка, тоже в форме, обращается к собравшимся, зачитывает какой-то список, имена, выстраивает всех в линию. Габар перестает понимать, что происходит, и не осознает обращенную к нему речь. Как за кулисами студии — «Офицер, сейчас будет конкурс красоты», «Встань сюда», «Все в порядке, идите». Они гуськом выходят на сцену маленького, но уютно скомпонованного зала. Матовые осветители дают ровный, бестеневой свет. Встали, развернулись. Что это? Игра «Ну-ка, напрягись!», «Дуэль умников» или «Любовь навечно»?.. Внизу на удобных пластиковых стульях сидят члены жюри — люди в синем, несколько в штатском; здесь же господин Шуань, отец!.. На сцену выходит первый игрок — высокий, атлетически сложенный парень в сером комбинезоне, пилотка под погоном без звездочек, короткая армейская стрижка. Лицо гладкое, словно с рекламного щита. Раз-два-три! Начали.