Путешествие проходило в молчании.

Никаких разговоров, лишь скрип повозки.

Они просыпались, шумно передвигались по повозке, ели — ничего больше.

Крафт Лоуренс сидел на козлах, сжимая поводья. Шел уже седьмой год с тех пор, как он, восемнадцатилетний, стал бродячим торговцем.

Одиночество было вечным попутчиком бродячего торговца, и Лоуренс, бывало, начинал заговаривать с собственной лошадью. Были времена, когда такое случалось частенько. Но последние несколько дней путешествие проходило в молчании — он не произносил слов, которые стоили бы того, чтобы называть их словами.

Однако если бы кто-то спросил, одиноко ли ему, Лоуренс бы ответил «нет» — благодаря своей спутнице, сидящей на козлах рядом с ним.

Хотя его спутница укуталась в покрывала настолько тщательно, что по фигуре невозможно было определить, юноша это или девушка, на красоту ее лица обернулась бы любая голова, а длинные русые волосы, достойные аристократки, привлекали внимание всех прохожих мужского пола.

Если бы она держалась тихо и вежливо, то без тени смущения могла бы явиться на любой торжественный прием — однако имелась причина, почему для спутницы Лоуренса все было не так просто.

Ведь она обладала парой звериных ушей и хвостом, которые любому постороннему ясно говорили о ней как о порождении зла.

Звали его спутницу Хоро.

Истинным ее обличьем была волчица, настолько огромная, что она могла зараз проглотить человека. Волчица — а еще богиня урожая, обитающая в пшенице.

— …

На мгновение Лоуренсу показалось, что Хоро сказала что-то; но, видимо, она просто открыла глаза. Почему — было, в общем-то, понятно.

Секундой раньше она шевельнула хвостом; значит, пришла очередь ушей. Лоуренс протянул руку, облаченную в перчатку из оленьей кожи, и чуть приподнял капюшон Хоро.

Его рука ощутила, как волчьи уши под капюшоном сдвинулись, принимая новую, более удобную позу. Секунду шевеление продолжалось, потом прекратилось. Хоро, похоже, осталась довольна. В воображении Лоуренса встала картина привередливой аристократки, тщательно выставляющей цветок в вазе, пока он не будет стоять в точности так, как надо. Хоро мягко вздохнула, затем слегка приклонилась закутанной головой к Лоуренсу.

Возможно, так она выражала свою благодарность.

Лоуренс вновь обратил взор на дорогу, и молчаливое путешествие продолжилось.

Прошли времена, когда они, случалось, не понимали друг друга.

Даже без слов им не было одиноко.

Миновала неделя с тех событий в деревне Терео, когда их едва не казнили как преступников.

Сейчас Лоуренс и Хоро направлялись в Реноз, город, где, возможно, хранились еще истории о стародавних похождениях Хоро.

Реноз был крупным северным городом, известным своей древесиной и мехами.

Посещало его довольно много народу, так что Лоуренс и Хоро на своем пути встретили немало торговцев. Лоуренс и сам уже много раз сюда ездил; правда, на этот раз он ехал не по торговым делам.

Сейчас он собирал сведения о древней родине своей спутницы.

Поэтому повозка его, обычно заполненная товарами, была пуста.

Изначально Лоуренс намеревался продать часть той горы печений, которую ему в знак благодарности подарили жители Терео, но всю эту гору сожрала волчица, сейчас безмятежно спящая у него под боком. Если была возможность полакомиться чем-нибудь вкусненьким, она ела и ела, пока было что есть, и приходила в ярость, когда лакомство заканчивалась.

Есть, пить и спать она могла сколько угодно.

Впрочем, Лоуренс не мог не признать, что, одолеваемый холодом и скукой, он и сам бы заснул, если бы только не надобность постоянно держать вожжи. Но как бы там ни было, способность Хоро спать всю ночь, после того как она продремала весь день, поистине впечатляла. Не раз Лоуренс дивился про себя, не пробуждается ли она в ночные часы, чтобы слезть с повозки и повыть на луну.

Так, без особых событий, прошла неделя. А потом полил дождь.

Хоро каким-то образом ухитрилась предсказать дождь за два дня; может, из-за этого воспоминания, а может, из-за самого дождя… так или иначе, она поерзала под своим покрывалом и одарила Лоуренса сердито-обиженным взглядом.

Лоуренс отвернулся. Поделать с дождем он ничего не мог, как бы обвиняюще Хоро на него ни смотрела.

Дождь шел не переставая с середины дня — не лил, а сыпал мелкими каплями, почти как туман; само по себе это была не беда, но вкупе с холодом складывалось ощущение, что тебя посыпают ледяной крошкой.

Руки Лоуренса мгновенно задубели, и он уже начал всерьез подумывать о том, чтобы спрятаться под пологом повозки, когда какой-то бог, видимо, заметил наконец его хорошее поведение.

Хоро тоже почувствовала; ее голова вынырнула из-под покрывала. Затем она зевнула во весь рот.

— …Похоже, мы все-таки доберемся, не успев замерзнуть вконец.

— Тебе легко говорить — завернулась там в свои покрывала, а я мерзну тут снаружи с вожжами в руках.

— Пфф. Это все мое холодное сердце. Его надо держать в тепле, — ухмыльнулась Хоро.

Лоуренс просто не мог на нее сердиться.

Впереди виднелось их место назначения — неясная черная тень посреди белого пейзажа.

— Вот оно. Как подгоревшая рисинка в похлебке, — произнесла Хоро, и ее пустой живот предательски заурчал. Похоже, даже недовольная Мудрая волчица не ожидала, что ее живот выберет столь неподходящий момент для урчания. На мгновение она застыла, потом медово улыбнулась и отложила свои поддразнивания.

Реноз был крупным портовым городом, стоял он на широкой, медленной реке Ром. Значит, если город перед ними, то и река уже близко. Но сейчас ее не было видно из-за мороси. Будь небо ясным, они, несомненно, уже видели бы множество лодок, испещряющих водную гладь.

Подъехав к городу, они увидели, что, помимо лодок на реке, множество их было пришвартовано по берегам. Повсюду виднелись обожаемые Хоро палатки с едой и крепким алкоголем.

Если зимние снегопады помешают им двигаться дальше, то по крайней мере здесь Лоуренс с Хоро скучать не будут.

Однако кое-что Лоуренса все-таки грызло.

— Я должен сказать тебе одну вещь, просто чтобы убедиться, что ты понимаешь.

— Мм?

— Я знаю, ты уже была здесь когда-то, но, может, ты забыла, так что я повторю: Реноз — город дерева и меха.

— Ну да.

Пожалуй, поднимать этот вопрос было поздновато, но то, как Лоуренсу следовало в дальнейшем обращаться с Хоро, зависело от того, сумеет ли он сейчас донести свою мысль достаточно внятно.

— Ты не будешь сердиться, если среди этих мехов попадутся волчьи шкуры?

Лицо Хоро оставалось умопомрачительно непроницаемым; она потянула за шарф из лисьего меха, который служил ей воротником.

Шарф этот она получила в дар от Амати, юноши, пытавшегося ухаживать за ней в Кумерсоне.

В общем-то, в том, что она его носила, ничего такого не было, и, следует признать, в холодную погоду он был весьма полезен, так что Лоуренс обычно молчал. Сейчас, однако, при виде шарфа он поежился.

Хоро, несомненно, прекрасно понимала чувства Лоуренса и нарочито грелась об этот шарф; но сейчас она его сняла и уставила лисьей головой на Лоуренса.

— Я ела мышей, а меня съели волки! — пропищала она, голосом изображая, судя по всему, лису.

Лоуренс вздохнул.

Его противником была волчица Хоро Мудрая.

— Пфф, — продолжила Хоро. — Есть те, кто охотится, и те, на кого охотятся. И кроме того: вы, люди, делаете намного худшие вещи. Вы ведь даже покупаете и продаете себе подобных?

— Так и есть. Работорговля необходима и очень доходна.

— Как ты принимаешь это, считаешь нормальным обычаем твоего мира, так и мы спокойно смотрим на тех, на кого охотятся. И потом: что будет, если роли поменяются? — янтарные с красноватым оттенком глаза Хоро прищурились.