– Как правило, люди, отправляющиеся в такие путешествия, непривычны к дороге. И если ведущий их человек не может правильно их снарядить и принимать в пути быстрые решения, ему очень трудно справляться со своей работой.

– Вообще говоря, с высоты своего опыта управления стаей я могу сказать, что тот самец и впрямь кажется очень надежным. Он прямодушен и хорошо говорит.

С этими словами Хоро стрельнула взглядом из-под полуопущенных век в Лоуренса; тот кашлянул. Коул с застенчивой улыбкой сказал:

– Значит, у господина Пиаски такая важная работа, да… но если так…

Почему господин Лоуренс пытался скрыть ответ от госпожи Хоро? Этот вопрос был написан на лице Коула громадными буквами. Лоуренсу было очень стыдно признавать вслух, что он слишком сильно беспокоился ни о чем, но, если он не примет свое наказание, ему не заслужить прощения Хоро.

Конечно, он не мог бы с гордо поднятой головой называть себя независимым торговцем, если бы всякий раз, когда возникали подобные глупые ситуации, тут же кидался просить у Хоро прощения. Но сейчас, в этой комнате, которая быстро наполнилась бы дымом, если бы в огонь подкинули больше, чем нужно, дров, всякий захотел бы, чтобы хвост Хоро согрел его в ночи. Торговец должен уметь подсчитывать прибыли и убытки.

– В общем, его работа – помогать первопроходцам. Если их поддерживают короли или аристократы, то они захватывают новые земли. Если их поддерживает Церковь, то они распространяют ее учение. Но каковы бы ни были причины, итог один: если первопроходцы находят себе пристанище и им удается там обжиться, это место становится для них домом.

– Аа…

– Эта работа трудна, но в случае успеха может принести немалый доход и благодарность людей. Я даже слышал, что некоторые люди, которые этим занимались, сами становились аристократами по просьбе селян или горожан, которым они помогали. Но среди тех, кто отправляется в новые земли, многие лишились домов у себя на родине из-за войны, голода и болезней. Вот почему, – Лоуренс повернулся к Хоро, – вот почему мне хотелось, чтобы ты не возилась с этой загадкой.

– Пффф.

Хоро отвернулась и кинула в огонь кусочек кожи, который оторвала от своей полоски сушеного мяса. Пепел взлетел в воздух; Коул следил за ним глазами, точно лицезрел нечто чудесное.

– У нас, волков, понятия «нового дома» просто не существует. Дом есть дом, и неважно, кто в нем живет. Важна сама земля. И да, ты, должно быть, беспокоился, что я скажу что-то вроде вот этого?

Благодаря бесчисленным пикировкам за время их путешествия Хоро знала, что творится у Лоуренса в голове, как свои пять пальцев.

– «Пожалуйста, найди новый дом и для меня, хорошо?»

Она кокетливо смотрела на него искоса. Коул с замиранием сердца наблюдал за разворачивающейся перед его глазами картиной. Лоуренс знал, что Хоро сердита на него. Но он знал также, что ее гнев сродни тому, как котенок протягивает лапу с коготками, прося, чтобы с ним поиграли.

– Самцы – воистину дурни и тупицы!

– …Тут мне нечего возразить.

– Действительно.

Саркастично выплюнув последнее слово, Хоро глотнула из бутылки. Лоуренс смотрел на нее с выражением полной безнадежности, прижав ладонь ко лбу. Пока что все развивалось, как обычно. Оставалось только Коулу радостно улыбнуться – и ритуал будет завершен. Но хвост Хоро продолжал колыхаться взад-вперед. Завтра тоже придется вставать рано.

– Я так сильно сердилась, что устала. Спокойной ночи.

Да, ее умение заставлять всех плясать под свою дудку впечатляло.

***

Лишь во второй половине третьего дня пути они прибыли в монастырь Брондела. Быть может, их благословил Единый бог – сильный снегопад был лишь на второй день; но вот то, что досматривали их не очень строго и что они довольно легко прошли внутрь отделения, не давало поводов для радости.

Высокие стены, окружающие это место, были по виду вполне монастырскими, но едва Лоуренс и его спутники очутились внутри, им показалось, что они в городе торговцев.

– Ты, что будет, если ты случайно уронишь на землю монетку?

Уже по тому, что сидящая на лошади Хоро не удержалась от подобной фразы, ясно было, насколько густая атмосфера торговли тут царила. Если бы здесь кто-нибудь уронил монетку, это привлекло бы всеобщее внимание – все равно что чихнуть в церкви.

– Не исключено, что здесь можно купить абсолютно все… – жизнерадостно произнес Пиаски, едущий рядом. Лоуренс усмехнулся в ответ, но уверенности, что Пиаски шутил, у него не было.

Середина улочки была расчищена от снега, зато по бокам громоздились высоченные сугробы. Из-за этого холод стоял, как в ледяной пещере. Даже грива их коняги покрылась ледком в некоторых местах.

Несмотря на мороз, торговцы были повсюду; они оживленно беседовали о делах, скрестив руки. Судя по тому, как они притопывали ногами, точно резвящиеся дети, они действительно получали удовольствие.

– Пожалуйста, подождите немного, пока я не устрою вам жилье.

– Надеемся на тебя.

Пиаски сперва привязал лошадей, на которых они ехали, в общественной конюшне, потом потрусил прочь. Чтобы залезать на лошадь и слезать с нее, требовался некоторый навык, особенно когда все тело закоченело от холода. Лоуренс слез сам, потом спустил на землю Хоро и Коула.

Выгрузив с саней пожитки, он поблагодарил возницу за безопасную поездку. Лошадь оставалась такой же невозмутимой, как и прежде, но возница сложил руки на груди – вежливый жест прощания. Это было живое воплощение истинного северянина.

– Ты, здесь просто удивительно много всего. Ты же говорил, это всего лишь дальний уголок или что-то вроде того?

– Не могу сказать, что знаю все, так что полной уверенности у меня нет. Но я точно знаю, что здесь торговое отделение, где, говорят, «шерсти столько, что можно наполнить Уинфилдский пролив». Смотри! Вон там даже окна застеклены.

И действительно, в окнах на верхнем этаже впечатляющего трехэтажного каменного здания отражалось сизое небо, посыпающее землю снежными хлопьями. Не во всех домах здесь были застекленные окна, но от всех исходило ощущение величия и прочности – казалось, они вполне смогут выдержать небольшой штурм.

Домов было пять, и стояли они по обе стороны от широкой дороги, ведущей от ворот. Но здесь были не только дома. Еще и общественные конюшни, а за ними овчарни. И, словно размеры этого места недостаточно поражали воображение, подобных отделений было несколько (если верить Пиаски).

– Впечатляющее достижение – построить такое здесь, в снегу.

Хоро смотрела перед собой, уверенно улыбаясь. Это отделение монастыря предназначалось исключительно для торговцев. Всего лишь отделение, притом на приличном расстоянии от главного здания – но его вид никоим образом не пятнал репутацию монастыря.

Дорога упиралась в здание, еще более впечатляющее, чем остальные, – настолько, что внушало даже благоговение. На его шпиле, упирающемся, казалось, в небеса, красовалась эмблема Церкви. А ниже висел колокол, настолько громадный, что его и четырнадцати лошадям не сдвинуть.

Скорее всего, это было святилище, куда ходили торговцы, желающие душевного покоя. И, видимо, оно и впрямь приносило в их души покой, несмотря на то, что исходящее от него ощущение громадного веса само по себе, казалось, могло раздавить любого.

– Я вспомнил кое-что, что слышал в школе.

– Хмм?

– Я слышал, церковники с севера лучше других умеют допрашивать еретиков.

Смысл этих слов Коула был Лоуренсу совершенно ясен: церковники с севера ведут допросы, не ведая жалости. Да, именно оттого, что эти бородатые священники здесь живут, у них такие холодные, жестокие глаза ястреба и они так хорошо умеют допрашивать еретиков.

– Но это ведь было давным-давно, разве нет?

Проследив за взглядом Хоро, Лоуренс принялся наблюдать за монахом в рясе толще овечьей шкуры. Монах только что вывел из здания большую группу торговцев и сейчас весело беседовал с ними. Он был толст и пухлощёк. В общем, в его внешности не было ни намека на скромность, чистоту и добродетельную бедность.