– Тебя, подонок, тебя! Кого же еще? На всю жизнь запомнишь, как трогать госпожу, собака! Убью гадину!

Поль схватил Фому за волосы, рванул на себя, перехватил руки, поднял его и швырнул в угол, где тело Фомы проскользило пару футов по полу и, сломав стул, ударилось о стену. Затих его легкий стон, и в комнате наступила мертвая тишина. Потом Давила спросил, тяжело дыша:

– Мадам, как же так? Как случилось, что этот подонок набросился на вас? Или я плохо расслышал ваш призыв?

– Ох, Поль! Как же ты вовремя подоспел ко мне на помощь!

– Воздадим хвалу Господу за то, что он надоумил меня находиться поблизости, мадам. Розалия, чего стоишь, пялишься на мадам? Неси платья и остальное. Видишь же, в каком виде госпожа! Быстрее поворачивайся!

Вбежавшая на шум служанка ахала, с опаской поглядывала на распростертое тело. Зажженные свечи позволяли заметить, что Фома пока что не подает признаков жизни, и Розалия сказала:

– Может, глянуть на мессира? Что-то он долго не шевелится…

– Какой мессир? - Поль рыкнул в сторону говорившей: - Разбойник с большой дороги, вот кто этот мессир. Сам очухается! И пусть благодарит Бога, если жив останется.

– Ах, Поль, позволь мне одеться. Я вся еще дрожу. И уберите этого негодяя, пусть он не попадается мне на глаза. И чтобы никогда его в моем доме не было. Вы слышали? Спускать собак на него, коли появится!

Служанка хихикала, стыдливо прикрывая рот ладошкой. Фома выглядел слишком бесстыдно. Полуспущенные штаны, расхристанная сорочка, и голова в луже рвоты, которая медленно вытекала из его полуоткрытого рта.

Через несколько минут появился вызванный Розалией конюх, осмотрел Фому, ухватился за ворот и руку и небрежно поволок бесчувственное тело из комнаты.

Розалия бесцеремонно вытолкала Давилу за дверь и принялась обтирать раздетую Ивонну водой с уксусом. Та еще изредка всхлипывала, глаза опухли от слез, но она явно успокаивалась, покорно выполняла все распоряжения служанок, а те с интересом и любопытством оглядывали госпожу, ахали и охали, суетились, стараясь утешить хозяйку.