Сначала Мойра его только учуяла.

Она прогуливалась по розарию. Звучало замечательно, но на деле бродить среди голых кустов в самый разгар зимы на Кейп-Код оказалось холодно и неуютно. Мойра ушла мёрзнуть, не в силах вынести вида вожака Стаи, прильнувшего к губам своей пары в долгом поцелуе. Из-за этого она чувствовала себя ревнивой самкой. Что только усиливало ее страдания.

Мойра была оборотнем. Причем хорошим. Но это вовсе не означало, что ей не бывало одиноко, как всякому обычному человеку. Не то чтобы она не любила Майкла и Дженни Уиндэмов. Мойра их обожала. Могла убить ради них. Они стали для неё всем, центром ее мира. Она не просто выказывала должное уважение альфа-паре — она считала их лучшими друзьями.

Но Мойра тяжело переживала свое одиночество… а ведь она, скорее всего, так навсегда и останется одна. Её матери, человеку, брак с оборотнем не принес ничего, кроме боли. Желая для своей дочери большего, она взяла с нее обещание, что та свяжет свою жизнь только с тем, в ком будет абсолютно уверена. Благие намерения матери невольно вынудили Мойру держаться особняком. А для оборотня это считалось просто катастрофой.

Мойре жилось гораздо проще, пока Майкл тоже был одинок. Затем, после появления Дженни (а если выражаться словами самой Дженни, после ее «похищения»), несколько месяцев оказались заполнены самыми невероятными событиями. Мойре пришлось помогать новому члену Стаи, альфа-самке, обживать ее новый дом. Времени на тоску просто не оставалось.

А теперь Дженни родила восхитительную девочку, чувствовала себя среди оборотней как дома и о прошлом не вспоминала. Жизнь Стаи наладилась, а значит, ничто больше не могло отвлекать Мойру от печальных мыслей.

Безоговорочно счастливый брак Майкла заставлял Мойру только острее чувствовать свое одиночество. Пусть она и испытывала нежную привязанность к чете Уиндэмов, но увидев, как они крепко обнимаются в укромном уголке, или уловив запах их страсти, Мойре приходилось сбегать, чтобы окончательно не распустить нюни.

Мойра мрачно подумала, что Стая — не место для волков-одиночек. Оборотни были крайне общительны и предпочитали заводить семьи как можно раньше. От одиночек ждали лишь неприятностей, а когда неприятностей становилось слишком много, виновников изгоняли. А быть бродягой плохо. Очень плохо.

Мойра поежилась, вспомнив Джеральда — единственного изгоя, с которым ей довелось столкнуться. Ей-Богу, этого вполне хватило. Сейчас она вспомнила о нём потому, что его старшая дочь, Джеральдина, совсем недавно заезжала в поместье Уиндэм.

После изгнания отца Джеральдина единственная сохранила верность этому бесполезному обрывку меха. Ни одна стая не примет изгоя, поэтому парочка долгие годы колесила по всей стране. Такая преданность достойна восхищения, но бедная девушка дорого за неё заплатила. Ее отец уже год как мертв, а Джеральдина все так же скиталась.

Да уж, от волка-одиночки больше вреда, чем пользы, а Мойра не имела никакого права мешать счастью Майкла и Дженни. Лучше вообще сбегать из дома, унося свою зависть с собой. Именно поэтому Мойра и разгуливала по розарию в феврале. Именно поэтому она, вышагивая тут по неглубокому снегу, наверняка подхватит простуду — и поделом ей! Именно поэтому она смогла учуять незнакомца.

Мысли, кружившие по привычной колее, смешались, когда Мойра втянула воздух и вновь уловила чужой запах. Незнакомец. Мужчина. Человек. Наверное, очередной журналист. Майкл Уиндэм был харизматичным красавцем-миллиардером, лакомым кусочком для папарацци. А теперь, когда он женился и у него родился ребенок, так называемые «репортеры» (Мойра поджала губы) из очередного «желтого» журнала постоянно пытались сфотографировать его дочку.

Она решила найти чужака и выдворить его за пределы поместья, бывшего частной собственностью Уиндэма. Грустные мысли, как, впрочем, и всегда, когда речь шла о долге, отступили на второй план. Мойра обернулась… и увидела незнакомца всего лишь в пятнадцати ярдах за своей спиной.

Мойра разозлилась на себя, потому что никогда не позволила бы чужаку подкрасться так близко, хоть и с подветренной стороны, если бы, увлёкшись, не тонула в океане жалости к самой себе. А еще она изумилась тому, насколько он оказался… ну да, просто изумительным.

У стремительно приближавшегося незнакомца были темно-русые волосы, забранные в хвост. Одетый в выцветшие почти до белизны джинсы и длинный черный плащ, он выглядел очень высоким, едва ли не на целую голову выше Мойры. А его глаза… цвета океана в первый день зимы, темно-синие и полные холодной ярости. Мойра вновь уловила его запах — чистый и свежий, словно только что выглаженное белье. Мужское белье. Просто восхитительное и очень-очень мужское белье. Белье, в которое она могла бы зарыться носом, впиваясь зубами в…

У Мойры просто отвисла челюсть, как от неожиданного появления чужака, так и от его шикарной внешности. Он был самым красивым не-оборотнем, которого она только видела. Жаль только, что придется пинками выгонять его из поместья.

Чужак открыл рот, и они одновременно произнесли:

— Тебе нельзя здесь находиться.

Ответили они тоже в унисон:

— Мне нельзя?

Мойра уставилась на него, уже боясь заговорить, и услышала:

— Мне очень жаль. Но здесь чрезвычайно опасно. Я постараюсь не навредить тебе.

Потрясенная его невероятной скоростью, Мойра пропустила удар. Незнакомец врезал ей открытой ладонью чуть ниже подбородка, достаточно сильно, чтобы опрокинуть ее на мерзлую землю и вырубить на время… будь она человеком.

Тотчас же он подхватил ее на руки и потащил прочь, словно слабоумный жених. Слабоумный и слепой жених — даже не заметил, что она оставалась в сознании.

Возмущенная Мойра схватила его за нос и повернула. Незнакомец взвыл и разжал руки, Мойра шлепнулась прямо в грязь. Он прижал обе ладони к лицу, но она успела заметить, что из носа хлещет кровь. Отлично.

— Больно же.

Мойра вскочила на ноги и зарычала, в самом прямом смысле слова. Она почувствовала, как крохотные волоски на шее встают дыбом. Будь она в волчьем обличии, шерсть на загривке поднялась бы жесткой щетиной

— Ты нарушитель границ, взломщик и полный псих, это — частная собственность.

— Это обасное бесто, — гнусаво предупредил ее чужак, все еще сжимая нос рукой. — Ты не божешь быть здесь.

Незнакомец стиснул ее локоть окровавленными пальцами и потянул. Мойра уперлась в землю ногами и не двинулась с места. Он дернул сильнее. Она пнула его в лодыжку и услышала хруст и низкий стон.

— Девушка, чёрт побери, я пытаюсь спасти твою жизнь!

— Не нуждаюсь я в твоем спасении, идиот. Дебил. Кретин. Убери свои грязные лапы, или я тебе хребет переломлю.

— Да пошло оно всё, — пробормотал он. Затем выпустил ее руку так резко, что Мойра пошатнулась, отступил, выхватил пистолет и выстрелил ей в горло.

Джаред увидел, как великолепная блондинка рухнула на землю, и чуть не вздохнул с облегчением. Черт, как же он облажался! Он уж было подумал, что так и не сумеет с ней совладать. Впрочем, сам виноват — переживая, что навредит ей, ударил слишком слабо. Не хватило духу вмазать по-настоящему. Вот и пришлось расплачиваться за свою доброту — из носа по-прежнему сочилась кровь. Транквилизатор подействовал (слава девизу бой-скаутов!), но что делать теперь?

После долгих лет, когда он разыскивал, покупал, выбивал силой — словом, любым способом добывал нужные сведения, — он наконец (наконец!) добрался до ублюдков-убийц. Но осмотреться на месте Джаред не успел: наткнулся на эту цыпочку. Он неделями следил за поместьем Уиндэма и помнил наизусть обычный распорядок дня его обитателей. В это время в саду, как правило, было пусто. Сегодня же там появилась девушка (она, видно, не была знакома с его разведывательными записями). Стояла себе прямо на линии огня, уставившись на Джареда этими огромными глазищами и явно собираясь набрать полную грудь воздуха и завизжать, словно сирена воздушной тревоги.