Лоуренс задумался над последними словами Хьюга. «Нет времени» – он имел в виду, что те места пропадают слишком быстро?

– Нет времени?

– Да. Мы должны спешить. Есть огромное множество мест, которые я хотел бы, чтобы госпожа Бонели изобразила, но ее жизнь коротка. Я часто думаю – если бы только она могла жить так долго, как мы.

Лоуренс не был уверен, что при этом откровении изумленный возглас вырвался лишь у него одного. Он-то предполагал, что Фран Бонели – особое существо, как Хоро и Хьюг. А теперь у него возник новый вопрос: если время так драгоценно, почему Хьюг и его родичи просто не занялись рисованием сами?

– Как и ты, я создан, чтобы быть торговцем, – произнес Хьюг.

Лоуренс вдруг осознал, что озадаченно чешет в затылке; должно быть, Хьюг угадал его мысли.

Хьюг опустил глаза, потом с улыбкой вздохнул. Перевел взгляд на картины, и глаза его сузились.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать. Честно говоря, мы как-то раз в самом деле взяли кисти и краски… и мои товарищи отправились на север и восток, чтобы запечатлеть для юга старые пейзажи, которых сейчас уже давно нет… Но мои товарищи не бессмертны.

Хоро была духом-волчицей, обитавшим в пшенице, и Лоуренс помнил ее слова: если пшеница, в которой она живет, исчезнет, погибнет и она сама. Вдобавок у нее и естественная продолжительность жизни не бесконечна.

Но Лоуренс не думал, что Хьюг ведет речь о смерти от старости.

Хьюг молча смотрел на него. У него были глубокие, спокойные глаза старого мудрого человека.

– Они взяли кисти и отправились в странствие, наблюдая за миром из чувства долга. И что же они увидели? Леса вырублены, реки перегорожены плотинами и текут по-другому, горы раскопаны и изранены. В конце концов они не смогли этого выносить и сменили кисти на мечи.

Лоуренс уже слышал эту историю. Он кинул взгляд на Коула – мальчик был само внимание.

– Но их было слишком мало. Одного сожгла Церковь, другого раздавила армия. Один был настолько напуган собственным бессилием, что… да. Немногие остались хотя бы в воспоминаниях; они исчезают, как морская пена. Люди – они… о, приношу свои извинения.

– Ничего страшного, – произнес Лоуренс, и Хьюг ответил печальной улыбкой.

– Люди обрели колоссальную силу. Мир уже давно в их руках, а наш век остался позади. Те, кто не пожелали с этим смириться, один за другим пали в боях и ныне существуют лишь на пергаменте, в виде легенд. И даже эти пергаменты рассыпаются – их едят мыши и моль. И есть мы, те, кто остались; овцы – в человеческом понимании слова «овца». Никому из нас недостает храбрости взять в руку кисть – мне в том числе. Самые храбрые из нас пали первыми… это было жестоко.

Лоуренс слишком хорошо понимал, почему Хьюга заботил человек Фран Бонели в большей степени, чем баран Хаскинс и волчица Хоро. Несомненно, Хьюг и его товарищи не раскрыли ей свою истинную натуру.

В таком случае существовало немного способов удержать ее при себе. Чтобы она рисовала для них картины, они готовы были склоняться перед ней, делать все, чтобы она не обижалась, соглашаться на любые ее требования, даже самые неразумные.

Даже признать в разговоре с Лоуренсом, что она существует, – это уже была большая уступка со стороны Хьюга.

– Да, жестоко, – произнесла Хоро, потягивая кислое вино, которое, Лоуренс был уверен, ей не нравилось. – Ты поэтому так сильно расстроился, когда меня увидел, да?

Лоуренс посмотрел на Хоро; Коул сделал то же.

Птицы и лисы навещали этого барана, но волки – почти наверное нет. Волки обладают клыками, когтями и смелостью, позволяющей пускать их в ход. Они первыми прибегают к насилию.

И поэтому они первыми погибают.

Хьюг обратил на Хоро спокойный взгляд и медленно кивнул.

– Да.

– Хех. Ну и ладно. Я бы сильнее огорчилась, если бы было наоборот.

Из-за того, что такая смелость шла ей, Хоро заслужила прозвище «Мудрая волчица». И именно сейчас Хьюг окончательно перестал ее бояться.

– …Завидую такой силе. Сам я часто думал: если уж мне суждено так долго жить, почему я не родился камнем или деревом?

Хоро говорила уже без всякой сдержанности.

– Не могу сказать, что испытываю те же чувства. Будь я камнем или деревом, я не смогла бы путешествовать с этими двумя.

Хьюг улыбнулся.

– Да. Жизнь в мире людей может действительно доставлять радость.

– Мм. Они забавные.

И все же у Лоуренса невольно возникла мысль, что неслучайно предложенное им вино оказалось не очень-то сладким.

***

Золото, серебро, медь, железо, олово, свинец, камень.

Фраза «отделять зерна от плевел» широко известна, но в действительности определять, что ценно, а что нет, бывает сложно.

Пока Лоуренс и его спутники ожидали возвращения Фран, которая была где-то в городе, Хьюг показывал им склад. Здесь были не только картины, но также множество изящных поделок, которые Хьюг купил вместе с этими картинами.

– Здесь много фальшивок, но… а, смотрите, вот брусок, чтобы прижимать свитки. Но, мм, похоже, он не золотой, а только позолоченный. А, да, вот смотрите! Ну что с такими вещами делать?

Хафнер Хьюг, владелец склада, похоже, сам точно не знал, что именно в нем хранится, – судя по тому, как он сделал это свое заявление, держа брусок в руке.

Хьюг рассказал Хоро о Фран, потому что Хоро была древним существом, как и он сам; однако все же он был духом барана и к тому же торговцем. Несомненно, из этой сделки он рассчитывал извлечь какую-то выгоду.

Хоро и Коул хотели узнать, нет ли у него готовых картин с изображением Йойтсу, родины Хоро, и Хьюг отправил их вглубь склада, но при этом не оставлял без внимания и Лоуренса. Бродячий торговец, путешествующий от страны к стране, не мог похвастаться богатством, зато возмещал это познаниями. Хьюг, несомненно, желал знать, нет ли среди пыльных поделок в его складе чего-то неожиданно ценного. Лоуренс чувствовал себя свиньей, натасканной на поиск трюфелей.

Безусловно, спрос на товары разнится от города к городу: в одном отлично продается все, где есть волчьи мотивы, а в другом настолько в моде золотые оттенки, что даже позолоченные вещицы не залеживаются на прилавках. Лоуренс был рад возможности поделиться своими познаниями о том, в каких городах для каких товаров хороши условия.

Город, в котором отличные условия для торговли, можно сравнить с пьяницей. Совершенно невероятные вещи можно продавать с легкостью; учитывая, сколько барахла хранилось у Хьюга, в таком городе он мог бы озолотиться.

– В общем, такие дела.

– Понятно, понятно. Я глубоко признателен. Конечно, пока я сижу здесь, я слышу истории из самых разных мест, но, увы, большинство моих посетителей не идут дорогой торговца, и потому сведений, которые были бы полезны в делах, я получаю мало.

Даже пока он говорил, Хьюг не переставал делать пером пометки на полях какого-то старого счета. Если только его хорошее настроение не было притворным, он явно рассчитывал получить немалую прибыль.

Хоро бы лишь фыркнула, если бы Хьюг обратился к ней, но Лоуренс ведь был торговцем.

Лоуренс думал об этом, когда его взгляд упал на некий предмет в горе мусора.

– …А это?..

– А, вот, значит, куда я задевал эту старинную вещицу.

Лоуренс извлек предмет из щели между двумя деревянными ящиками, и Хьюг, радостно улыбаясь, потянулся к нему.

Лоуренс даже представить себе не мог, для чего мог бы служить этот предмет. Он передал его Хьюгу. Это было золотое яблоко; Хоро бы точно улыбнулась, увидев его.

– Для чего оно вообще?

– О, это одна из этих – грелок для рук.

– Для рук?

Вместо ответа Хьюг протянул яблоко обратно Лоуренсу, и тот заметил, что оно и вправду чуть теплее, чем было только что.

– Это для торговцев, которые хотят чуть-чуть блеснуть своим богатством. Его можно подержать у очага или велеть ученику нагреть своей кожей, а потом, например, греть руки, когда пишешь. Правда, тот, кто осмелится воспользоваться им в зимнем путешествии, обнаружит, что его руки прилипли.