– И все же, Арман, давай поторопимся. Мы отстали более чем на две мили.
Пьер заставил себя прибавить шаг. Час спустя он заметил признаки близкого колодца. Впереди виднелись чахлые зеленовато-серые кусты и трава, качающаяся под ветром. Он огляделся, но каравана не было видно. Следы были повсюду, но нельзя было заметить ни людей, ни животных.
Арман далеко отстал и едва был виден позади. А Пьер ускорил шаг, хотя сам едва мог шевелить ногами. Его охватила паника, несмотря на близость колодца. Где же караван? Не может быть такого, чтобы вблизи колодца его не оказалось. Но почему же его не видно?!
Перед закатом Пьер наконец добрался до колодца. Каравана здесь не было, зато были многочисленные следы какого-то несчастья. На небольшом пространстве перед колодцем валялись обрывки тряпья, сломанное копье, испачканные кровью накидки и несколько трупов охранников и погонщиков. Всего Пьер насчитал шесть тел.
Его охватили такой страх и отчаяние, что он готов был завыть волком.
Обойдя ровную площадку, он обнаружил двух раненых. Они стонали, корчась в лужах крови, смотря отрешенными и молящими глазами на Пьера.
Один из охранников был ранен копьем в живот и молил дать ему воды. Пьер подошел к нему, осмотрел рану, покачал головой и сказал, несмотря на то что раньше прикидывался немым:
– Саадит-друг, тебе нельзя воды. Умрешь быстрее от нее.
– Дай, дай! Аллахом прошу! Все горит внутри.
– Могу и дать. Все равно с такой раной ты не выживешь. Аллах призывает тебя к себе.
Пьер бросился к колодцу, поднял бурдюк с водой и поднес кружку к сухим губам раненого. Тот жадно пил, захлебываясь. Потом отвалился с бледным лицом и сказал:
– Спасибо, руми, пусть Аллах пошлет тебе лучшую долю.
– С чего ты взял, что я руми? - в недоумении спросил Пьер.
– Это все в караване знали, руми. Трудно притворяться так долго и неумело. Ох!
– Ладно, а что тут-то произошло? Можешь рассказать?
– Проклятые туареги, синие люди! Он подъехали, мы думали, что возьмут обычную плату за проход по своей земле, а они побили нас, караван захватили и умчались в пустыню…
Он замолчал, видимо, слабея. Руки непроизвольно прижимали под накидкой вылезавшие наружу внутренности.
Пьер отвернулся и подошел ко второму раненому. Тот уже лежал без сознания. Повязка с головы свалилась, обнажив рубленую рану на лбу. Кровь уже едва сочилась, но человек еще дышал. Мухи роились вокруг, и Пьер прикрыл рану повязкой. Потом он принес воды, промыл рану, и человек застонал, открыл глаза и безумным взглядом обвел все вокруг. Он явно ничего не соображал, и Пьер не стал его расспрашивать. Он лишь перетащил раненого в тень от кладки колодца, напоил и оставил, направившись к первому.
Тот лежал тихо и умиротворенно, устремив неподвижные уже глаза в белесое небо пустыни.
Пьер прикрыл мертвые глаза, оглянулся кругом. Арман приближался на осле, издали кричал, спрашивая о случившемся.
– Все, Арман! Остались мы одни! Туареги ограбили караван и ушли в пустыню. С нами один раненый, а другой уже умер.
Арман сполз с осла, тот поспешил к колодцу с водой и припал жадными губами к прохладной влаге, которую перед этим Пьер вылил в каменное корыто. Сидя на камнях, Арман устремил взгляд в одну точку. Мыслей в голове не было. Он был оглушен, подавлен, полностью лишился воли и стремления выжить. Это Пьер видел по его отрешенному взгляду и молчанию.
– Арман, что с тобой? - спросил Пьер, с тревогой глядя на друга. Тот махнул рукой и опустил голову еще ниже, потом сказал в отчаянии:
– Теперь нам конец! Сколько времени мучились, чтобы дойти до такого! А стоило ли? Я больше не могу!
– Вставай, Арман! Попей воды, и все пройдет. Нельзя так распускать себя. Мы у колодца, воды нам хватит, а там может появиться еще караван или берберы, на худой конец. Не отчаивайся, умоляю тебя. Встряхнись, друг!
– Нет, Пьер. Все кончено. Я не хочу больше бороться с этой проклятой пустыней. Не трогай меня…
Пьер подошел ближе и с силой, на какую только оказался способен, отвесил другу оплеуху. Тот охнул и повалился на землю, глянул в недоумении на Пьера.
– Ты что? Что с тобой? За что?
– За безволие! За нежелание жить! Жизнь нам Богом дана, и Бог ее у нас и возьмет, когда сочтет это необходимым! Вставай, иначе получишь еще! Ишь ты, как распустил сопли! Разводи огонь и готовь пищу, пока я займусь раненым и трупами. Быстро!
Арман неожиданно проворно встал, даже отряхнулся и молча стал делать указанное, с опаской поглядывая на Пьера.
Раненый немного оправился и смог даже говорить, хотя и не очень внятно. От него Пьер ничего нового не узнал. Разобрать его бормотание было не так-то просто.
Уже стемнело, вокруг слышались тявкающие голоса шакалов, которые почуяли поживу, и Пьер содрогнулся, представив, что и они могли быть ее частью.
Он стащил трупы в ложбинку шагах в ста от колодца и стал забрасывать ее камнями. Работа двигалась медленно, а голод говорил о себе звучным бурчанием в животе.
Пьер вернулся к колодцу, где ужин уже был почти готов, напился свежей воды, принес попить раненому, собрал валявшиеся вокруг накидки и другие тряпки для сооружения постелей. Вокруг колодца имелись стенки для защиты от ветра, но крыша над ними давно сгнила и развеялась ветрами.
– После ужина пойдем и вместе засыплем могилу, - сказал Пьер, не глядя на Армана. Тот промолчал, но было видно, что он согласен.
Костерок бездымно мерцал в ночной темноте, ослик щипал траву вокруг колодца. В кустах шуршали не то ночные птицы, не то какие-то мелкие хищники, но
Пьер не обращал на это внимания. Он уже привык к звукам пустыни.
Он вяло думал о сложившемся невеселом положении, но ничего путного придумать ему не удавалось. Он не знал ни дороги, ни даже направления, которого стоило бы держаться. Единственная надежда на раненого, если тот сможет им помочь.
– Пьер, что нам делать теперь? - спросил Арман как-то неуверенно и с опаской.
– Еще не знаю. Завтра будем отдыхать и осматриваться. Надо восстановить силы, а уж потом думать о будущем.
Они растянули невысоко от земли накидку, брошенную кем-то, и получилось что-то вроде полога, который хоть малость мог защитить от ночного холода. Собрали в кустарнике сухого хвороста и поддерживали слабый огонь, пока сон не навалился на них усталой тяжестью.
